ТИХИЙ УГОЛОК МОЕЙ ДУШИ

Петров Василий Степанович - единственный в мире офицер, воевавший без обеих рук. Родился 5 марта 1922 (точная дата рождения Василия Степановича неизвестна, но сам он отмечал свой день рождения 22 июня) 1922 года в селе Дмитриевка ныне Приазовского района Запорожской области (Украина) в крестьянской семье. Русский. В 1939 году окончил Нововасильевскую среднюю школу. В Красную Армию призван в 1939 году Мелитопольским городским военкоматом Запорожской области. В 1941 году окончил Сумское артиллерийское училище. Служил в 92-м отдельном артиллерийском дивизионе (город Владимир-Волынский). Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года. Воевал на Южном, Воронежском и 1-м Украинском фронтах. Заместитель командира 1850-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (32-я отдельная истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 40-я армия, Воронежский фронт) капитан Петров отличился в боях на Левобережной Украине, при форсировании Днепра и удержании плацдарма на его правом берегу. 14 сентября 1943 года в районе села Чеберяки (ныне Роменский район Сумской области) капитан Василий Степанович Петров под сильной бомбёжкой с воздуха и артиллерийским огнём противника быстро и без потерь организовал переправу трёх батарей через реку Сула. Через два часа после переправы батареи подверглись неожиданной контратаке 13 танков и батальона немецкой пехоты. Капитан Петров, быстро оценив обстановку и подпустив танки и пехоту противника на дистанцию 500—600 метров, открыл массированный огонь всех орудий и в короткий срок подбил 7 танков и расстрелял до 2 рот вражеской пехоты. Атака гитлеровцев захлебнулась. В это время до 150 немецких автоматчиков зашли батареям в тыл, обойдя их боевые порядки из-за леса справа и открыли сильный огонь из автоматов, стремясь окружить батареи и пленить личный состав. Капитан Петров, невзирая на крики немцев «рус, сдавайся», развернул 6 орудий в сторону немецких автоматчиков и открыл губительный для них огонь картечью. Одновременно Петров за счёт взводов управления и всех свободных от орудий людей создал группу автоматчиков и во главе их с возгласом: «Истребители в плен не сдаются», «За мной, за товарища Сталина, вперед! Истребим немецких фашистов», пошёл в атаку на немецких автоматчиков. После 2-часового боя капитан Петров отразил и эту атаку, вывел батарею из окружения, уничтожив при этом до 90 солдат и офицеров противника, пленил 7 человек, остальные разбежались. В этом бою капитан Петров, несмотря на ранение в плечо, остался в строю. 23 сентября 1943 года, замещая выбывшего из строя командира полка, Петров силами и средствами своего полка, первым в бригаде, за одну ночь умело и быстро форсировал реку Днепр и переправил материальную часть, боеприпасы и людей на правый берег реки, занял боевой порядок и прочно удерживал плацдарм, отбивая неоднократные контратаки противника. 1 октября 1943 года при танковой контратаке немцев капитан Петров, находясь в боевых порядках 1-й и 2-й батарей, лично руководил огнём и подбил 4 немецких танка и 2 шестиствольных миномёта. Когда в 3-м расчёте 1-й батареи танки противника своим огнём вывели из строя весь расчёт, Петров со своим ординарцем бросились к орудию и вдвоём продолжали вести огонь, подбив самоходную пушку «Фердинанд». Здесь Петров от прямого попадания вражеского снаряда в пушку получил тяжелейшее ранение обеих рук, но поле боя не покинул; только после отражения контратаки немцев Петров разрешил эвакуировать себя в медсанбат. Благодаря мужеству и исключительной храбрости и отваге капитана Петрова, сумевшего воодушевить личный состав батареи, в этот день полком были отражены 4 контратаки противника, плацдарм был удержан. Тогда форсировании