Аномалии мистика и не только

УБИТЬ ВЕДЬМУ Ведьма жила у болота, в темном лесу, в непролазной чаще, и никто не знал ее имени. Ее ненавидели, ее боялись, про нее рассказывали страшные сказки, ею пугали ребятишек – и на кой кому-то было знать ее имя? Да она бы и сама не сказала. Натравила бы своих верных слуг (говорили, что ее охраняют ядовитые пауки и огнедышащий дракон), а потом съела бы. Или в жертву принесла. Кто ее знает, что она там творит с пленниками? Никому бы до нее и дела не было (говорят, она там поселилась с незапамятных времен!), если бы она не отравляла всю округу ядовитыми туманами, насылающими на людей страх и безумие. А еще время от времени она требовала жертву, и обезумевшие от страха люди покорно ее приносили. Время от времени случались герои, которые шли в темный лес, чтобы уничтожить адскую тварь со всеми ее приспешниками и сжечь ее проклятое логово. Но ни один герой назад не вернулся. Да оно и понятно: дракону, надо думать, тоже надо чем-нибудь питаться. А деревня наша Болотное кем-то проклята, не иначе. Потому что каждый хоть раз да хлебнул ядовитого тумана (он часто по утрам над землей стелется, от него куры не несутся и даже трава жухнет). А если уж сам в туман попал – после этого люди волком воют, на стенку лезут, или водку ведрами хлещут, чтобы забыть, что там видели, в тумане-то. Есть и те, кто руки на себя наложил, не вынес ужаса, стало быть. Вот батюшка мой раз пять собирался: то петельку прилаживал, то в колодец бросался, то еще чего… Спасали, откачивали, а только толку-то? Все равно он от своих кошмаров пил все больше и больше, словно ведьма его тоже в жертвы назначила. А ведь какой мужик был – добрый, мастеровитый, да и к нам, детишкам, ласковый. Эх… И меня туман не миновал. Одиннадцать мне было, когда я в него попала. Видать, сознание у меня помутилось, потому что ничего не помню. Оцепенение на меня какое-то нашло, словно заклятье наложили. Помню только, что страху натерпелась невыносимого. Но вроде вышла из тумана – ничего, живая, и умишко сохранился. Хотя даром мне это не прошло: вскоре почувствовала я тоску смертную, приставучую и неизбывную, и жить мне совершенно расхотелось. Меня родители и по лекарям, и по бабкам водили, что только со мной не делали – мне только и хотелось, чтобы в покое оставили и помереть спокойно дали. Но, видать, судьба и Бог меня хранили – не померла я, все же выкарабкалась я, хоть и не сразу. Ничего, стала жить, мужа своего встретила, дом хороший поставили, ребеночка родили. И тут мне проклятье аукнулось. Стала я замечать, что поселилась во мне ненависть. Все, что я любила, к чему стремилась, что от жизни в подарок получила, вдруг сделалось немило. На родичей смотрю – раздражаюсь, на мужа – тошнит, на сына своего Кирюшу – вообще сатанею. Вот он, туман-то ядовитый, видать, все же отравил меня! И жизнь мне всю отравил. Ни радости, ни счастья, а впереди – полный мрак. А тут того хлеще: словно стал мне кто-то нашептывать, что должна я своего ребеночка в жертву принести. Отдать его, стало быть, ведьме на заклание. Я к мужу кинулась, помощи просить. А он не наш, не местный, он в наши сказки не верит. Только и сказал мне:- Не выдумывай! Это ты сама такая злыдня, от природы, сама сынишку нашего гнобишь, и нечего на посторонних ведьм ответственность перекладывать. А только имей в виду: если что случится, я от тебя уйду, потому что мне жена нужна ласковая и любящая, а не такая… туманная. Это уж последней каплей стало. Выскочила я на улицу и завопила: «Люди! Доколе же мы терпеть эту ведьму будем? Ведь мы все, почитай, родня, а ведь вымираем! Давайте думать, как нам жить, как от ведьмы избавиться, из этого туманного болота выбраться и начать жить по-человечески!».Никто не ответил, все стояли, потупившись. Смотрю – глаза у одних пустые, отравленные, у других пьяные, осоловелые, и у всех покорные… Нет, от них помощи не дождешься.- Кто мы супротив ведьмы? Мы слабые, а она сильна… Одолеет она нас, не помилует.- Так-то хоть вполсилы, да живем. А свяжись с ней – и погубит враз. У нее ж пауки, драконы… - Мы уж смирились… - Видать, судьба такая… А я как топну ногой да заору на всю деревню: - Нет, не судьба! Что вы все руки опустили и головы повесили? Вы как хотите, а я пойду в темный лес и разберусь с этой старой ведьмой! Я свою кровиночку, сына своего единственного, ей не отдам! Все сделаю, а ведьму прогоню! - Доченька, милая, — заплакала матушка. – Убьет она тебя… Скольких уж убила, и тебе не миновать. Сиди уж дома, авось еще обойдется. Мы живем, и ты проживешь. - Хватит, насиделась, — говорю. – Я скоро сама в ведьму превращусь. Так, как вы живете, я жить не хочу и не буду. Так что простите и прощайте, пошла я. Попытка – не пытка, а хуже, чем есть, все равно не будет. Оделась я потеплее, подпоясалась, взяла еды кое-какой, острый нож да осиновый кол, на мужа и сына напоследок глянула, и рванула к болоту, за которым Ведьмин Лес виднелся. Бегу и думаю: «Пока окончательно не свихнулась, надо ведьму найти и порешить. А если сама полягу – не жалко, все лучше, чем своими руками ребенка в жертву приносить». А сама ведь даже не знаю, как я с ней сражаться буду. Я ж не герой, не богатырь какой, боевым искусствам не обучена. С кухонным ножом и осиновым поленом на дракона – это ж просто дурой надо быть! Но пусть я и дура, все равно: все боятся и вымирают потихоньку, а я… я хотя бы попробовала.Через болото я пролетела, ног не замочив. Я ж местная, за клюквой сюда каждый год хожу, все тропки знаю. А тут еще, видно, и Ангел-Хранитель мой подмогнул, не дал сбиться с пути. Вот уже и лес вырос – мрачный, страшный. Я в него влетела, даже не притормозила. Думаю, пока решимость есть, буду идти, а там как получится. Но я, как другие в нашей деревне, не смирюсь, нет. Зачем же мне Бог силы дал, уж явно не на растительное существование!И вдруг… Ох, глазам своим не поверила! Идет мне навстречу женщина – и не ведьма, и не местная. Может, волшебница какая? Это потому что вся она светилась и переливалась, и глаза у нее были добрые и светлые. - Здравствуй, милая! Далеко ли до деревни? – обратилась она ко мне.