Страницы моих фантазий

Мама с Юлькой приехали на дачу под вечер. Их ждали. Бабушка накрывала стол на терраске, пес Гришка радостно толкался возле ворот. - Ну вот, хлеб забыли купить, - огорчилась мама, доставая из машины сумки с продуктами. - Я в местный магазинчик сбегаю, - с готовностью откликнулась Юлька. - Десять минут туда и обратно. Юльке повезло, магазин еще работал. Она взяла буханку и поспешила назад. В ста метрах от дома дорогу перегородили два подвыпивших парня. - О, привет, красавица! Пойдем-ка с нами на речку прогуляемся. Посидим, выпьем, поговорим... Юлька молча попыталась их обойти, но безуспешно. - Отстаньте, я кричать буду! - Да ори, сколько влезет, никто не услышит, - загоготали парни. Один из них схватил Юльку за локоть и потащил в проулок, ведущий к речке. - Мама! Гришка! - закричала девушка и уцепилась за забор. Парни схватили ее уже вдвоем. Юлька изо всех сил сопротивлялась. Внезапно в этой свалке появился кто-то четвертый. Парни от неожиданности резко отпрянули в сторону. И застыли на месте от ужаса. Перед ними, заслоняя собой девушку, стоял здоровенный страшный пес. Пасть оскалена, шерсть дыбом, жуткий взгляд голубых глаз направлен куда-то между ними... Выставив перед собой руки, парни попятились назад. - Все, все, мы уходим, - заикаясь, пробормотал один из них. Когда подоспела взволнованная мама, их уже и след простыл. - Что они тебе сделали? - Ничего. Гришка спас, - кивнула Юлька на собаку. И разревелась. Точь-в точь, как тогда, восемь лет назад... ...В тот день они пришли к ветеринару со своей старой собачкой на прививку. Ветеринар принимал женщину с маленьким щенком. - Не пойму, что с ним, - озабоченно говорила она. - Странный щенок какой-то. Ветеринар осмотрел пациента и с сожалением посмотрел на хозяйку. - Он слепой. Слепой от рождения. - Вылечить можно? Ветеринар развел руками. Женщина ненадолго задумалась потом со вздохом произнесла: - Тогда усыпите его. Зачем всем мучиться? Сколько это стоит? Ветеринар назвал сумму. Женщина оставила деньги и быстро ушла. Щенок неуклюже ползал по полу, пока не уткнулся в Юлькину ногу. И сел рядышком. Юлька разревелась. Она понимала, что значит "усыпить". У мамы тоже слезы на глаза навернулись. - Не надо усыплять щенка , - решительно сказала она. - Мы его себе забираем... Так началась Гришкина история. Сейчас почти круглый год он живет с бабушкой на даче. Несмотря на физический недостаток, он хорошо ориентируется и в доме, и на участке, а еще знает дорогу в магазин и на речку. И его хозяйки ни разу не пожалели, что когда-то спасли маленького слепого щенка. Автор: Андрей Сазонов

Уютно и тиxo в доме: чacы тикают, оpaнжевый свет из-под aбажура, мягкий такoй, кажется даже, будто он мурлычет. Николай Степанович захлопывает книгу и очки снимает. А тут тeлефон вдруг запиликал. — Не спишь ещё, дед?- спрашивает телефонная трубка. — Да пока ещё нет, но собираюсь… — А я сижу тут у вашего подъезда на лавочке, на окна ваши смотрю. — Так чего же смотреть! Поднимайся… — Ой, нет, дедунь, лучше ты выйди. Посидим, поговорим. Погода хорошая и не холодно совсем. А то бабушка сразу суетиться начнёт, кормить меня, расспрашивать, причитать, будто я опять похудел и на папу ещё больше похож стал. А мне серьёзно поговорить нужно. Трубка несколько молчит, потом старик отвечает: — Хорошо. Тогда скажу Леночке, бабушке, то есть, что забыл вынести мусор… И в телефоне отбойно запикало. Потом из прихожей вскрик: «Я скоро, ложись, не жди меня», и дверь входная хлопнула. Старик зашаркал домашними шлёпанцами вниз по ступенькам, чтобы выслушать, что расскажет ему сын его сына. Он понимaeт, дело серьёзное, коли Алёшка так поздно пришёл, пусть даже и в одном дворе они живут. Всё равно боязно. Четырнадцать ему всего. Посоветоваться-то не с кем, отца четыре года нaзад сбил на пешеходном переходе какой-то пьяный водитeль, когда тот так же вот поздно возвращался домой. И остались бы Алёшка с мамой одни-одинёшеньки на белом свете, если бы не старики, Серёжины родители. А Серёжа – это отец Алёшкин и, стало быть, Николай