Днепра В. С. Петров был тяжело ранен и, ему ампутировали обе руки, более года находился в госпитале. Из интервью взятого у Василия Петрова газетой "Факты" 24.07.2002 "-Я ведь чуть не погиб в 1943-м на Букринском плацдарме. Преодолев расстояние в три километра, меня, тяжелораненого, товарищи доставили в Ковалин, где тогда находился наш медсанбат. Но он был переполнен ранеными, и меня, как безнадежного, оперировать не стали… Умерших от ран было очень много. Похоронная команда, не успевая предавать тела земле, укладывала их штабелями возле руин разрушенных домов, в сараях… В один из таких сараев положили и меня. Когда командиру бригады доложили, что Петров отправлен в морг, полковник Купин приказал капитану Запольскому и майору интендантской службы Галушко немедленно отбыть в Ковалин, найти мое тело и доставить его в село Старое для похорон. На поиски ушли почти сутки, но приказ командира они так и не выполнили. Возвратившись на плацдарм, Галушко с Запольским доложили комбригу, что капитан Петров… уже похоронен. Но Купин отказывался верить в это. Он приказал офицерам вернуться в Ковалин и возобновить поиски моего тела. В общем, среди умерших им в конце концов удалось отыскать меня. Обнаружив, что я жив, Галушко с Запольским вновь перенесли меня в санбат и, приставив пистолет к голове хирурга, потребовали сделать все, чтобы спасти мне жизнь. На размышление дали одну минуту. И тот рискнул сделать операцию, хотя честно предупредил моих товарищей: шанс выжить у раненого минимальный. Операция, однако, прошла успешно. А спустя несколько недель, где-то в конце ноября — начале декабря 43-го, на самолете У-2 меня доставили в Московский институт ортопедии и протезирования." По признанию самого Василия Степановича, очнувшись на госпитальной койке, он испытывал такую нестерпимую боль во всем теле, что кричал до тех пор, пока силы не покидали его. Думая, что жизнь кончена, инвалид выкуривал до ста папирос в день. Петрову предложили должность второго секретаря одного из райкомов партии в Москве, но он рвался на передовую. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 декабря 1943 года за успешное форсирование Днепра, удержание плацдарма и проявленные при этом мужество и стойкость, капитану Петрову Василию Степановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3504). Весной 1944 года, с разрешения верховного главнокомандующего И. В. Сталина, майор Петров был снова включен в состав действующей армии. Правда об этом он узнал лишь в 1982 году, в год своего 60-летия. Война шла уже в Германии. Там Василий Степанович спас от расправы своих подчиненных немца, который стрелял в него, их командира. Из интервью взятого у Василия Петрова газетой "Факты" 24.07.2002 "- Василий Степанович, а ведь вы, как и ваш отец, спасли жизнь человеку, стрелявшему в вас… - Да, это случилось в Германии, за несколько дней до того, как наши водрузили знамя Победы над Рейхстагом. Я был ранен, от сильной потери крови терял сознание, но приказ — оцепить район и задержать стрелявшего — отдать успел. Когда у пленных спросили, кто стрелял, из строя вышел унтер-офицер. Его звали (до сих пор помню) Пауль Имлер. Все мои подчиненные сходились во мнении, что пощады и прощения ему быть не может. Последнее слово оставалось за мной. (К тому времени майор Петров уже командовал 248-м гвардейским истребительно-противотанковым Львовским артиллерийским полком. — Авт. ) Я подозвал майора Алексеева и сказал: «Никаких расстрелов! Приказываю вам сейчас же посадить этого человека в бронетранспортер, вывезти за линию соприкосновения войск и отпустить с миром». - Чем вы тогда мотивировали свое решение? - Исход войны был уже предрешен, и смерть этого парня уже ничего не меняла. По красно-белой ленточке на