- Недалеко. Прямо-прямо, потом через болото, а там и деревня. А вы не боитесь тут ходить? Места нехорошие, опасные… - Я не боюсь, у меня защита хорошая, мне никто вреда причинить не может, — улыбнулась она. – А что ж ты делаешь в таких опасных местах, да одна, без защитников? - Иду на ведьму войной! – говорю. – Нет нам от нее жизни, совсем замучила. Дело моего сына касается, а я за своего ребенка кому хочешь глотку перегрызу. Вот у меня и подручное оружие имеется… - Понятно, — говорит она. – Давай-ка присядем. Вижу, сильная ты и решительная, только безрассудная немножко. С таким оружием много не навоюешь… Хочу тебе помочь. Примешь помощь? Я аж обомлела. Надо же, помочь предлагает! Говорю ей: - Спасибо, конечно. Только мне в жизни никто не помогал. У нас каждый сам за себя, да и то не справляется. Ненавижу я своих сородичей за лень и апатию, за то, что ничего делать не хотят. Бессильные они какие-то, туманом ядовитым опоенные… - Так за что же их ненавидеть? – удивилась она. – Выходит, силенок у них маловато, так ты их не ругай, а пожалей, посочувствуй. За что ж человека корить, если он болен, если в беду попал? Провела она перед моими глазами рукой – и словно пелена у меня спала. Увидела я своих сородичей другими глазами. Они ж и правда мало что несчастные, так еще и обессиленные страхами своими, болотом нашим, безнадегой. Сколько пришлых героев полегло – и не счесть, и с каждым надежды все меньше оставалось. Только я такая… безрассудная. - Да. Правду говорите. Я на них от безысходности злилась. Вроде ж взрослые люди, должны были нас, ребятишек, защитить, а ничего не сделали. Но сил у них и правда мало, зря я на них ругалась. Отравленные они все, ползают, как мухи сонные. Но они не виноваты, просто им судьба такая… - А ты, я вижу, сильная, — говорит она.- Вроде так. По крайней мере, руки складывать не намерена. Сын у меня. Кирюшенька… Его велено в жертву принести. А я не хочу! Хлебнула я ядовитого тумана и стала злой. Теперь сама его со света сживаю. Это все ведьма проклятущая! Если ее не будет, то и злые чары рассеются. Научите меня, что делать, а? - Хорошо, будь по-твоему. Дам я тебе три вещи, на выбор: веревку с мылом, меч-кладенец и платок расписной. Но взять можешь только одну. Что выберешь? Разложила она передо мной меч, веревку и платок. Я смотрю на них в полном отупении и соображаю: при чем тут все, кроме меча? А веревка с мылом… это ж вообще! Мне на это смотреть-то страшно. - Это брать не буду, — говорю. – Мне и так веревок этих с лихвой хватило, у меня батюшка был к этим делам дюже склонен, все пытался из жизни дезертировать, нас всех на произвол судьбы бросить. - Туман? – спрашивает она, да так ласково, с участием.- Он самый, — отвечаю. – Нахлебался батюшка этого тумана неоднократно. А куда деваться – жить-то надо, вот и шел и в поле, и в лес, и на болото… В наших краях тумана не минуешь, все через него проходят, да не все справляются. - А батюшка твой все же справился, — подсказывает она. – Тебя вот родил, вырастил, силу тебе передал, чтобы ты еще поднакопила да на благо направила. А что малодушие проявлял – так тебя ж туманом тоже накрывало, знаешь, как это бывает. - Ну да, — киваю я. – Что знаю, то знаю…И так мне жаль батюшку стало, что я чуть не заплакала. Он, бедный, всю жизнь пахал, чтобы нас прокормить, на ноги поставить. А какие страхи и ужасы он внутри себя носил – то одному ему ведомо. Не мудрено, что жить ему порой не хотелось. Но вот живет же! - Вернусь – поблагодарю, - говорю я решительно. – Если вернусь, конечно… - Вернешься-вернешься, — смеется она. – Ты уж мне поверь, у меня глаз волшебный, наметанный. - Так если вы волшебница, так может вы ее, ведьму-то… того? – вдруг осенило меня. - Это не могу, — говорит она. – Обет я дала – зла не причинять. Иначе вся моя сила волшебная в песок уйдет. Да и не мое это дело – со злыми силами сражаться, они же у каждого свои. Я только помогаю, если вижу, что человек хороший и действовать готов. - Ну да ладно, — говорю, — сама справлюсь. Только веревку и мыло вы сразу уберите, это выход для слабых. Остались меч и платок… В руки взять можно? - Да бери, пробуй.Попыталась я меч взять – мама моя! Тяжеленный такой, что я его кое-как двумя руками приподняла. Интересно, сколько пользы в бою от оружия, которое тяжелее хозяина? Я им не то что махнуть – пошевелить не смогу. Нет, не нужна мне в бою такая обуза. Остается платок, но это и вовсе не оружие. - А может, еще что-нибудь есть? – с надеждой спрашиваю я.- Нет. Только вот это. - Значит, платок, — решительно говорю я. – Не знаю, на кой он мне в битве, но если что, так хоть умру красивой. - А ты идешь умереть или победить? – спрашивает волшебница.- Конечно, победить. Иначе какой смысл? Так-то помереть и в деревне можно, не трогаясь с места. За победой я! Только вот оружие подкачало… - А ты ищи оружие не вовне, а внутри, — советует она. – Главное твое оружие – Чистые Помыслы, Здравый Ум и Доброе Сердце. Это три твоих верных помощника, они тебе всегда верную подсказку дадут. И платок выбрать – это ведь они тебе подсказали… Ты подумай: если обычное оружие до сих пор ведьмы не сразило, так может, оно на нее просто не действует? - Да уж это точно! Там народу погибло – видимо-невидимо. Тоже ведь победить ведьму хотели, а что вышло? - А ты учти их печальный опыт. Кто с мечом придет – от меча и погибнет. Кто ненавистью исходит – в ней же и захлебнется. Кто зло пошлет – зло и усилит. Так уже не раз случалось. Наверное, стоит хоть тебе пойти другим путем. Ты подумай! - Я подумаю, — пообещала я. – Доверюсь сердцу и разуму. А помыслы у меня понятные – я сына спасти хочу. Может, хоть он без тумана поживет, на ясном солнышке… - Молодец, умница. Правильно мыслишь! Так что иди смело, все у тебя хорошо будет. А я своей дорогой отправлюсь, меня в другом месте ждут-не дождутся.- Спасибо, волшебница, — поклонилась я ей в пояс. – Чувствую я, уверенности во мне больше стало. И доброты. И здравого смысла тоже.И отправились мы, каждая в свою сторону. Она – из леса, я – в лес. Но теперь мне было уже не страшно и не темно, словно часть ее сияния со мной осталась и дорогу мне освещала. А платок расписной, на плечи накинутый, согревал будто.… Обиталище ведьмы открылось неожиданно. Все как в сказках: изгородь из кольев с насаженными человеческими черепами, покосившаяся избушка, сова на трубе ухает уныло. Ворота не то что настежь открыты, а вообще прогнили и на одной петле висят. Зашла я внутрь и сразу в избу. А там…Да, не врали люди – страшнее старух я не видела. Вся темная, морщинистая, словно временем изъеденная, худая и костлявая. А глаза горят мрачным огнем, и в них ненависть такая, что по спине холод. Кругом запустение, паутина, в них сухие пауки висят, мохнатые ноги свесили, а у печки полудохлый дракон едва ворочается. - Ага, свежатинка явилась! – захохотала старуха. – Сейчас, милый, ужинать будем! Только вот сражусь, и сразу же.