Предыдущая публикация
Свёртки
Лена в растерянности бродила по большому опустевшему дому. Гости разошлись быстро, хотя разве можно называть гостями тех, кто пришёл на поминки... Как называются те, кто пришел вспомнить? Или помянуть?.. А может быть, они и не для этого приходили, как знать...
Дом, не успевший осознать произошедшего, ещё светился изнутри её светом. Слишком быстро он осиротел, словно испустил дух, а дух не улетел и ещё витает, наполняя пространство её заботой и любовью.
***
Она любила его всегда. Да, с первого взгляда. Хотя нет, вначале он был её мечтой. Она долго думала о нём, смаковала детали запланированной встречи, завидовала подругам, искала его, ждала и верила — он обязательно случится.
Так и произошло. Пусть это было не по её плану, а так, как решил он сам, но всё равно теперь он у неё был, и она была счастлива. Такой красивый, большой и добрый, а главное, что он только её, и его никогда не нужно ни с кем делить.
А что такое делить, Лена знала очень хорошо. Она была старшей дочерью в многодетной семье. После неё родилось три брата и две сестры. Детство Лены закончилось в пять лет, когда мама с папой принесли в дом большой свёрток. Из-под белоснежного кружевного треугольника выглядывал кто-то с розовым носом, огромными щеками и чёрными пуговками глаз. Увидев родителей, Лена кинулась было к папе, думая, что он, как всегда, подкинет её к потолку и расцелует, а он вытянул руки и сказал, что всё, она теперь большая. И это в пять лет! Лена не плакала, она оцепенела.
Последующие свёртки появлялись каждые полтора года. Лена любила своих братьев и сестёр, просто она уже никогда не была одна с мамой и папой. Они больше никогда не ходили по выходным в парк втроём, где ей покупали мороженое, и она летела вместе с папой в кресле с цепочками над верхушками деревьев, обгоняя пушистые облака... Тогда её платье развевалось, ветер унёс панамку, Леночка хохотала то ли от страха, то ли от восторга, а папа прижимал её к себе, обещая, что всё будет хорошо. Внизу, задрав голову и щурясь от солнца, на них смотрела мама.
Больше так не было никогда. Лена теперь была старшей сестрой. Навсегда. Мама и папа теперь не принадлежали ей одной. Она хорошо знала, что такое делить.
И тут в ее жизни появился он – ее Миша, тот кто целиком и полностью принадлежал только ей.
Лена и Миша. Ей не нравилось звучание их имён в сочетании. Она стала называть его Михель, прочла где-то. Ей показалось, что это необычно и очень по-особенному, не как у всех. Себя попросила звать Элен.
— Михель и Элен. Так намного лучше, правда? — спрашивала она у своих друзей. Её мало кто понимал, но потом привыкли. Только мама была против. Но это не сильно расстраивало Лену. Маме она всё прощала, чтобы хоть как-то приблизиться к ней в своём отчаянном желании получить кусочек любви.
С Михелем они везде были вместе. Ей нравилось с ним говорить. Он был единственным, кто выслушивал её всегда, поддерживал, советовал, терпел её слёзы и смеялся над её шутками. Она любила с ним засыпать и просыпаться, уютно свернуться калачиком, прижаться и улететь в сны-мечты о своём будущем. А сколько километров они вместе прошагали по своему городу! Тогда ещё не было предвестников той большой беды, они были счастливы и никогда не расставались.
Всё случилось внезапно. На их город и страну обрушилась большая беда. Люди бежали, срочно бросали дома, вещи, оставляли всё любимое, дорогое и нажитое поколениями. У них не оставалось ничего. Она не хотела уезжать. Плакала, хваталась за него, хотела быть только с ним, и неважно, где и как. Он остался. Ему нельзя было ехать.