его френче между второй и третьей пуговицами можно было сделать вывод, что на войне он не первый год. Такие нашивки вручали всем солдатам Вермахта, принимавшим участие в зимней кампании 41-го. Лежа на носилках, я смотрел на этого парня и думал: «Этот человек прошел всю войну. И сейчас, когда до ее окончания остаются считанные дни, он должен погибнуть?.. Несправедливо!» Это было ответом на вопрос о том, кем был на самом деле советский Воин-Освободитель. Командир 248-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка (11-я гвардейская истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 52-я армия, 1-й Украинский фронт) гвардии майор В. С. Петров отличился в боях на Одерском плацдарме. 9 марта 1945 года крупные силы противника перешли в наступление в районе Поль-Грос-Нойкирх (10 километров южнее Козеля, Германия) с задачей сбросить наши части с занимаемого плацдарма на западном берегу реки Одер. Гвардии майор Петров, умело и мужественно руководя боем своего полка, лично находясь в боевых порядках батарей под исключительно сильным артиллерийско-минометным и пулемётным огнём, неоднократно рискуя жизнью, в течение двухчасового боя сумел отразить 5 контратак противника и не допустить его на переправы плацдарма. В бою было уничтожено 9 танков и свыше 180 солдат и офицеров. 15 марта 1945 года в бою по прорыву обороны противника на западном берегу реки Одер гвардии майор Петров проявил высокие образцы оперативного руководства полком и непреклонное мужество при выполнении боевого задания. Под его руководством полк уничтожил 4 орудия, 13 огневых точек и до 120 солдат и офицеров противника. 19 апреля 1945 года в ожесточенных боях в районе Ниски (Германия) гвардии майор Петров вновь показал своё безграничное мужество, геройство и умение руководить подразделениями в любой обстановке. Противник, сосредоточив крупные силы пехоты и танков, предпринял ряд сильных атак в направлении шоссе Ротенбург — Ниски с задачей перерезать дорогу, по которой двигались наши наступающие войска на Дрезден. Гвардии майор Петров с целью занятия выгодного противотанкового рубежа обороны повёл две штурмовые батареи в атаку на населённый пункт, занимаемый противником. Благодаря умелому сочетанию огня орудия прямой наводкой с автоматно-пулемётным огнём орудийных расчётов и исключительной храбрости командира полка гвардии майора Петрова населённый пункт Эдерниц-Вильгельминенталь был взят, и полк закрепился на выгодном рубеже. Противник несколько раз переходил в яростные контратаки, но полк, руководимый Петровым, стойко отразил все атаки. Было уничтожено 8 танков, до 200 человек пехоты. 20 апреля 1945 года на боевые порядки полка двигалось 16 танков и до батальона пехоты. Лично руководя боем батарей, гвардии майор Петров сумел отразить атаку противника и сорвать замысел — перерезать дорогу на Дрезден. В этом бою полком было уничтожено 4 танка. В бою 27 апреля 1945 года в напряжённый период сражения лично поднял в атаку 1-й батальон 78-го стрелкового полка и во время атаки получил тяжелое ранение. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 за удержание плацдарма на Одере гвардии майор Петров Василий Степанович удостоен второй медали «Золотая Звезда» (№ 6091). После войны продолжал службу в Вооруженных Силах. Член ВКП(б)/КПСС с 1945 года. В 1954 году окончил Львовский государственный университет. Свою диссертацию Петров тоже написал самостоятельно, избрав своей темой "Князь Бисмарк и возникновение Германской империи 1860-1871 годов". Во время защиты работы, рассказывал позднее Петров, председатель комиссии вдруг спросила: "Василий Степанович, а не кажется ли вам, что вы поете дифирамбы капиталистическому укладу жизни?" На что тот ответил: "Я не пою никаких дифирамбов, а