Дракон оживился и приподнял голову. «Мои помощники – Здравый Разум, Доброе Сердце и Чистые Помыслы», — вспомнила я. Страх советовал мне или напасть первой, или бежать без оглядки, но Здравый Разум подсказывал, что так уже сгинул безвестно не один герой, поэтому… - А я не сражаться пришла, — нахально заявила я. - А на кой тогда??? – удивилась старуха.- Поговорить. - Да ты сдурела, девка??? О чем нам с тобой разговаривать? - О чем-о чем… О жизни! - Да что ты можешь знать о жизни, глупое ты создание? Ты лучше о смерти думай. Скоро уже… - Не буду я о смерти думать, — помотала головой я. – Молодая я еще, чтобы умирать. Это у вас тут все смертью пропитано, гнилью покрылось, того и гляди, рассыплется да растечется.Как ни странно, чем дальше, тем больше я успокаивалась. Теперь я смогла получше разглядеть горницу. Похоже, тут триста лет не убирались, все грязью заросло. А на столе сиротливо стояла одна-единственная щербатая миска и алюминиевая кружка. Старость и одиночество… не приведи господь!- Небогато живете, — заметила я. – Видать, у богатырей с собой сокровищ особых не было? - Богатыри эти! – фыркнула она. – Да они мне на один мах, дракону на один зуб… - А чего она нам пищи не дает? – жалобно спросил дракон. – Кушать хотца…- Сейчас покушаем, — зловеще пообещала старуха. – Сейчас я ее напугаю как следует, и подкормимся. Ничё, все нас боятся, все ненавидят, и она такая же… «Они питаются страхом и ненавистью. И герои-богатыри им эту еду исправно предоставляют!», — подсказал мне Разум. И тут же Сердце екнуло: «Господи, да как же они живут??? Не мудрено, что оба такие истощенные. Только на собственной злобе и держатся… Одни тут, всеми ненавидимые, незнамо уж сколько лет». В сердце что-то шевельнулось. Может, сочувствие? «Доброе слово и кошке приятно», — шепнуло Сердце. - Бабушка, а хотите, я в горнице уберусь? – вдруг неожиданно для себя выпалила я. – Грязно у вас тут и воняет ужасно… - Все. Смерть твоя пришла!!! – взвыла старуха. - Нет! – я отпрыгнула и инстинктивно прикрылась платком. Старуха замерла и заморгала. - Что это? Откуда он у тебя? – слабым голосом спросила она. - Платок-то? А это подарок! – осенило меня. – Вам несла, преподнести хотела! А вы сразу «сражаться, сражаться»… - Это ж мой платок, — простонала ведьма. - Ну да, теперь ваш, — согласилась я, протягивая ей платок. – Носите на здоровье, бабушка. Красивый платок и теплый… - Это мой платок, — повторила она. – Из прошлого. Я его в молодости носила. Еще до того, как ведьмой стала. - Так вы… вы… вы не всегда ведьмой были? – я была поражена до глубины души. - Ведьмами не рождаются. Ведьмами становятся. Знала бы ты мою жизнь, — безнадежно махнула рукой она. - А вы расскажите, — осторожно попросила я. - Не захочешь слушать. Забоишься. - Нет, не забоюсь! Рассказывайте! Наверное, совсем ей тоскливо было в этой глухомани, в гордом одиночестве, потому что она помолчала и заговорила. Ох, что я от нее узнала! Нет, все я вам даже пересказывать не буду – правда страшно. Но вот самое главное, наверное, надо, с него ж все и началось……Жила-была молодая девушка, чистая и ясная, как родник. Полюбил ее добрый молодец, и от любви своей зачали они дитя. А родня ее была богатая, кичливая, и жениха ей прочила богатого и знатного. Добрый молодец был хоть и добрый, да бедный, и в планы их никак не входил. А тут такой позор для семьи – у юной невесты брюхо на нос лезет, порченый она теперь товар, замуж ее хорошо не пристроить, все мечтания порушила!!! Поэтому дитя у нее отобрали сразу после рождения и изничтожили невинного младенца прямо на ее глазах. Девица лишилась чувств и упала без памяти, а когда очнулась, чувства к ней так и не вернулись. Стала она бесчувственной, как бревно, все у нее внутри умерло и разум помутился. Только память живой осталась, да лучше бы не помнить… Выдали ее замуж за старого и нелюбимого, он ее и бил, и ругал всяко, все расшевелить хотел, да куда там! Молчала и мимо смотрела. Все своего милого ждала, когда он ее найдет и заберет. А потом узнала случайно, что пока она без памяти валялась, добра молодца в солдаты отдали да сразу на войне и убили. Ничего не осталось от ее любви – только память, не дали злые люди той любви расцвести и плоды принести. И тогда в ней словно запруда рухнула – ощутила она такую ненависть к тем, кто счастье ее порушил, что затопило ее с головой, и мысль была одна – чтобы им было так же плохо, как ей, чтобы зло содеянное к ним вернулось. Добыла она книги черные, выучила заклинания разные и сплела из них страшное проклятие. Наложила она проклятие это на всех, кто к делу был причастен, упала на колени и стала просить, чтобы проклятие это сбылось и всех поразило в сердце, в печень, в мозг и в душу. Такая сила была в ее словах, что услышаны они были Силами Тьмы, и получила она ответ: «Все сбудется по словам твоим, ведьма. Но тебе придется заплатить. Ценой станет вечная жизнь, вечное заточение и вечное одиночество». - Триста лет назад это случилось, — закончила свой рассказ ведьма. – Три века в этом лесу живу, и нет у меня ничего, кроме моей ненависти, дракона по имени Гнев и пауков, которые в сети людишек заманивают. Ненавистью я питаюсь, а страхом запиваю. И слуги мои этим же живут.- А туман – это что? - Это слезы мои горючие, которые я так и не пролила, в себе копила. Стали они туманом ядовитым, в котором вся моя судьба клубится. Я с тех пор родню ненавижу, на детей смотреть не могу, а счастье семейное для меня острый нож в сердце. Не бывает его, счастья-то, не должно быть. Так я запомнила, так и живу. Острый нож? А что, это идея… У каждого должен быть выбор, и у ведьмы тоже! - Бабушка, а хотите, мы с вами в игру сыграем? – предложила я. – У меня три предмета есть. Не простые предметы – судьбоносные. Но выбрать вы можете только один. Сказала – и быстренько выложила все свои «сокровища»: острый ножик, осиновый кол и расписной платок, что подарить хотела. - Вот! Выбирайте. Нож, кол, платок. На что глаз упадет! - Убивать меня шла? — усмехнулась старуха, зыркнув искоса. - Ага, не буду скрывать, была такая мысль, — подтвердила я. – Но теперь что-то не хочется. Думаю, мы и по-хорошему можем все решить. Нет у меня к вам зла, понимаете? - А что есть?