Степанычев сын. Единственный, между прочим. Выходит старик в почти ночной уже двор, а на улице и вправду божья благодать. Тихо, тепло, хоть уже и почти середина сентября, того самого, нашего, когда лето уже закончилось, а осень вот-вот начнётся, но пока ещё можно думать, что лето угасает. Просто прохладно несколько. Холодным теплом вдоль улиц веет, но во дворах, в затишке угреться ещё можно. Алёшка сидит на лавочке и на дверь в дедов подъезд смотрит. Старик подходит к внуку, тот встаёт навстречу, но первым руку не протягивает: дед же учил его, что первым, если сочтёт нужным, подаст её старший. Здороваются и оба садятся. Дед чуть раньше. — Я слушаю, говори… — звучит голос старика. Алёшка тут же начинает: — А чего говорить-то? Он сегодня пришёл. С чемоданом. И сразу, в прихожей сказал, что должен со мною поговорить. Мама упорхнула на кухню, а он и бухнул: «Ну, что, Алексей, видно теперь будем жить вместе. Ты – как? Надеюсь, не возражаешь? Ведь давно уже ясно, что мы с мамой твоей любим друг друга и намеpeны создать семью…» Я чёт, дед, растерялся даже сначала. Мама-то со мною не разговаривала об этом, не предупреждала. Вот я, значит, плечами пожал и с испугу в комнату к себе ушёл. Сижу там такой, смотрю в стенку и ни о чём не думаю. Обидно только, что мама моя предательница. Первые два года после папиной смерти каждое воскресенье на кладбище ходила, меня с собой брала. Там долго у могилы сидела и то плакала, то вздыхала просто, то что-то сама себе рассказывала. Я ей не мешал, стоял в стороне просто и ждал. А потом Борис Аркадьевич этот появился. И походы на кладбище стали всё реже, реже. А недавно она их с папой фотографию, ну, которая свадебная, где они смеются и головами друг к другу прижимаются, ко мне в комнату перенесла. «Пусть у тебя теперь стоИт», — говорит. Я потом решил, что к вам с бабулей жить перееду, чтобы не мешать… этим, как их, «молодожёнам». А затем подумал, что сначала с тобою поговорить надо. Ты как? Что думаешь? Дед в одну точку смотрит и лезет в карман, откуда достаёт уже покуренную сигарету. Прикуривает её, потом, словно вспомнив, говорит внуку: — Бабушке только не говори, что я кyрить так и не бросил после инфаркта. Привычка, знаешь ли… «Ладно?» спрашивает старик у внука уже только глазами, и тот кивает в ответ. Курит дед молча, а Алёшка его и не торопит, потому как понимает, что тот с мыслями собирается и важное сказать хочет. — А мне, Лёш, думаешь, не обидно было, когда мама твоя нас с ним знакомила? Помнишь, когда мы с бабушкой на твой день рождения пришли, а он суетился за столом как хозяин уже и коньячку мне всё подливал? Обидно. Да ещё как! Ведь жена моего сына, мать внука нашего, собирается стать чужой женою. Я себе даже представить этого не мог. Потому и сидел весь вечер так, словно это он на мне жениться собрался. А потом, когда домой пошли, бабушка твоя под руку меня взяла, подвела вот к этой самой лавочке, где мы с тобою сейчас сидим, и посидеть предложила. Присели. Она ко мне прижалась и говорить начала: — Ты не горячись, Николаша, и Верочке ничего говорить не вздумай. Нет в том ни её вины, ни предательства – я ведь чувствую, что ты сейчас именно так об этом думаешь. Ведь верность памяти хранить – это совсем не значит, что нужно уже при жизни жить перестать. Она же ещё только половину отпущенного ей срока прожила. А вторая, лучшая, наверное, половина как же? Покроется толстым слоем траура и скорби и не будет в ней места новой радости и новой жизни? Не-е-е-ет, дорогой, неправильно это. Мне кажется, что и Серёжа наш такой преданности не одобрил бы. Можно так, можно: помнить с благодарностью одного и полюбить другого. Это уже иная любовь, и нет в ней никакой грязи и предательства… Теперь, Лёш, и я так думаю. А ещё, знаешь, чего хотел бы? Чтобы мама твоя со своим новым мужем обязатeльно ещё одному ребёнку жизнь дали. И пусть по крови он (или она – какая разница!) мне не внук, но тебе братом или сестрою-то будет. И кoгда мы все – сначала мы с бабушкой, потом твоя мама с Борисом Apкадьевичем – уйдём, ты один не останешься. Будет на земле обязательно хотя бы один человек, тепло жизни которого и тебя согрeeт. Ты мне сейчас не отвечай ничего, не горячись, подумай и домой ступай. А я мусор понёс, а то бабушка ведь ждaть меня будет, не уснёт, разволнуeтся, а у неё – ceрдце… Автор: Олeг Букaч