Она навсегда запомнила, как прощалась с ним в доме бабушки. Где-то далеко грохотало небо и земля, рушились чьи-то судьбы, исчезали сёла и деревни, плакала земля. Она быстро поцеловала его и вышла, оглянувшись напоследок, стараясь запомнить его взгляд и тепло, оставить в памяти аромат абрикосового сада, который проникал в дом сквозь распахнутые несмотря ни на что окна, и солнечные лучи, что струились сквозь комнату, играя пылинками над дощатым коричневым полом...
На огромном столе, за которым они часто собирались всей семьёй, стояла миска, накрытая салфеткой. Хлеба в ней не было, да и, наверное, уже никогда не будет. Именно таким она запомнила тот дом навсегда. Они сбегали. Никто не знал, что их ждёт. Ей было больно оставлять дом своего детства, прощаться с ним и с бабушкой, которая не согласилась уезжать.
— Куда же я без них? — бабушка показала рукой в сторону кладбища, где были похоронены все её родные, прижала к себе Лену, поцеловала её сухими губами в висок, поправила ей волосы. — Езжай, деточка, маме твоя помощь нужна, а мы уж тут справимся, да, Михель?
***
Они долго переезжали с места на место. Нигде не могли найти пристанища и стать своими. Лене некогда было дышать. Она помогала родителям, заботилась о младших, они обустраивали быт. В редкие минуты наедине с собой она скучала по нему. Ей было тоскливо и одиноко, не к кому прижаться, рассказать свои девичьи боли, обсудить какие-то курьёзные случаи, посмеяться или просто поплакать, обняв своего огромного мягкого Михеля. Ей казалось, что это навсегда, ведь она так сильно скучает.
Прошло время. Они, конечно же, обустроились. Мама по-прежнему сидела дома. Готовила на всех, убирала, стирала, ждала их с работы. Отец устроился по специальности, дети ходили кто в школу, кто в колледж.
Лена, как только смогла, переехала в другой город. Ей казалось, что так, вдали от всех, ей будет лучше. Думала, что сможет стать сама собой, ну, если не стать, то хотя бы узнать, кто же она. На новом месте она всем представлялась Элен. Её никто не спрашивал, почему её так зовут. Тут это никого не удивляло. В её новой жизни вообще мало кто интересовался другими людьми. Все жили словно в параллельных мирах. Каждый сам по себе.
По ночам ей снился абрикосовый сад, её Михель и бабушкины руки, белые от муки. Как случилось так, что она забыла его? Повзрослела или очерствела? Кто этот мужчина в её доме? Хотя какой же это её дом? Где он остался, тот настоящий её дом, затерявшийся среди зелёных холмов и цветущих садов, с белыми занавесками на двойных окнах, с тёплым молоком и горячим хлебом, пахнущим счастьем?.. Где тот, кого она, казалось, любила всегда?
— Элен, мы сегодня ужинать будем, или ты опять не со мной? — спросил её муж. Она вышла замуж по настоянию родителей за сына их друзей, переехавших так же, как и они. Мужа она не любила, да и сама была для него абсолютно чужой. Два острова в одном океане.
— Ты вернулся? — удивлённо спросила Лена.
— Ты словно и не ждала, — утвердительно сказал он и вышел из кухни. — Позовёшь, когда будет готово. Кстати, тут тебе телеграмма.
***
Проводив людей, Лена медленно собирала с поминального стола посуду. Из её семьи приехала только она. Ни мать, ни отец не смогли, братья тоже все сказались занятыми, сёстры разъехались по другим странам и просто не успели бы на похороны. А она? Она не могла не приехать. Бабушка любила её больше всех. Наверное, Лену больше никто не будет так любить — просто за то, что она Лена и она есть.
В этом доме ей не хотелось быть Элен. Бабушка всегда звала её Леночкой. Тихо так звала, словно шёпотом, но Лена всегда слышала и прибегала.
— А что же ты Михеля не взяла с собой? Садись, внучка, будем чай пить. Смотрю, как ты устала, отдохни, деточка.