- Понимание есть. Страдали вы много, причем незаслуженно. Родичи вас, можно сказать, и предали, и продали: любимого у вас отобрали и кровиночку вашу, продолжение ваше уничтожили, за старого хрыча замуж выдали. Убили они любовь, причем даже дважды. Понимаю я, почему вы тогда умом повредились да душой очерствели и весь мир ненавидеть стали. Но только кому вы хуже всего сделали? Похоже, себе. Другие-то худо-бедно, да живут, свадьбы играют, детей рожают, праздники устраивают, дома строят. А вы – тут, одна-одинешенька, с драконом-гневом, в этом диком месте, в пустом доме, замужем за горем, да еще и бессмертная. Как тут не посочувствовать? У меня аж слезы навернулись, до того мне жалко эту несчастную бабку стало. Да, это точно: ведьмами не рождаются, ведьмами становятся… Она на меня смотрела, как на ненормальную, а потом говорит:- Хотела бы я, как ты, заплакать, да не плачется. Все мои слезы в душе заперты, разъели они душу-то, как кислота. Нет у меня больше души. Мертвая я давно, хоть и кажется, что живу. - Бабушка, милая, я могу вам как-то помочь? Хоть что-то для вас сделать?- Подкормить злобой да страхом, только в тебе нет этого. А так – ну что ты можешь? - Я много что могу, — заверила я. – Помыть, постирать, приготовить… Накормить едой нормальной, человеческой – у меня в котомке есть. Да и просто – поговорить, послушать. В игры вот поиграть! - Да что с тебя толку… Девчонка еще, только в игры тебе и играть. А из даров твоих выбирать мне долго не придется. Острый нож да осиновый кол мне без надобности, да и тебе тоже – меня этим не проймешь, ерунда это. Возьму платок. Он мне память вернул о том хорошем и светлом, что все-таки в жизни когда-то, да было. Накину на плечи, пусть будет… - И правильно, — кивнула я. Сердце у меня сжалось почему-то, словно от грусти. – Хороший выбор, носите на здоровье… - Если б ты меня убить могла… освободить… тогда да. Свободы я хочу, свободы! Улететь на небо легким облачком, пролить наконец слезы мои невыплаканные весенним дождем. Устала я в этом теле, оно мне как темница. Но это тебе не под силу. Не ты цену назначала, не тебе и долги закрывать. - А я все-таки попробую, — упрямо сказала я. – Послушайте меня, бабушка. Вот вы столько лет ведьмой были, все вас боялись и ненавидели. Но это потому что и вы после вашей трагедии всех боялись и ненавидели. Получается, чем больше вы – тем больше вас, и наоборот. И я тоже вас боялась и ненавидела! Но кто-то же должен разорвать этот порочный круг? Так пусть это буду я, возьму на себя такую ответственность! Вы имели право, у вас особая ситуация. Но пожалуйста, пожалуйста, пусть мой малыш живет! Не забирайте его, а? - Да на кой он мне? – отмахнулась старуха. – Вы сами готовы все, что угодно, в жертву принести, по своему невежеству да от страха. Не нужен мне твой детеныш. - Да в том-то и дело, что я сама его убиваю своей не-любовью! Я вашего тумана надышалась и теперь тоже становлюсь злой и ненавидящей! – воскликнула я. – Снимите с меня заклятие, я вас очень прошу! - Убей меня – тогда сниму, — попросила старуха. – Пожалуйста, убей, выпусти, очень надо! Ты что думаешь, туман – это просто так? Да это мой крик о помощи! Чтобы хоть кто-то помог мне снова вольной душой стать. Там, в тумане, я вам всю свою страшную жизнь показывала. Умоляла, можно сказать, о спасении! А все только пугались да шарахались… А богатыри эти – дураки! Явятся, мечами машут, праведным гневом пылают, а сами внутри боятся до одури… Ну, мы их сожрем в один присест, высосем всю их силушку – и до следующего героя. А тут ты явилась. И что теперь с тобой делать? Ну и что я ей могла сказать? Я уже совсем запуталась и, честно говоря, испытывала к старухе вовсе не те чувства, которые поначалу были. Она мне почти родная стала, почему-то так… Ну как я могла ее убить? Да и никто не мог бы, хоть и по другим причинам. - Знаете что? – вдруг встрепенулась я. – Мне тут сердце подсказывает, что вас вовсе не убивать надо, а душу вашу освободить. Так?- Так, — закивала она. - А это можно сделать и другими способами!- Это какими же?- Вот, например, про хорошую песню говорят, что «душа сначала развернулась, а потом свернулась». Давайте споем?- Ты что, с дуба рухнула? Я за триста лет все песни позабыла, да и голос у меня того… не песенный. - Тогда я вам сама спою! – я подскочила к старухе, накинула ей на плечи платок и закутала ее. – Вот так. Садитесь. Слушайте!И я запела первое, что на ум пришло:В этот темный неласковый вечер, Когда синяя мгла вдоль дорог,Ты накинь, дорогая, на плечиОренбургский пуховый платок… Я старательно выводила мелодию, что-то даже расчувствовалась, глаза затуманились, заволокло их слезами, так что не видела, как там бабка реагирует – сворачивается у нее душа или что там еще… Но когда я закончила песню, утерла слезы и глянула – обомлела. Валялся на полу платок, а бабки в нем не было. Испарилась, растворилась, растаяла. Дракон и пауки рассыпались в прах. Да и избушка угрожающе затрещала, заваливаясь на бок. Я опрометью кинулась спасаться, прихватив платок, и едва успела. На месте избушки теперь лежала груда полуистлевших бревнышек вперемежку с печными кирпичами, только труба из кучи торчала печально, как памятник. А на верхушках суровых сосен маячило невнятное облачко. Из облачка упала капля, прямо мне на лицо, и покатилась, как слеза. - Бабушка! Ты все-таки освободилась… — прошептала я. – Слава Богу! Слава, слава Богу! Ведьмы больше не было. Я совершила свой героический подвиг, причем без единой капли крови. На душе было хорошо и светло, как будто там только что прошел дождик. Я повязала платок и зашагала назад, к деревне.Вот и лес кончился, и болото миновала. Вхожу в деревню – а там полный ажиотаж: народ столбенеет, рты поразевали, смотрят, как на привидение. Дома уже, наверное, поминки наладили, у них разве ж может быть повод не выпить? Только меня это сейчас ни капельки не раздражало. Я ощущала себя большой и сильной, голова была спокойной и ясной, а в сердце было сострадание ко всем, кто погиб и ко всем, кто не смог, и кто жил, страдал и все равно выжил. Может, сострадание – это и есть любовь? И когда от дома ко мне кинулся мой сынишка, и я раскинула руки ему навстречу.- Мама, все говорили, что ты не вернешься, только я не верил! А другие говорили, что ты сама превратишься в ведьму, а я все равно не верил! Я знал, что ты меня никогда не бросишь! А ты ее убила, да? Эта тварь больше не будет напускать на нас туман? - Нет, малыш. Я ее не убила. Кажется, я ее полюбила. (Да неужели я научилась любить???). Но ведьма больше никогда не сможет никому навредить. И никакая она не тварь. Она была просто очень старая, несчастная больная женщина с трудной судьбой. Она улетела навсегда. Я ее освободила.И я от души обняла своего ребенка. Заклятия больше не было, я чувствовала к нему любовь и нежность. Похоже, вместе с ведьмой я освободила себя… «Это так», — шепнул мне Разум. «Это так», — согласилось Сердце. «Это так», — засмеялась я. Автор: Эльфика #АвторЭльфийка