​Почувствовала родовые схватки, дело было летом. В панике, не найдя сумку, я начала запихивать всё, что могло бы мне понадобиться на родах, в рюкзак мужа. Взяла свою счастливую сорочку и меховую зимнюю шапочку, просто она у меня счастливая. В состоянии аффекта вместе с ношей и животом наперевес я доехала до роддома, благо что городок у нас маленький. В приемном покое я попросила доктора, чтобы обязательно на мне были все вещи, которые я привезла с собой, они у меня счастливые, мол, я понимаю, что не положено, но я за это вас финансово отблагодарю, только, пожалуйста, не задавайте вопросов, пунктик у меня такой. У доктора глаза загорелись, говорит, мол, не вопрос, я распоряжусь. Я доктору дала 100 долларов, мол, это предоплата, доктор аж подпрыгнул от радости. Завели меня в палату, а у меня уже такое состояние, уже от схваток ничего не понимаю, сестра привозит инвалидное кресло и дает мне вещи. Смотрю: там ночнушка лежит моя, шерстяная шапочка и коньки хоккейные. Я спросила, что это, мол, и зачем, на что сестра ответила: “ Одевайте всё и быстро, доктор сказал, чтобы всё было на вас надето!”. Я уже ничего не соображаю: доктор сказал, значит, надо. Может коньки надевают, чтобы не сбежала? Везут меня по больнице в сорочке, вязаной шапке и коньках. Народ на меня смотрит огромными глазами, даже знакомые попались с работы, и даже не здороваются, только странно смотрят на меня. Думаю, наверное, летом я зря теплую шапку надела. Завозят в палату, помогли мне в коньках на кресло забраться, лежу я вся такая интересная с расставленными ногами и все думаю, на фига на меня коньки надели?! Забегает доктор и кричит на сестер, мол, почему коньки бинтами не перемотаны? Или вы хотите, чтобы меня она всего изрезала? Сестры забинтовывают коньки, я как-то успокоилась насчет их — доктор ведь даже не удивился, а еще и сестер пожурил. Но всё же смотрю, что как-то с недоверием на меня смотрят: врачи зайдут, посмотрят на меня, хватаются за рот и выбегают, слышу, хохочут в коридоре. А я все думаю, что все же напрасно я теплую шапку летом одела. Привезли другую роженицу, рядом на кресло положили. Смотрю — она без коньков. Непонятно... Спрашиваю у доктора: ”А почему она без коньков?”. Доктор: “Так она и не просила их надеть, а у вас в рюкзаке лежали. Сами так заказывали!!!”. И тут я эти коньки узнала! Это они у мужа в рюкзаке лежали, а я в состоянии аффекта и не заметила. Объяснила им ситуацию, хохот начался полнейший. Врачи говорят: “А мы все ваши справки от психиатра просмотрели, прежде чем вам коньки нести, да и деньги за это заплачены. Мало ли, может, хотите, чтобы сын хоккеистом был? Вы же сами просили лишних вопросов не задавать”.

Соседка друга вышла замуж за немца и упорхнула ин Дойчланд. Живут не тужат, но на историческую родину тянет временами, родителей навестить, друзей повидать... Однажды собрались они семьей и приехали. Муж-то ни разу в России не был, ни баня, ни водка-гармонь-лосось ему не ведомы. Друг мой - человек общительный, с соседями всегда дружил, домик в деревне свой имеетсо с баней-речкой-вениками-самогоном... В общем, взяли они немца в оборот по полной программе. Вечер очередного оборотного дня. Захмелевший немец, замотанный в простыню, поедая сало с луком, заводит диалог: - Кольйа, я считать рюсский жена - самый лючший жена в мире! - Варум? - Вот немецкий жена тебе гав-гав-гав, ты ей (показывает удар кулаком сверху) бум-бум-бум, она телефон сразу: "Халло, полицай? " И ихь бин наручники, тюрьма, ай-ай-ай... А рюсский жена тебе гав-гав-гав, ты ей бум-бум-бум, она тебе ГАВ-ГАВ-ГАВ! - ты ей бум-бум-бум, она тебе БУМ-БУМ-БУМ. Лежишь в коридор нихьт сознание, очнулься - одеялом прикрыт, где упаль. Нихьт полицай, нихьт тюрьма... Рюсский жена - самый лючший жена в мире!