Лена вытирала белоснежные тарелки накрахмаленными полотенчиками с вышивкой и вспоминала, как она провожала бабушку сегодня и гладила её маленькие, сухие, морщинистые руки, сложенные домиком на груди. Платочек на голове чуть сбился в сторону. Лена поправила седые волосы, вернула платочек на место и прижалась сухими губами к бабушкиному виску.
— Прости меня, моя любимая! Прости! — она не сдерживала слёз. Ей было легко и спокойно оттого, что бабушка вернётся к своим, и бесконечно стыдно при мысли о том, как она тут справлялась одна, без них всех.
***
Господи, сколько вещей! Что теперь с этим делать? Лена второй день прибиралась в доме. Мыла, стирала, протирала пыль, крахмалила шторы и скатерти, набрала в саду цветов и наполнила ими все вазы в доме, сдернула чёрную ткань с зеркал. Ей хотелось жизни. Она чувствовала, как бабушка одобрительно смотрит на неё с небес, от этого сердце Лены наполнялось светлой печалью.
Дом был большой. Его пустота пугала и отталкивала. Она разбиралась в нём постепенно, каждый день — новая комната, оставляя напоследок свою детскую спальню. Её словно что-то останавливало и отвлекало каждый раз, когда она собиралась туда зайти.
— Ну, вот мы и встретились, — Лена стояла перед своим Михелем и не узнавала его. Он был совсем другим. Жалким, потрёпанным, с израненной душой. Её удивило, какой он маленький, совсем не большого размера, куда девалась его былая стать?
Тонкая грань между «соскучиться» и «отвыкнуть».
Лена больше не любила его. Ей было тепло от их воспоминаний, но не более того. Она словно очнулась от своего сна, в котором пребывала уже много лет, живя в чужом городе с чужими людьми, помогая всю жизнь матери с отцом и обслуживая братьев и сестёр.
Здесь же было всё своё, тут она словно нашла ту самую маленькую Лену, которая ещё не Элен.
Окно Фото из открытых источников
Лена достала из чулана керамический бочонок с мукой, сняла треснувшую крышку. На большой деревянный кухонный стол насыпала горку муки, сделала в середине углубление, разбила яйцо — жёлтое, словно солнце над белоснежными вершинами гор, налила чуть тёплой воды, побежавшей, как ручейки по весеннему склону — так делала бабушка. Замесила тесто. Печь уже топилась. Тепло начало разливаться по отсыревшему дому. На стуле возле окна сидел её Михель — старый плюшевый медведь с надорванным ухом и распоротым швом на боку, через который виднелись опилки.
Лена, взяла на руки свою израненную детскую любовь, обняла его руками, изо всех сил прижав к животу, ощутив тепло от плюша.
— Будем чай пить, садись, Мишенька.
Порыв весеннего ветра распахнул окно, щедро насыпав в комнату облако абрикосовых лепестков.
Таша Муляр
04.04.2024 г.
автор канал на дзене - #ТашаМуляр ЖИЗНЬ БЕЗ ДУБЛЕЙ
И тут в ее жизни появился он – ее Миша, тот кто целиком и полностью принадлежал только ей.
Лена и Миша. Ей не нравилось звучание их имён в сочетании. Она стала называть его Михель, прочла где-то. Ей показалось, что это необычно и очень по-особенному, не как у всех. Себя попросила звать Элен.
— Михель и Элен. Так намного лучше, правда? — спрашивала она у своих друзей. Её мало кто понимал, но потом привыкли. Только мама была против. Но это не сильно расстраивало Лену. Маме она всё прощала, чтобы хоть как-то приблизиться к ней в своём отчаянном желании получить кусочек любви.
С Михелем они везде были вместе. Ей нравилось с ним говорить. Он был единственным, кто выслушивал её всегда, поддерживал, советовал, терпел её слёзы и смеялся над её шутками. Она любила с ним засыпать и просыпаться, уютно свернуться калачиком, прижаться и улететь в сны-мечты о своём будущем. А сколько километров они вместе прошагали по своему городу! Тогда ещё не было предвестников той большой беды, они были счастливы и никогда не расставались.