ПЕДОФИЛ. Через несколько дней мы и забыть забыли о ,,маляве,, и ее содержимом, понадеявшись, что нас минует чаша сия, забыли бы и совсем, но тут двери камеры со страшным скрипом открылись, пропуская плюгавенького мужичка в добротной импортной дубленке. Мужиченка с порога застыл на пороге с матрасом и так бы и стоял если бы кто-то не предложил ему пройти сесть на пустую нару. Чем-то он мне сразу не понравился, непреодолимым страхом, бегающими глазками…Какой-то он был совсем не такой как мои, тоже впервые переступившие порог тюрьмы, сокамерники.-Ну, ты чего перепугался?-постарался я успокоить мужика.-Не переживай, тут человечину не едят!Но мужик, казалось не слышал меня. Я начал расспрашивать перепуганного кто он, за что сюда попал, откуда, как еще недавно меня самого спрашивали. Потихоньку человек начал приходить в себя, но на вопрос за что он сюда попал, отвечал как-то непонятно.После той ,,малявы,, о педофиле, это был немаловажный вопрос и если бы в другое время можно было его обойти, захочет сам расскажет, то сейчас нам надо было знать.-Ох, если бы вы только знали, я не знаю как это рассказать…-мямлил мужик.Возле него на наре лежали какие-то бумаги, по виду обвинительное заключение, какое дают на руки каждому узнику. Роман, лесоруб, забивший по пьяне своего собутыльника на праздновании Нового года, поднял бумаги и начал про себя читать. Через насколько секунд глаза его полезли на лоб, руки сжались в кулаки…-Да ты посмотри кто это такой! Ты только прочитай, что эта сука натворила!-все больше накаляясь, прорычал лесоруб. Я принялся читать обвинительное заключение. Читать спокойно подобное невозможно, учитывая, что человек, сотворивший все это, сидит сейчас перед тобой. Даже сухие слова протокола вызывали жгучую ненависть к этому существу. На трассе Ухта-Сыктывкар они с другом увидели двух голосующих девочек. В тех местах это обычное дело, так как автобусы ходили редко, все больше машины, лесовозы…Люди там жили какие-то другие, там каждый шофер считал своим долгом подвести человека на дороге, особенно ребенка. Они тоже остановились, а когда рассмотрели, что девченки симпатичные, в школьной форме.., свернули в тайгу. Там девочек долго били, наконец так и не дождавшись взаимности, раздели и изнасиловали. Насиловали долго и в очень жесткой форме, позабыв, что перед ними не взрослые, умудренные сексуальным опытом, женщины, а дети. После этого выбросили голых в тайге. Девочки в кромешной тишине, с горем пополам нашли свою одежду и нашли дорогу к трассе, а там им повезло, что попалась какая-то машина. Шофер не растерялся и завез обмороженных девченок прямо в больницу. О деяниях этого чудовища я читал в голос, чтоб у народа не оставалось сомнений, кто перед ними. У каждого из этих мужиков дома оставались дети, сестры, дочери, невесты, жены и все они представили себе их на месте тех девушек.Я и сам не заметил как вокруг нас образовалось плотное кольцо. Ромчик-лесоруб первый очнулся от ужаса, в котором пребывал после прочитанного.-Ах ты ж гадюка!-закричал он и что было силы впечатал свой огромный кулак в лицо педофила. -Та я тебя суку сам, без всякого суда тут прямо забью! У меня дочке 11 лет и она тоже могла быть на этой остановке, к бабушке в деревню частенько так добиралась!Как его били! Сперва с ненавистью, громко, с криком, потом уже били молча, уставшие, но все равно били…Лица там просто не было, сплошное месиво, даже нос куда-то пропал. Взяточник, от которого я не ожидал такой ненависти, устав бить, принялся душить мерзавца и мы еле его оттянули. Что меня потом поразило, к камере никто не подходил, никто даже глазок не открыл, хоть крик стоял просто ужасный. Охранники тупо делали вид, что не слышат. Когда эта мразь захрипела, мы с лесорубом просто запинали его под нару, тем самым спасая его поганую жизнь, по другому мужиков было не остановить! Так он у нас и жил под нарой. #рассказы

Хозяин леса. Ближе к концу июля лес наполняется особыми звуками. Деревенские ребятишки идут собирать клубнику. То и дело слышно звонкое протяжное «Ау», чтобы не потерялся никто и не отстал. Так происходит из года в год. Мелкие ягоды обычно сушили, потом заваривали и пили вместо чая всю зиму, а из тех, что покрупнее, варили варенье, которое, если ставили на стол зимой, то аромат жаркого лета сразу же чувствовал всякий, кто заходил в дом. А уж клубника свежая, да с парным молочком, - это просто объедение! Ребятишки, а иногда, если удавалось, то и сами хозяйки, ходили в лес каждый день, и всегда приносили по полному лукошку. Вечером всей семьёй сощипывали с ягод зелёные хвостики (которые тоже сушили). Освобождали от этого ягодощипательства, пожалуй, только взрослых мужчин. Им и без того было чем заняться. Да и не мужское это дело. Христианство к тому времени уже дошло и до сибирских деревень, но в леших, русалок и многих других волшебных существ люди верили. Первое, что делали, вошедшие в лес - здоровались с «Хозяином» и просили помочь найти поляну ягодную (или грибную, смотря за чем пришли), а при выходе из лесу благодарили и прощались. Нельзя было в лесу ничего кроме «Ау» кричать, просто так без надобности шуметь и ругаться. Так случилось и в этот раз. Поздоровались все (а ходили дети не по одному, человек по шесть-семь), кроме Дуняшки Юрчиковой. Они с братом Никиткой повздорили, ругаясь в лес и вошли. Начисто забыв про все предосторожности. А ещё, Дуняшка возьми, да и крикни брату со зла: - Как же ты мне надоел, лучше бы тебя вообще не было! Дошли ребятишки до поляны. Стали клубнику собирать. А её в этом году было много. Ягоды крупные, спелые. Дети увлеклись, каждому хотелось нарвать больше других, чтобы было чем похвалиться. Тут Никитку за ногу кто-то ужалил, но он, отмахнувшись, сказал с досадой: - Жара-то какая, оводы загрызли уже. Сестра повернула голову в его сторону, хотела заругать, чтобы не ныл, но вместо этого, вскрикнув от неожиданности, лукошко из рук выронила. От ноги мальчика быстро уползала в траву большая серая гадюка. Девочка узнала её по очень тёмной полосе вдоль спины. Позвала подружек, вместе отвели Никиту в тенёк. Дуняшка крепко перетянула ногу брату косынкой повыше укуса и принялась выдавливать, сочившийся из ранки, тёмно-жёлтый, цвета мёда из одуванчиков, яд. Потом стала высасывать остатки и сплёвывать, прополощет рот водой, что с собой взяли, и