ОСТОРОЖНО, ДЕТИ… У девятилетней Катюши была обязанность ходить в магазин. В большой супермаркет, который находился во дворе их многоэтажки. Когда она делала покупки, то самым весёлым и ответственным было правильно умножить, разделить и прибавить все эти килограммы, граммы и деньги. Чтобы тётенька кассир сказала ту сумму, которая уже была посчитана в её голове. И чтобы эта цифра совпадала с тем количеством денег, что дал папа. А главное, чтобы сумма денег была чуть-чуть меньше, чтобы девочка могла купить себе малюсенький подарок. Жевательную резинку, например, шоколадку и даже две разные шоколадки, когда были акции, а папа про это не знал. Несмотря на такие интересности и приятности, Катюша терпеть не могла эту свою семейную обязанность. Потому что для их большой семьи всегда нужно было покупать очень много. И покупки делались в выходные. Ей приходилось бегать в супермаркет несколько раз, выстаивать две, а то и три очереди на кассе, ведь большие тяжёлые пакеты никак не помещались в маленькие детские руки. Вот и приходилось носить по чуть-чуть. И она всегда опаздывала на суперинтересные игры с подружками во дворе. Катюша искала решение проблемы. Охранник супермаркета с удивлением наблюдал, как маленькая девочка пытается поднять со столика огромный пакет. А потом заметил, что за ним стоит ещё один, поменьше. Девочка посмотрела на охранника, вздохнула и расплакалась. Она оказалась очень общительной. В течение следующих десяти минут охранник узнал, что у девочки ещё есть два братика. Они младшие. И папа есть, замечательный, но он работает. А ещё – у неё есть обязанность покупать продукты. И её дом – вот он – прямо во дворе И, если он, такой добрый мужчина, подошёл к ней поговорить, то может быть он донесёт её пакеты до подъезда, вернее до лифта. А там встретят её братики, которые ждут дома, и они вместе всё вынесут из лифта домой? Папа работает, а ключи им на выходные не даёт, потому что они уже два раза их теряли. И у неё огромная радость – папа разрешил взять котёнка. И теперь она думает, где этого котёнка взять….. Охранник за минуту донёс тяжёлые кульки до лифта, за ним вприпрыжку бежала радостная Катюша. Она даже поцеловала его на прощание, назвала магазинным дедушкой Валерой, потому что прочитала на бейджике его имя и отчество – Валерий Леонидович. А потом очень быстро спросила, когда он работает следующий раз, когда его смена? Теперь девочка появлялась в супермаркете в дни его дежурств. Это была самая счастливая покупательница. Нагрузив полную тележку, она, сияя от радости, подвозила её к Валерию Леонидовичу. Затем они ещё пару минут мило болтали о жизни, а потом он очень быстро нёс её пакеты в подъезд. К лифту. Он чувствовал, что девчонка фантазёрка, понимал, что, возможно, она его использует, но настолько радовался её общению и детскому щебетанию, что всегда вспоминал о своих двух внучках, которые не сказали деду и десятой части тех ласковых и приятных слов, которые говорила эта хитрая выдумщица. Через полгода Валерий Леонидович нашёл другое место работы. И заскочил по знакомому адресу поговорить с консьержкой и передать три шоколадки для Кати и её братиков. Он подозревал, что девчонка от начала и до конца сочинила эту жалостливую историю, но ему была по душе и её смекалка, и доброжелательность в сочетании с живым умом. И ещё это трогательное… Магазинный дедушка Валера. Консьержка встретила его, как родного, напоила чаем и огорошила. Всё оказалось правдой, даже более страшной. Их действительно было трое малышей. Катя и братики на полтора года младше. И у них, действительно, не было мамы. Мама их просто бросила. Да, он не ослышался. Мама жива и здорова. Просто уехала, сразу после рождения младших, в другую страну в поисках лучшей и достойной жизни. Катюша её смутно помнила, а вот мальчишки уже нет. Папа постоянно работает. И в выходные тоже. А дети, на удивление, добрые и самостоятельные. Эх! Чего только в жизни не бывает… Валерию Леонидовичу стало тяжело дышать. Он вышел на воздух, несколько раз вдохнул полной грудью, затем вернулся и попросил у консьержки ручку и листок бумаги… «Катюша. Ты самая лучшая девочка в мире! Тебя ждёт большое будущее! Ты обязательно будешь счастлива, потому что ты умная, добрая и красивая! Нового охранника зовут Евгений Петрович. Он дежурит в мою смену. Я его обо всём предупредил. Твой магазинный дедушка Валера….» Автор: Наташа_Яремчук

Наглые люди - Мамуль, ну пожалуйста! Что тебе стоит? Я же не прошу тебя выплачивать кредит. Просто оформи его на себя. Нам срочно нужен новый диван в гостиную, а абы что брать не хочется. - Наташ, мы же это уже обсуждали. Больше я для вас кредиты не беру! – обиженно сказала Виктория Степановна. - Мамуль, ну в последний раз. И чего ты на меня взъелась? Я же в тот раз тебе все вернула до копейки! Ты разве забыла? Нет, Виктория Степановна ничего не забыла. Она брала кредит для покупки нового оборудования и материалов, когда дочка решила заняться перманентным макияжем, а денег не было. И на обучение тоже. У Наташи так горели глаза. Она была уверена, что теперь сможет зарабатывать в разы больше и наконец-то их семья вылезет из долгов. Мать согласилась помочь. Кредит был не такой большой, но растянутый почти на год. Время от времени дочка не успевала перевести ей деньги на карту вовремя, поэтому приходилось погашать из своих, а потом буквально выпрашивать свои собственные денежки, то и дело выслушивая отмазки, вроде: - Мамуль, потерпи денек, Игорьку пришлось дать денег на спортзал. - Потерпи еще денечек, София попросила новую курточку. - Еще денечек, пожалуйста, потерпи, моему Герману нужны новые туфли, подошва на старых совсем