лишь констатирую величие человеческого духа и превосходство образцового порядка над хаосом". После этих слов зал взорвался аплодисментами, скромно как школьник признавался Петров. В 1963 году Петров служил в небольшом городке Нестеров на Львовщине в должности заместителя командира 35-й бригады оперативно-тактических ракет. Нашлись такие сослуживцы, которые представили героя злостным неплательщиком партийных взносов, аргументируя это отсутствием подписей в ведомости об уплате взносов. Иногда за инвалида расписывался его адъютант. Уже был поставлен на голосовании вопрос об исключении из партии товарища Петрова, как в дверь актового зала, где проходило партсобрание, постучал оперативный дежурный: "Товарищ полковник, — обратился он к командиру бригады. — Срочная телефонограмма от командующего артиллерией Вооруженных сил СССР!" Ознакомившись с ней, комбриг сказал: "Товарищи, постановлением Совета министров СССР полковнику Петрову Василию Степановичу присвоено очередное воинское звание — "генерал-майор". После распада СССР продолжил службу в украинской армии. В марте 1994 года указом Президента Украины генерал-полковник В. С. Петров был пожизненно оставлен на военной службе в Вооружённых Силах Украины. Занимал пост заместителя командующего Ракетными войсками и артиллерией Главного командования Сухопутных войск Вооружённых Сил Украины. Занимался активной военной, научной и гражданской деятельностью. Последние годы жизни генерал-полковник Василий Степанович Петров жил в Киеве, однажды ему пришлось в очередной раз лечь в госпиталь. Пока он там находился, дом по улице Бассейной распродали частникам, личные вещи и архив боевого офицера выбросили на помойку, чтобы из генеральской квартиры сделать музей бывшего премьер-министра Израиля Голды Меир, которая в молодости жила в этом доме. После этого проживал на загородной даче. Умер 15 апреля 2003 года. Похоронен на Байковом кладбище Киева. Деньги на памятник собрали сыновья. Вот так печально и не справедливо закончилась жизнь отличного, смелого командира, великого несломленного человека, дважды Героя Советского Союза, Василия Степановича Петрова...

Два часа ночи. Поступает бабушка. Пароксизм фибрилляции предсердий. Выясняется, что она врач-рентгенолог. Думаю: «О Господи. Только не это». Беседуем, смотрю, слушаю. Отвожу на рентген, на рентгенограмме описывают правостороннюю нижнедолевую пневмонию. А мы же сейчас их всех должны переводить, если так. То есть, если на рентгенограмме описывают инфильтрацию, мы должны сделать КТ, и, если всё подтвердится – переводить через Эпидбюро. Бабушка берет свой снимок, придирчиво оглядывает и говорит: «Херня. Нет тут никакой пневмонии. Просто снято паршиво». Думаю: «Господи. Ну за что». И дальше в течение часа, пока мы ждём КТ, она ест мой мозг чайной ложечкой, поясняя, что снимок «мягкий», что его не «додержали», что, по большому счёту, это не подлежит интерпретации, и вообще, откровенно говоря, её терзают смутные сомнения по поводу квалификации наших рентгенологов. Изрядно побитая, доползаю до КТ за заключением. Никакой пневмонии, ясен пень, нет в помине. Возвращаюсь. — Людмила Григорьевна, говорю, — снимаю шляпу. Вы были правы, всё так и есть, вы безмерно круты, пневмонии нет, победа сил добра над силами разума, сейчас поедем в отделение лечиться. Бабушка, гордо откидывая прядь со лба: «А я вам сразу сказала, что так будет». Распечатывала титульный лист истории болезни, случайно бросила на него взгляд. 97 лет Людмиле Григорьевне. Утром заглядываю в палату, спрашиваю, как дела? — Не хочу вас пугать, но, кажется, я ещё жива. Господи, ну, мало ли, вдруг доживу?.. Позволь мне быть такой же в этом возрасте. LiGrin Pevzner

... Дурманом сладким веяло, Когда цвели сады...