снова. Пока у самой в голове не зашумело. А Никитка совсем раскис и бисером пота весь покрылся. Бросив корзинку мальчика на поляне, посадили его девчонки на скрещенные руки и понесли в деревню, благо ребёнок был худенький, не сильно тяжёлый. Дуня, как пришли домой, матери всё рассказала. Та ей молока полную крынку выпить велела, а сама до знахарки бегом побежала. Вернулась быстро, а чуть позже пришла и сама бабка Марфа с узелком полным разными сушёными травками и корешками. Посмотрела на Никиткину ногу, подошла к столу, растолкла и смешала траву с корешками, насыпала три одинаковых по высоте кучки этой смеси. Сказала матери, чтобы та заваривала на ковш воды по одной, и трижды в день поила этим сына, а из остатков настоя примочки к месту укуса делала. - А тебе, Дунька, повезло, что ранок нет во рту, да зубы молодые, крепкие, - сказала она, заглянув в рот девочке. - Ей, Варвара (так звали мать Никиты и Дуняши), ничего не надо. Вон пусть молоко дует, спит больше, да по жаре не носится, сама оклемается, - тыкнув пальцем в девочку, велела старуха. - Я через три дня приду. Не забудь, отдать мне, что обещала. Три дня тянулись вечностью. Нога Никиты сильно раздулась. Раз в пять она толще его худенькой ножки стала. Опухоль поднималась всё выше и выше. Мальчик метался весь в поту и бредил, не приходя в себя. Казалось, что толку от отваров не было. Дуняшка, как только не кляла себя за то, что не доглядела. От брата не отходила ни на шаг. - Лучше бы меня та змеюка тяпнула, - то и дело, хлюпая носом, причитала она. Бабка Марфа пришла через три дня, как и обещала. На вопрос Никиткиной матери: - Отчего так плохо и жар не проходит? Услышала от старухи следующее: - Всё правильно. Борется он. Справится, не бойся, я помогу. На той неделе уже с мальчонками другими носиться по деревне будет. Но только не забудь, потом, как парнишка оклемается, отправь их с Дунькой на опушку. Дай с собой каравай ещё тёплый, соль и крынку молока. Пусть, входя в лес, поклонятся и попросят у Хозяина прощения, за то, что глупые – неразумные не поприветствовали его с должным уважением. Положат гостинцы на землю, потом ещё раз поклонятся и уходят, не оборачиваясь. С этими словами бабка подняла одеяло и положила раздутую ногу ребёнка на подушку, которую подала по её просьбе Варвара. Нога стала почти синей, а опухоль начала уже переползать вверх через колено. Марфа взяла принесённую ей сухую траву (на этот раз какую-то другую, Дуняшке незнакомую) и, перетерев её между ладонями, стала посыпать ногу, что-то бурча себе под нос. Потом достала из кармана мелок. Обвела опухоль по верхнему краю и снова что-то быстро и непонятно заговорила. И тут у всех присутствующих одновременно от удивления разом рты пооткрывались. Опухоль начала сползать вниз, как оседает пенка у кипящего молока, если на неё подуть. Старуха перестала бубнить и снова очертила мелом по краю, опустившейся вниз опухоли. Так продолжалось часов пять, пока нога стала нормальной по размеру, как до укуса. Только синюшность слегка осталась. - Пройдёт синь, дня через два напрочь пройдёт, - успокоила врачевательница хозяйку. Бабка стала совсем бледной, будто её саму посыпали мелом, а по вискам струился ручейками пот. Покачиваясь, она поднялась и, ничего больше не говоря, ни с кем не прощаясь, вышла из хаты. Варвара догнала её в ограде и стала отдавать корзинку с курицей (которую только что зарубил и ощипал муж) и прочими подарками, сложенными в корзину, не без казённой водки само - собой. Но старуха отстранила всё рукой: - Донеси потом сама. Мне сейчас не поднять. Хотя бы до дому дойти - не упасть. Совсем без сил я. Курицу эту съешьте сами, вон мальчонке своему дай, а мне новую заколи через два дня. Отдай Полашке, скажи, пусть сварит. Я эти два дня спать буду. Как проснусь, она меня горячим накормит. И не забудь, пускай дети идут в лес, поклониться Хозяину, иначе им дорога туда навсегда заказана. С этими словами, не прощаясь, бабка Марфа, еле волоча ноги, побрела домой, придерживаясь за изгороди вдоль домов. Через несколько дней, когда Никите совсем полегчало, Дуняша с братом пошли в лес с подарками. Поклонились, попросили прощения и, оставив всё, ушли, не оглядываясь, как бабка Марфа велела. А на следующее утро их мать нашла на крыльце корзинку сына полную спелой клубники. - Знать, простил Хозяин, - улыбнулась и наконец-то успокоилась она. Начинался новый день. И начинался он хорошо. из интернета #МистическиеРассказы

Свёртки Лена в растерянности бродила по большому опустевшему дому. Гости разошлись быстро, хотя разве можно называть гостями тех, кто пришёл на поминки... Как называются те, кто пришел вспомнить? Или помянуть?.. А может быть, они и не для этого приходили, как знать... Дом, не успевший осознать произошедшего, ещё светился изнутри её светом. Слишком быстро он осиротел, словно испустил дух, а дух не улетел и ещё витает, наполняя пространство её заботой и любовью. *** Она любила его всегда. Да, с первого взгляда. Хотя нет, вначале он был её мечтой. Она долго думала о нём, смаковала детали запланированной встречи, завидовала подругам, искала его, ждала и верила — он обязательно случится. Так и произошло. Пусть это было не по её плану, а так, как решил он сам, но всё равно теперь он у неё был, и она была счастлива. Такой красивый, большой и добрый, а главное, что он только её, и его никогда не нужно ни с кем делить. А что такое делить, Лена знала очень хорошо. Она была старшей дочерью в многодетной семье. После неё родилось три брата и две сестры. Детство Лены закончилось в пять лет, когда мама с папой принесли в дом большой свёрток. Из-под белоснежного кружевного треугольника выглядывал кто-то с розовым носом, огромными щеками и чёрными пуговками глаз. Увидев родителей, Лена кинулась было к папе, думая, что он, как всегда, подкинет её к потолку и расцелует, а он вытянул руки и сказал, что всё, она теперь большая. И это в пять лет! Лена не плакала, она оцепенела. Последующие свёртки появлялись каждые полтора года. Лена любила своих братьев и сестёр, просто она уже никогда не была одна с мамой и папой. Они больше никогда не ходили по выходным в парк втроём, где ей покупали мороженое, и она летела вместе с папой в кресле с цепочками над верхушками деревьев, обгоняя пушистые облака... Тогда её платье развевалось, ветер унёс панамку, Леночка хохотала то ли от страха, то ли от восторга, а папа прижимал её к себе, обещая, что всё будет хорошо. Внизу, задрав голову и щурясь от солнца, на них смотрела мама.