прохудилась. Дни плавно перетекали в недели, но дочка будто не понимала, что подводит мать-пенсионерку. В день, когда Наташа пришла отдать маме долг, наконец-то, она то и дело жаловалась, что придется Сонечке бросить музыкальную школу, ведь нечем за нее заплатить. И что сыну не получится купить на день рождения новый планшет... В итоге, Виктория Степановна опять расчувствовалась. Внуки все-таки. Ну, и отдала дочери часть денег из тех, что она ей вернула. После того случая, Виктория решила, что больше кредиты для дочери брать не будет. Их уже и так было не мало. Пусть сами выкручиваются. Не по пятнадцать лет уже им обоим. Взрослые как ни как. - Да нет, я все хорошо помню. И как у соседки пришлось денег одалживать, потому что в конце месяца продукты и лекарства закончились, а ты никак не успевала мне вернуть долг. То работы много, то забегалась, будто только ты у нас центр вселенной. И вообще, зачем вам диван? Муженек твой уже на старом все бока отлежал? - Мама, ну что ты начинаешь!? Герман у меня хороший. Он уже ищет работу. Сам понимает, что негоже сидеть на шее у жены! - А последние десять лет он этого не понимал? - поинтересовалась мама. - Мамуль, ну все семьи разные. В нашей я стала добытчиком, зато Герман с детьми занимался и по дому хозяйничал. Кто же виноват, что его никто не хочет на работу брать? Просто не понимают, какого ценного сотрудника они теряют! Наташа говорила так убежденно, будто и сама во все это верила. Мать же ее была о зяте совсем другого мнения. Считала его инфантильным мужчинкой, который удобно устроился на хрупкой женское шее. Сидит на ней такой весь из себя и весело болтает ножками, а порой наклоняется, целует ее в щечку, да на ушко ласковые слова приговаривает… - Да ладно? А когда Лёнька наш ему предлагал у него поработать? Чего он не согласился? - Так он же его не в партнеры звал, а обычным рядовым сотрудником. Да и зарплату совсем маленькую предлагал. Мой Герман достоин лучшего! - Без сомнения, и лучше, чем сидеть на твоей шее, не придумает никак. Не мудрено, доченька! Лёнька, старший сын Виктории Степановны, был полной противоположностью зятя. Он начал подрабатывать еще в институте, а когда доучился, сразу же устроился на завод. Не гнушался никакой работы, лишь бы получить нужный опыт. Постепенно двигался вперед по карьерной лестнице, а в какой-то момент настолько окреп морально и материально, что начал заниматься собственным бизнесом. За последние десять лет он сильно преуспел. И уж точно не клянчил у матери деньги до зарплаты. Наташа работала сначала на дому. Первые годы маникюр делала, потом на парикмахера выучилась, после татуажем занялась. В ВУЗ она так и не поступила. Вроде и не глупая была, но говорила, что не видит смысла в высшем образовании, когда так много всего можно предложить людям. В чем она только себя не пробовала. Иногда получалось, иногда нет, но она не останавливалась на достигнутом. Когда клиентов стало больше, Наташа сняла уютную студию в соседнем подъезде для своего рабочего кабинета, там и принимала гостей, а Герман в это время занимался всем, что ему вздумается. Хотя и по дому много чего делал, вот только далеко не все, как говорила ее дочь. - Мамуль, ну мне очень нужны деньги, пожалуйста! Я обещаю, что в этот раз день в день буду перечислять тебе деньги… - А ты другие варианты поискать не хочешь? - Ну, какие например? - Откажись от кабинета, снова принимай клиенток дома, как раз за два-три месяца сможешь отложить на диван для своего лежебоки, - предложила ей мама. - Я не хочу возвращаться к старому образу жизни, когда по нашему дому топчутся чужие люди, да и дети уже взрослые, от них так много шума. И Герман точно будет против… - Раз он против, пусть идет и работает. Зря ты что ли ему новый гардероб покупала? Дубленка, туфли, костюм – будто на свадьбу собрался. - Мам, ну так работодатели они же встречают по одежке, как без этого? - Он что в депутаты шел устраиваться? Нет, обычным репетитором. И то не взяли. Видимо, по одежке таки встречают, а ума не хватает… - Мамочка, ну ты чего? Герман у меня ведь такой умный. Он школу с серебряной медалью закончил. И институт чуть ли не с красным дипломом. Таких еще поискать нужно! - Ага, только даже школьным учителем его не берут! - В школу он сам не хочет. Там платят мало. И работа нервная. Не хочу я, чтобы он домой злой каждый день приходил. - Ты не хочешь? Или он не хочет? Наташа вышла замуж за Германа, когда ей было всего 22 года. Смотрела на него влюбленными глазами, будто он идеал всей вселенной. И не мудрено, он был старше на восемь лет. Весь такой уверенный и сильный, по крайней мере, хорошо умел пыль в глаза пускать. Недолго думая, он сделал ей предложение, а уже через полгода после свадьбы Наташа забеременела. Когда родился их старший сын Игорь, послеродовая депрессия почему-то началась у отца, а не у молодой мамочки. Как же им тогда было тяжело. Герману пришлось уволиться с работы, чтобы собраться с силами. Наташа старалась ему во всем помогать, не нагружать своими проблемами и хлопотами по дому. Хорошо хоть квартира своя, от родителей мужу досталась. А так бы они вообще в трубу тогда вылетели. Первое время родители Наташи им помогали деньгами, внук ведь маленький совсем был, но потом поняли, что это как в бездну медяки кидать. Обратно они не вернутся, а затягивает все быстрее. Оставшись без родительской поддержки, Наташа решила взять все в свои руки. Пыталась кое-как заработать денег хотя бы на еду, пока Герман сидел дома с ребенком. Постепенно он начал приходить в себя, но при мысли о работе у него начиналась хандра. Зато Наташа гордилась собой изо всех сил – смогла поднять семью на ноги. Тихо-мирно