Всё случилось внезапно. На их город и страну обрушилась большая беда. Люди бежали, срочно бросали дома, вещи, оставляли всё любимое, дорогое и нажитое поколениями. У них не оставалось ничего. Она не хотела уезжать. Плакала, хваталась за него, хотела быть только с ним, и неважно, где и как. Он остался. Ему нельзя было ехать.
Она навсегда запомнила, как прощалась с ним в доме бабушки. Где-то далеко грохотало небо и земля, рушились чьи-то судьбы, исчезали сёла и деревни, плакала земля. Она быстро поцеловала его и вышла, оглянувшись напоследок, стараясь запомнить его взгляд и тепло, оставить в памяти аромат абрикосового сада, который проникал в дом сквозь распахнутые несмотря ни на что окна, и солнечные лучи, что струились сквозь комнату, играя пылинками над дощатым коричневым полом...
На огромном столе, за которым они часто собирались всей семьёй, стояла миска, накрытая салфеткой. Хлеба в ней не было, да и, наверное, уже никогда не будет. Именно таким она запомнила тот дом навсегда. Они сбегали. Никто не знал, что их ждёт. Ей было больно оставлять дом своего детства, прощаться с ним и с бабушкой, которая не согласилась уезжать.
— Куда же я без них? — бабушка показала рукой в сторону кладбища, где были похоронены все её родные, прижала к себе Лену, поцеловала её сухими губами в висок, поправила ей волосы. — Езжай, деточка, маме твоя помощь нужна, а мы уж тут справимся, да, Михель?
***
Они долго переезжали с места на место. Нигде не могли найти пристанища и стать своими. Лене некогда было дышать. Она помогала родителям, заботилась о младших, они обустраивали быт. В редкие минуты наедине с собой она скучала по нему. Ей было тоскливо и одиноко, не к кому прижаться, рассказать свои девичьи боли, обсудить какие-то курьёзные случаи, посмеяться или просто поплакать, обняв своего огромного мягкого Михеля. Ей казалось, что это навсегда, ведь она так сильно скучает.
Прошло время. Они, конечно же, обустроились. Мама по-прежнему сидела дома. Готовила на всех, убирала, стирала, ждала их с работы. Отец устроился по специальности, дети ходили кто в школу, кто в колледж.
Лена, как только смогла, переехала в другой город. Ей казалось, что так, вдали от всех, ей будет лучше. Думала, что сможет стать сама собой, ну, если не стать, то хотя бы узнать, кто же она. На новом месте она всем представлялась Элен. Её никто не спрашивал, почему её так зовут. Тут это никого не удивляло. В её новой жизни вообще мало кто интересовался другими людьми. Все жили словно в параллельных мирах. Каждый сам по себе.
По ночам ей снился абрикосовый сад, её Михель и бабушкины руки, белые от муки. Как случилось так, что она забыла его? Повзрослела или очерствела? Кто этот мужчина в её доме? Хотя какой же это её дом? Где он остался, тот настоящий её дом, затерявшийся среди зелёных холмов и цветущих садов, с белыми занавесками на двойных окнах, с тёплым молоком и горячим хлебом, пахнущим счастьем?.. Где тот, кого она, казалось, любила всегда?
— Элен, мы сегодня ужинать будем, или ты опять не со мной? — спросил её муж. Она вышла замуж по настоянию родителей за сына их друзей, переехавших так же, как и они. Мужа она не любила, да и сама была для него абсолютно чужой. Два острова в одном океане.
— Ты вернулся? — удивлённо спросила Лена.
— Ты словно и не ждала, — утвердительно сказал он и вышел из кухни. — Позовёшь, когда будет готово. Кстати, тут тебе телеграмма.