Страшное поле, военная сказка

ЖУТЬ в лесу Дело было прошлым летом. Отвёз я жену и дочку с сыном из Москвы в деревню, в Ивановскую область, а сам, так как отпуск решил не брать, мотался из деревни в город на смены. Три сотни километров в одну сторону получалось, сначала трудновато было, а потом втянулся и почти перестал замечать это расстояние. Тем более ездить надо было не каждый день, а через два. Выезжал я в Москву обычно под вечер, часов в семь, и на МКАД влетал уже часов в одиннадцать. В тот августовский вечер всё было как обычно, в половину седьмого я переоделся, закинул сумку в машину и сел с родными чаёвничать. Такой наш ритуал был, чашку чая со сладостями на дорожку. Попрощались, и я отправился в дорогу. Спокойно и не торопясь доехал я по Ярославке до границы Московской области. Времени было около десяти, уж наверное одиннадцатый час, и тут выпитый чай попросился наружу. Пришлось причаливать к обочине. Примерно метрах в трёхстах после больших металлических букв «МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ» я остановился, включил «аварийку», поставил машину на сигнализацию и отправился орошать, уж извините за подробности, близлежащий лесок. Деревья там отступают от дороги метров на пятнадцать, и чтобы до них добраться, надо сначала спуститься в небольшой овражек и затем преодолеть довольно крутой травянистый подъём. Добрался я до зарослей, углубился чисто символически на метр с небольшим в лес, рассупонился и начал избавляться от чая. Стою, журчу, и вдруг откуда то слева и немного спереди (а на трассе как раз наступило короткое затишье), раздался выдох, очень долгий и немного с каким-то посвистом. Я судорожно повернул голову в сторону источника звука и в окружающей меня темноте различил медленное движение. Нечто, почти неразличимое во мраке леса, совершенно бесшумное, но крупное и массивное, приближалось ко мне. Инстинкт самосохранения не подвёл меня. Из леса я буквально вылетел в расстегнутых и, чего уж греха таить, обоссаных штанах, кувырком скатился по склону, на четвереньках выбрался из овражка, открыл машину чудом не потерявшимися ключами и рванул с места, едва не влетев под здоровенный Рено Магнум. Уровень адреналина снизился уже в Москве. Меня начало трясти и я остановился около макдональдса, чтобы в туалете привести себя в порядок. В процессе чистки джинсов и обуви ощутил некий холодок на спине, примерно между лопаток, ощупал рубашку и обнаружил на ней здоровую прореху. Когда я снял рубашку, чтобы оценить масштабы бедствия, то пережитый совсем недавно и поутихший ужас нахлынул с новой силой… На рубашке, наискосок, от правой лопатки к левой почке, красовались четыре длинных параллельных разреза, будто бы проведённых лезвиями бритвенной остроты. На коже не было ни следа. То, что было в лесу, промахнулось буквально на сантиметр. Никому из родных и друзей об этом я не рассказывал и не собираюсь, ведь кроме порванной рубашки у меня ничего нет, да и ту я выкинул на следующий день. Я ведь даже не разглядел толком эту тварь, только силуэт и короткий проблеск глаз там, где должна была быть её башка. Старался забыть это, но вышло не очень… Почему? Сразу после происшествия я засел за компьютер и стал пролистывать хроники происшествий за лето, и искать упоминания о брошенных на обочине машинах с ценными вещами и, возможно, документами, внутри. Мой интерес был вознаграждён очень скоро, на разных новостных сайтах я отыскал двенадцать подходящих под мои критерии заметок, в которых журналисты предлагали разные версии случившегося. По меньшей мере двенадцать человек не добрались до дома тем летом и трое из них ехали по Ярославке. Готов биться об заклад, что случаев таких было больше, ведь я взял только прошедшее лето и Московскую область, да и искал спустя рукава. Но не только это заставляет меня теперь пролетать участки трассы с плохим освещением и близко подступающим лесом, а вот что ещё… С начала нынешнего лета, холодного и дождливого, мне на глаза попалось уже шесть заметок про оставленные водителями машины. Я не знаю, что поселилось в подмосковных, а, может, и не только подмосковных, лесах. Не знаю и не хочу знать. Я знаю только, что оно смертельно опасно. Держитесь подальше от тёмных обочин, даже если очень приспичило, вот вам мой совет. #МистическиеИстории

Не берите ничего с кладбища Человек часто так устроен, что пытается сэкономить на чем угодно, а на кладбищах можно найти и конфеты и цветы и даже разную посуду. Некоторые доходят до того, что привозят с территории кладбища песок или гравий для ремонта. При этом есть старое суеверие, что никакие вещи с кладбища брать нельзя, даже те, которые выглядят случайно утерянными. В чем суть такого суеверия? Кто-то объясняет все тем, что "покойники ничего просто так не отдают и будут мстить за украденное", кто-то пытается объяснить плохой (мертвой) энергетикой кладбища, которую можно "занести в дом" и навлечь этим самым беды и болезни на членов семьи, в основном же говорят просто "нельзя и все тут". Верить или не верить в это суеверие - вам решать, но даже люди, которые не считают себя суеверными, находят в кладбище особую мистику, прикасаться к которой не хочется никому. Каждый из нас хотя бы раз в своей жизни от близких слышал историю, которая заставила, если не поверить, то хотя бы задуматься: а действительно ли так опасно брать вещи с кладбища? Ниже несколько историй о том, что случалось с людьми, которые брали с кладбища разные вещи. Мамина жалоба Моя мама, жившая в Иркутске, решила однажды собрать всех детей к себе поближе. Сестра с братом быстро перебрались к ней, а я все тянула, никак не получалось. В итоге мама так и не дождалась меня. Переехала я уже после ее смерти. Первым делом после переезда я решила сходить на кладбище к родителям. В выходной мы с мужем собрались, зашли на рынок. Я купила большой букет астр. Из дома взяла вазочку под цветы. Она была сделана в виде распустившейся лилии. Правда, при переезде в Иркутск один лепесток у нее отломался. Приехали, подмели в оградке, я вырыла ямку в могильном холмике, закопала в нее вазочку по самое горлышко, поставила цветы. Посидели мы с мужем, помянули усопших и домой поехали. Прошло дня три, снится мне сон. Мама пришла и говорит: - Наталья, ты мне такую вазу красивую принесла, а ее стащили. А здесь фарфора нет, одно железо! - и плачет. Проснулась я сама не своя. День хожу, два, не идет из головы сон. Не выдержала, рассказала мужу, говорю: - Поедем на кладбище. Плохо маме. Отмахнулся муж от меня: - Глупость твоя это все, не может такого быть. Два дня я ему надоедала, наконец, в субботу он согласился съездить. Приехали на кладбище. Только я дверцу в оградке открыла, вижу: букет астр брошен между могилками, и ямка пустая. Подняла я букет, повернулась к мужу: - Ну вот видишь, что я тебе говорила, мама не станет просто так тревожить! А он стоит, в березку вцепился, и сам белый: - Знаешь, если бы не видел это своими глазами, в жизни бы не поверил! Я закопала ямку, цветы разложила по всей могилке, а под памятник в землю вкопала красивую фарфоровую чашечку. Уж на сей раз не выкопают. Мамина будет. Больше я ее во сне не видела. Что касается украденной вазы... Разве люди не знают, что нельзя ничего брать с кладбища, худо им будет за это? Меня этому учили с детства. Мне вот 60 лет уже минуло, а я до сих пор помню такой случай. Нарвали мы как-то с братишкой на кладбище полные карманы ягод черемухи. Увидела наша бабушка, заставила все высыпать да еще шлепков надавала. И объяснила, что бывает с теми, кто берет кладбищенское. Считается, что даже если что-то потерял на кладбище - не возвращайся и не ищи: значит, мертвым это нужнее. Но судьба похитителей вазы мне, конечно же, неизвестна. Наталия Федоровна ПАВЛОВА, г. Байкалъск Иркутской обл. #рассказы