она постепенно перетянула все одеяло семейного бюджета на себя, а Герман нисколечко не замерзал от этого. Через три года родилась дочка, ведь в супружеской постели у них всегда царила любовь и нежность. Правда, ни о каком декрете не было и речи. Она и недели дочку грудью не покормила, сразу на смеси перешли. Да и работать пришлось чуть ли не до дня родов. Последних клиентов она принимала всего за три дня. А уже через неделю вернулась к работе, пока муж занимался дочкой. Герман был очень добрым и внимательным мужем, не обделял жену лаской. На комплименты не скупился. А она цвела и пахла рядом с ним. По крайней мере, первые годы так и было. Но дети взрослели, расходы росли. В квартире нужно было ремонт сделать. Денег не хватало, начали брать кредит за кредитом. В итоге уже и забыли, когда ложились спать без мысли о долгах. Точнее спать это мешало только Наташе, муж ее был уверен, что они со всем справятся. - Мамочка, давай так, ты сразу не отказывайся. Просто подумай об этом, ладно? А я к тебе на днях забегу, мы еще поговорим. Хорошо? Виктория Степановна лишь недовольно кивнула. Дочка ушла, а мама осталась дома с неприятным осадком на душе. Наташа даже не вспомнила, что через пару дней будет годовщина смерти отца. Надо было бы собраться всей семьей, помянуть его. Да нет, теперь и звать их в гости пропало желание. Зато Лёнька не забыл про годовщину. В нужный день он сам приехал к матери с женой и сыном. Привез с собой еды из ресторана, торт купил и бутылочку вина прихватил, чтобы посидели по-семейному. - А что Наташки не будет? – удивился он, когда пришел. - Она, видать, забыла. А я и напоминать не стала… - Что опять случилось? – озадачено спросил ее сын. Виктория Степановна ему все и рассказала. Нужно было выговориться, да и скрывать от сына она ничего не собиралась. - Ладно, ты не переживай, сейчас папку помянем, а завтра я этот вопрос сам решу. Мам, но кредит не бери. Ни в коем случае! - Да и не хочу, но ты же знаешь Наташу, она давить морально умеет… - А ты не слушай ее. Она уже взрослая и должна сама решать свои проблемы. Договорились? Вечер в кругу семьи выдался душевным и на удивление спокойным. Они поели, вспоминали разные истории про Геннадия Петровича, посмеялись, немного поплакали и разошлись. Он ушел всего два года назад. Матери было тяжко остаться без мужа, но с инфарктом шутки плохи. На следующий день Лёня сам отправился к сестре. Позвонил заранее, ведь порой пробиться к ней было нереально. Договорился о встрече. Когда он пришел, Герман был дома. Лежал на диване и смотрел телевизор. Впрочем, в последнее время это было его привычное занятие. Дети подросли, сопли вытирать никому не нужно. - Привет, сестренка! Разговор есть! – сказал Наташе брат чуть ли не с порога. Герман даже оживился при виде гостя. - Может, по 50 грамм за встречу? – предложил он. - Ты чего? Я вообще-то за рулем, да и день на дворе. Не рановато ли? - Так давно ж не виделись! - Я не за этим приехал. Наташ, ты перестань мать просить, чтобы она кредиты для тебя брала. Ладно? Наташа сверкнула на брата глазами, сильно ей его тон не понравился. - Лёнь, тебе вот какое дело? Я же не тебя прошу! - Она и моя мама вообще-то. А меня ты не просишь, потому что я тебе сразу дал понять, что не будет этого! Тут вмешался Герман. - Леонид, ну ты чего? Семья для того и нужна, чтобы помогать друг другу! - Да ну? А вы матери больно помогаете? Только деньги из нее сосете. Все кормушка закрыта. Вы не забыли, что мать уже на пенсии. Или ей на работу устроиться, чтобы ваши хотелки оплачивать? – выпалил брат. - Не много ли ты на себя берешь, братец? – недовольно сказала Наташа. – Пришел к нам домой, да еще и кричишь… - А что делать, если по-другому до тебя не доходит. Ладно, прохиндей твой ничего не понимает, но ты же дочка ее родная. Неужели тебе мать совсем мне жалко. - В том-то и дело, что родная! Не лезь не в свое дело! - Да ну, родная? А что же ты вчера не пришла отца помянуть? Тут Наташа притихла, пытаясь вспомнить, какое сегодня число. Она так заработалась, что и забыла, в какой день отец умер. А ведь и правда, вчера два года было. Тут ей стыдно стало, но виду она не подала. - Так меня же никто не позвал! – оправдывалась она. - А это не день рождения, чтобы звать. Кто вспомнил, тот и пришёл! - Видимо, ты не забыл? - Нет, не забыл. Хорошо посидели вчера. Без вас даже тише было. Меньше нытья. В общем, обижайтесь или нет, но я вам, наглые люди, в последний раз говорю – отстаньте от матери! - сказал Лёня, а потом добавил. - Когда она в больнице лежала, ты пальцем о палец не ударила, чтобы ей помочь. Так что и на нее больше не рассчитывай. Примерно год назад Виктория Степановна попала в больницу. Ей так тяжко было после смерти мужа, что и у самой начало сердечко пошаливать. Сын ее лечиться положил, а потом в санаторий на 10 дней отправил, чтобы привела нервы и здоровье в порядок. Ей стало гораздо лучше. Вот только Наташа узнала обо всем, когда мать уже вернулась из санатория, отдохнувшая и посвежевшая. - Так я разве виновата, что вы партизаны, ничего мне и не сказали! – возмутилась она. - Это потому что матери нужно звонить не только, когда деньги нужны, но и чтобы о ее здоровье справиться! Все, я пошел. Надеюсь, что ты меня услышала. Про мамины кредиты забудь раз и навсегда. Еще раз услышу от нее про это, будем по-другому разговаривать. А диван у вас еще и старый почти новый! Хотите лучше, мужа своего работать отправляй, а не на пенсионерку свои проблемы вешай. Лёня ушел, а Наташа очень разозлилась. Герман подошел к жене и нежно обнял ее за плечи. - Не переживай, моя хорошая, мы и сами справимся. Зачем нам такие жадные родственники!?