***
Проводив людей, Лена медленно собирала с поминального стола посуду. Из её семьи приехала только она. Ни мать, ни отец не смогли, братья тоже все сказались занятыми, сёстры разъехались по другим странам и просто не успели бы на похороны. А она? Она не могла не приехать. Бабушка любила её больше всех. Наверное, Лену больше никто не будет так любить — просто за то, что она Лена и она есть.
В этом доме ей не хотелось быть Элен. Бабушка всегда звала её Леночкой. Тихо так звала, словно шёпотом, но Лена всегда слышала и прибегала.
— А что же ты Михеля не взяла с собой? Садись, внучка, будем чай пить. Смотрю, как ты устала, отдохни, деточка.
Лена вытирала белоснежные тарелки накрахмаленными полотенчиками с вышивкой и вспоминала, как она провожала бабушку сегодня и гладила её маленькие, сухие, морщинистые руки, сложенные домиком на груди. Платочек на голове чуть сбился в сторону. Лена поправила седые волосы, вернула платочек на место и прижалась сухими губами к бабушкиному виску.
— Прости меня, моя любимая! Прости! — она не сдерживала слёз. Ей было легко и спокойно оттого, что бабушка вернётся к своим, и бесконечно стыдно при мысли о том, как она тут справлялась одна, без них всех.
***
Господи, сколько вещей! Что теперь с этим делать? Лена второй день прибиралась в доме. Мыла, стирала, протирала пыль, крахмалила шторы и скатерти, набрала в саду цветов и наполнила ими все вазы в доме, сдернула чёрную ткань с зеркал. Ей хотелось жизни. Она чувствовала, как бабушка одобрительно смотрит на неё с небес, от этого сердце Лены наполнялось светлой печалью.
Дом был большой. Его пустота пугала и отталкивала. Она разбиралась в нём постепенно, каждый день — новая комната, оставляя напоследок свою детскую спальню. Её словно что-то останавливало и отвлекало каждый раз, когда она собиралась туда зайти.
— Ну, вот мы и встретились, — Лена стояла перед своим Михелем и не узнавала его. Он был совсем другим. Жалким, потрёпанным, с израненной душой. Её удивило, какой он маленький, совсем не большого размера, куда девалась его былая стать?
Тонкая грань между «соскучиться» и «отвыкнуть».
Лена больше не любила его. Ей было тепло от их воспоминаний, но не более того. Она словно очнулась от своего сна, в котором пребывала уже много лет, живя в чужом городе с чужими людьми, помогая всю жизнь матери с отцом и обслуживая братьев и сестёр.
Здесь же было всё своё, тут она словно нашла ту самую маленькую Лену, которая ещё не Элен.
Окно Фото из открытых источников
Лена достала из чулана керамический бочонок с мукой, сняла треснувшую крышку. На большой деревянный кухонный стол насыпала горку муки, сделала в середине углубление, разбила яйцо — жёлтое, словно солнце над белоснежными вершинами гор, налила чуть тёплой воды, побежавшей, как ручейки по весеннему склону — так делала бабушка. Замесила тесто. Печь уже топилась. Тепло начало разливаться по отсыревшему дому. На стуле возле окна сидел её Михель — старый плюшевый медведь с надорванным ухом и распоротым швом на боку, через который виднелись опилки.
Лена, взяла на руки свою израненную детскую любовь, обняла его руками, изо всех сил прижав к животу, ощутив тепло от плюша.
— Будем чай пить, садись, Мишенька.
Порыв весеннего ветра распахнул окно, щедро насыпав в комнату облако абрикосовых лепестков.
Таша Муляр
04.04.2024 г.
автор канал на дзене - #ТашаМуляр ЖИЗНЬ БЕЗ ДУБЛЕЙ
Следующая публикация
Комментарии 71
Жаль.
Все требуют единоличной любви для себя, не делая быть одним из многих.
Это явление 21го века.