12 мая (29 апреля по старому стилю) Народное название: Мемнон, девять целителей, девять мучеников Кизических. По народным поверьям, девять мучеников помогают при телесных болезнях и эпидемиях. Поэтому и сам их день считался днем целителей. Девять мучеников считались также толкователями сновидений. 12 мая полагалось произнести специальный заговор от девяти напастей. Был и такой обычай: нужно было в полдень выйти на дорогу и подставить лицо теплому ветру. После этого здоровья должно было прибавиться на целый год. В этот праздник собирали травы и готовили настои из целебных растений. Одна из легенд гласит, что однажды Бог начертил на песке человеческий силуэт. В тот же миг появился дьявол и проткнул в нем множество ран-дырочек, каждая из которых означала какую-либо хворь. Тогда Бог создал 11 трав и наделил их силой излечивать 77 недугов. Поэтому, согласно народным верованиям, человек может заболеть 77 болезнями и для каждой из них найдет лечебное средство. На Девять мучеников страда была в самом разгаре, но крестьяне думали не только о труде, но и о сохранении душевного здоровья. Поэтому старались особенно тщательно соблюдать обычаи рода, начинать пахоту и сев только с молитвами и с советами стариков. По этому поводу говорили: «Без времени и без меры — будет грех на душе, а в теле — недуг». Приметы Если в этот день внезапно поднялся шквалистый ветер, то совсем скоро начнется сильный и продолжительный дождь. У дубов начала разворачиваться листва – холодная погода простоит еще долго. Вечером тепло или ночью на небе много ярких звезд – выдастся урожайный год. Увидели в лесу, что муравьи переселяются в сухие места – вам пора собираться домой, так как вскоре начнется дождь. То же самое обозначает и примета, по которой иволга кричит так же, как мяукает кошка. Летает большое количество майских жуков – ожидайте засушливых летних месяцев. Понаблюдайте на Мемнона за восходом солнца. Если он ясный, то летом будет хорошая погода. Заметили, что дождь начал идти с ярких вспышек молнии – прольется много воды. Листья у дуба появились раньше, чем у ясеня или у березы раньше, чем у ольхи – грядет сухое и теплое лето. #русь

Мнoгоуважаемая "Глeбская фабрика медицинских препapaтов". Я мaть четырёх прекрасных детeй! Извините сpазу. Я работаю на дoму, я фрилансер. *в этом месте виден след от ручки, проткнувшей бумагу насквoзь*. Сегoдня я встала в шесть yтра, пoмедитировала на кашу, написала свои утренние страницы у детей в дневниках, позанималась йoгой у плиты, а потом серфингoм у гладильной доски, вылoжила три поста в разные группы, отвела старшего к стoматологу, а младшего на батуты, сбегала в магазин и однoвременно надиктовала черновик статьи про "Радости материнства"... И это все дo 12.00. Я сильная прeкрасная женщина, меня все устpaивает. Глаз этот дергающийся мне даже идёт. Мyжики на улицах считают, что я флиртyю. У меня только один вопрос :"Зачем так глубоко ваточку в пузырек валeрьянки запихивать?!" Никаких нервов достать не хвaтит! Вы хоть подумайте, на минуточку, о мамах, кoторые будут брать этот ваш скoльзкий мерзкий пузыречек и зубами сгрызать эту вашу плoтно подогнанную крышечку. А там еще и ватка!!! Застрелиться быстpeе, чем ее вынyть. Дyмайте о клиентах, уроды вы эдакие. И пpoстите, ради бога. За советы бpaть на спиртy убью... Зoя Аpeфьeва. #рассказы

У нас в Смоленской области жила местная ведунья. Все звали ее Макарьюшкой. Она родилась перед самой войной. Когда пришли фашисты, Макарье было три годика, но уже в то время она «всё видела». То есть могла предсказывать события. Но из-за болезни, сглаза или порчи, она рано стала калекой — отказали ножки. Когда пришли немцы, многие жители эвакуировались, и Макарьюшку мать оставила на попечение старой бабки: мол, одна хромая, другая древняя — убогих немцы не тронут. А она уже тогда говорила, где что делается, и люди к ней тянулись. Особенно если хотели узнать судьбу своих близких. За добрые предсказания давали еду. Тем они и перебивались в оккупационное время. Когда я переехала в Десногорск, Макарьюшка уже старенькая была и вскоре умерла. Я многое слышала о вещунье — там она как местная святая почиталась. Про нее даже книга написана, про ее чудеса. Но я всё не находила времени приехать на ее могилку, однако в какой-то момент невзгоды заставили это сделать. И вот когда я приложилась к плите на ее могилке, меня будто покрывалом накрыли, а в голове возникла не моя мысль: «Что ты, дочка, хочешь?» Я сразу мысленно откликнулась: «Здоровье бы поправить… Очень хочу жить». И снова мне в ответ: «Будь спокойна, всё будет хорошо!» — и чувствую, как чья-то рука меня по голове погладила. Я отошла от могилы, грубо говоря, ошалевшая. Ну, не ожидала, что так явственно выразится благословление святой. Подружка смотрит на меня удивленно: «Что с тобой?» Я отмахнулась в шоке: «Потом расскажу…» После-то узнала, что далеко не все получают столь явные знаки. Подруга, например, ничего не почувствовала. Здоровье и вправду наладилось, страшный диагноз не подтвердился, и уже не было опасений за жизнь. Но какую-то энергетическую связь с Марьюшкой я ощущала. Не явно, а так… мысленно. Будто защита от нее шла. Однажды перед новым 2006 годом я поехала в село к родителям моей подруги Валентины. У отца Вали Сергея Ивановича был день рождения, и я купила ему подарок. По дороге заехала опять на могилку матушки Макарии, поблагодарила за свое здоровье. Беру на автостанции билет на автобус до деревни — хвать! — а на обратный путь у меня денег нет. И до пенсии еще 13 дней… Что делать? Думаю, придется у Дарьи Ивановны, у мамы подруги Вали, занимать деньги. Но так неудобно, так не хочется! С подарком явилась, а прошу деньги… Иду от остановки по тропе, снег свежий выпал, следов нет, одна я ступаю. И тут будто голос Макарьюшки почудился… Я встрепенулась: «Ой, матушка Макарья, помоги! Брось мне хоть десяточку на обратный путь…» Ну, совершенно безрассудная идея, сама понимаю. Иду дальше, смотрю — развилка, и тропинка идет в сторону. Ну что бы мне не идти дальше по своей дороге? Нет! Почему-то сворачиваю, нескольких шагов не прошла — лежит бумажка в 50 рублей!.. Ну кто меня туда толкнул?! Я в голос: «Ой, Макарьюшка, спасибо, родная!» — и такая радостная, такая веселая являюсь в гости к старикам, что они опешили: «Галина, что с тобой? Ты вся светишься!..» Еще б не светиться — такой знак от святой. Очень тепло и радостно мы отметили и день рождения деда Сережи, и пришедший следом Новый год. Пели песни, шутили, веселились, и было нас в избе как будто не трое, а, вместе с Макарьюшкой, четверо… #ведьмы