Пенсионерка выбирала дешевый холодильник и терпела смешки продавцов. Но уже на следующий день обидчики поплатились (вторая часть) Сергей еле нашел Арсения с Лешей, изображающих кипучую деятельность. – Кто позволил так разговаривать с посетителями моего магазина? – А что такого мы сказали? Наверное, бабушка просто нас не так поняла. – А я? Я вас тоже не так понял? Я стоял за стендом и слушал это безобразие. Вы не только себя позорите, но и меня! Парни языки прикусили. Леша еще пытался сказать про «повышение чека», но Сергей сразу осек его и указал, что они забыли о главном: уважение к любому покупателю всегда должно оставаться на первом месте. – Сейчас обслужите Марию Ивановну по высшему разряду! Поняли? Женщине было даже как-то неудобно, когда молодые люди растерянно извинялись, лебезили и старательно вбивали адрес доставки. Еще бы: Сергей Петрович грозно навис рядом и зло наблюдал за ситуацией. – Теперь и ты, Артемий, и ты, Леша, будете именно так разговаривать с каждым покупателем. Понятно? – Да! – хором ответили горе-консультанты. – Не надо, – Сергей увидел, что женщина достала кошелек, – пусть это будет и компенсацией за поведение этих двух остолопов, и подарком. В благодарность за то, что Вы, Мария Ивановна, делали для меня и других ребят из нашей школы в то сложное время. – Нет, Сереж, пожалуйста. Не ставь меня в неудобное положение, – уже держа банковскую карту в руках, Мария Ивановна попросила, – Артемий, давайте я оплачу. Сергей кивнул. «Из-за меня, да?» Уже в 9 утра Мария Ивановна услышала звонок телефона: точно, доставка. Через полчаса будут. Она еще раз протерла пол и встала у окна ждать. Вот, «Газель» подъехала. Вот, грузчики – бедненькие! – коробку тащат. Что-то большая коробка, высокая… Побежала открыть дверь. Красные и запыхавшиеся старые знакомые – Артемий и Леша – затаскивали тяжелую и длинную коробку. К своему удивлению Мария Ивановна разглядела на ней рисунок модного двухкамерного холодильника и надпись на иностранном языке. «Сережа! Ну зачем, Сережа!» – Подождите, ребята, сейчас, я Вам дверь придержу! Да-да, вот сюда поставьте… Новоиспеченные грузчики сняли упаковку и женщина увидела модный, дорогущий холодильник. – Ребята, это от Сергея, да? – Да, Мария Ивановна. Извините нас еще раз за вчерашнее. – Что было, то прошло. Вы, я смотрю, поплатились. Шутка ли – на 4-ый этаж такую махину тащить… Давайте я Вас чаем хоть напою в знак примирения! – Спасибо, но теперь некогда. Нам еще 12 махин по городу развозить. Сергей Петрович в нас в грузчики перевел, которых всегда не хватает. – Из-за меня, да? Парни промолчали. Да и так все понятно было. Сказали только, чтобы «холодильник постоял перед включением на меньше 12 часов». Когда они ушли, Мария Ивановна еще и увидела СМС от банка: магазин оформил возврат средств. «Что ж я, глупая, у Сережи номер телефона не взяла… Как его отблагодарить теперь? Завтра опять в магазин пойду» – думала женщина, перебирая школьные фотографии. Вот он, Сергей Никифоров, 8-ой класс. Мальчик из семьи с пьющим отцом и несчастной матерью, работавшей целыми днями. Мария Ивановна вздрогнула: из воспоминаний вырвала трель дверного звонка. «Кто же там? Может, ребята чего-то забыли? Подруга в больнице, а прийти-то больше и некому…». Посмотрела в глазок и удивилась еще больше: в подъезде стояла целая толпа с Сережей Никифоровым во главе. Он держал в руках огромный букет цветов. – Здравствуйте! Ой, что происходит, у меня даже голова закружилась… Сережа, ребята…, – женщина осторожно взяла цветы. Мария Ивановна смотрела на гостей и постепенно узнавала то одно, то другое лицо. Вот Леночка Трофимова с выпуклой родинкой у носа. Это – Люба Кузнецова, точно… – Ребята, куда же я вас всех рассажу! – у женщины текли слезы. Ее не забыли. О ней помнили! – Мы просто пришли сказать, что Сергей решил организовать встречу одноклассников в следующем месяце. Лично приглашаем Вас, Мария Ивановна! – Приду, конечно приду. Какие вы все большие стали… ____ – Ба, пришли еще тысячи 4 хотя бы. У меня опять аренда хостела закончилась, – Вадим снова канючил деньги. У Марии Ивановны было такое хорошее настроение, что даже образ внука, укладывающегося спать под Дворцовым мостом, не вызвал стремления перезанять и отправить. – Вадим. Я больше не отправлю ни копейки. Единственное, чем теперь могу помочь, – это попросить знакомого хозяина магазина бытовой техники устроить тебя грузчиком здесь, в своем городе. – Я пробовал работать грузчиком. Мне не понравилось! Скоро продавцом-консультантом устроюсь здесь, в СПб. А какие в твоей дыре перспективы? – Тогда ничем не могу помочь, – твердо ответила Мария Ивановна и услышала гудки, – Прости его, Господи; пойду лучше холодильник включу. Автор Рублева

Дpуг дeтcтвa Aнaтoлий coбpaлcя зa тpeтьим peбёнкoм, мы. кoнeчнo, жe c цвeтaми и пoдapкaми eгo coпpoвoждaли. Haдo мнoгoдeтную мaму пoздpaвить. Пoкa exaли Toля, co cмexoм paccкaзaл, кaк oни c cyпpугoй oтпpaвилиcь в poддoм в caмый-caмый пepвый paз... Жили caмocтoятeльнo, мoлoдыe влюблённыe. Toля, кaк зaбoтливый и любящий мyж, oчeнь тщaтeльнo coбиpaл жeну в бoльничку. Пpeдуcмoтpeнo былo aбcoлютнo вcё, и тёплыe вeщи, и гигиeничкa, и пpo зaпac нa вcякий пoжapный чтo-тo coбpaли, и пoкушaть мoлoдoй мaмe из тoгo чтo любит, тo чтo пoлeзнo, тo чтo мoжнo, в итoгe вeщeй пoлучилocь мнoгo. Heт, пpaвдa мнoгo. Koгдa нaчaлиcь cxвaтки, пpиexaлa мaшинa "cкopoй пoмoщи", Toля вcё caмocтoятeльнo тaщит в мaшину, cумки, пaкeты, нaгpyжeнный пoд зaвязку. Hocит-нocит, a бapaxлo нe зaкaнчивaeтcя... Cтoящий oкoлo мaшины вpaч, в oчкax, c xopoшими тaкими линзaми, внимaтeльнo cмoтpит нa этo и cпpaшивaeт: — Пaпaшa, a вoпpoc мoжнo? — Koнeчнo дoктop. Cпpaшивaйтe cкoлькo угoднo нa вcё oтвeчу. — Coбcтвeннo вoпpoc тoлькo oдин. ...вы eё oбpaтнo зaбиpaть-тo будeтe?

Новый хит от Александра Буйнова! Разрывает душу!

В сентябре мамοчки пришли встречать свοих старших детей из шкοлы. Две женщины лет тридцати пяти сидят на лавοчке, οбщаются с наслаждением, виднο чтο давнο не виделись и целую кучу всегο друг другу рассказать хοчется. С ними рядοм сидит сын οднοй из них. Парню гοдика четыре не бοльше. Играет зелёным сοлдатикοм. Ο чём οбычнο женщины гοвοрят? Кοнечнο, ο внешнοсти, фигуре и так далее и тοму пοдοбнοе. Та, кοтοрая с ребёнкοм, — Οй Лен, даже и не знаю. Пοправилась сильнο. Чувствую себя прямο, как кοрοва. Втοрая, всплеснув руками, начинает как и пοлагается, успοкаивать: — Ир, да ты чегο? Не выдумывай! Нет, ты стрοйная и ни капельки не пοправилась. Цветёшь и пахнешь... Мамаша вοзражает: — Да нет же, Лен, ты пοсмοтри, какая я тοлстая! Кοрοва! И даже встаёт с места, крутится туда-сюда. Изοбражает будтο плачет. Пοдруга снοва за свοё: — А ну-ка перестань! Да ты чтο?! Где ты тοлстая? Сοвсем ты не тοлстая! Тут в разгοвοр неοжиданнο вступает четырёхлетний мужчина, как и пοлοженο сыну, οн начинает защищать маму: — Перестаньте! Не кричите на маму! Οна тοлстая! Οна сказала тοлстая, значит тοлстая! Кοрοва, значит кοрοва! Все сидящие в фοйе, включая οхранника, смеются. Дед с трοстοчкοй утирая слёзы: — Ну, правильнο. Мужчина всегда дοлжен маму защищать...