«Ты преступила закон Божий, и я тебя спасти не могу...» За что Пётр I казнил свою фаворитку Марию Гамильтон. В то хмурое мартовское утро 1719 года она шла на плаху, как на праздник – в белом шёлковом платье, накинув на плечи бархатную мантию, а её роскошные пепельные волосы украшали чёрные ленты. Даже видавшему виды палачу не приходилось рубить голову такой красавице. Белизна её наряда символизировала радость, и сама обречённая была, казалось, исполнена веселья. Значит, была ещё жива надежда на спасение. Ведь наряжалась и прихорашивалась она не для всех, а только для него одного – для главного своего судьи и повелителя, царя Петра Алексеевича. Увидит государь такую красавицу – и вспомнит о своей прежней страстной любви к ней и, конечно, помилует... И вдруг – фигура царя появилась перед толпой зевак. Вот Пётр уже поднимается на помост, вот подходит ближе и разглядывает её - дрожащую от сырости и мартовского холода, но с такой мольбой в глазах о спасении. А оглядев, отходит назад, сказав лишь то, что топор палача не коснётся её головы. И в этот момент орудие казни взметнулось вверх... Этому трагическому сюжету российской истории посвящено как минимум несколько художественных произведений. Например, известная многим картина живописца Павла Сведомского, написанная в 1904 году и хранящая ныне в Омском областной музее изобразительных искусств - «Мария Гамильтон перед казнью». Ещё одна картина запечатлела Петра I на плахе, рядом с палачом. В руках царя – отсечённая голова Марии. По словам очевидцев, а скорее, по легенде, голова опальной фрейлины покатилась прямо к ногам Петра, он поднял её, поцеловал в губы, а затем, перекрестившись, молча ушёл… О любвеобильности царя-реформатора ходили легенды. Даже в поездки Пётр брал с собой небольшой гарем «метресс», которые не перевелись и после его женитьбы на Екатерине. Из их переписки следует, что царица сама посылала Петру таких девушек из своего окружения. Да и знатные дамы не оставались для царя неприступными. Перечислить всех метресс Петра затруднительно. По данным историка-публициста Андрея Буровского, «общее число известных бастардов Петра I достигает по крайней мере 90 или 100 человек. Число неизвестных детей Петра, может быть, ещё больше». По многочисленности потомство царя вполне сопоставимо с отпрысками «короля-солнце» Людовика XIV. Правда, их всех перещеголял венценосный «брат» Петра, Август II Сильный, король польский и курфюрст Саксонский, признанный дамский угодник и, между прочим, советчик русского царя в альковных делах – по преданию, у того было 700 метресс и свыше 350 детей. Мы не знаем, где фиксировал Август II свои любовные похождения, а у Петра для сих целей имелся специальный «Постельный реестр», куда он вносил имена тех, кто непременно должен оказаться в государевой постели. В этот царёв реестр попала и Мария Гамильтон, отличавшаяся редкой красотой и, как бы мы сказали сейчас, отчаянным кокетством (это слово появилось в русском языке позднее – а тогда это называли «глазолюбность»). ⠀ Мария Гамильтон (на русский манер фамилию её предков переиначили в Гомонтовых) происходила из древнего шотландского рода. Её предки с давних пор служили России: они перебрались в Московию ещё при Иване Грозном и занимали высокие должности при русском дворе. Отцом Марии был Виллем Гамильтон, состоявший в родстве с Артамоном Матвеевым — воспитателем Натальи Нарышкиной, матери Петра I. Сама же Мария появилась при дворе Петра в 1709 году - предположительно, тогда ей было около 15-ти лет. Эта красивая, стройная, весёлая девушка сразу понравилась Екатерине Алексеевне (тогда ещё невенчанной жене царя, родившей ему двух ещё не признанных дочерей), и она сделала её своей фрейлиной. Обеих дам объединили тяга к роскоши, страсть к нарядам и новым французским модам - со временем они так сдружились, что к 1715 году Мария состояла в «ближних девицах» императрицы. И совсем неудивительно, что такую красивую и интересную девушку вскоре заметил и сам самодержец. Личный токарь царя, Андрей Нартов, вспоминал: «Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую он, обняв, потрепал рукою по плечу да сказал: «Любить девок хорошо, да не всегда. Иначе, Андрей, забудем ремесло». После сел за станок и начал точить». Ремесло император не забыл, но и Марию не прогнал, а повелел ждать его вечером в своих покоях... ⠀ Обладая авантюрным характером и неукротимым стремлением к роскоши, юная шотландка, став фавориткой царя, уже мысленно примеряла на себя царскую корону. Что ей до безродной стареющей жены Петра? Разве может Екатерина сравниться с ней, поистине царственной, пленительной Гамильтон?! Но Марии не довелось праздновать победу - царь довольно быстро к ней охладел, хотя порой и продолжал время от времени бывать в её опочивальне. И напрасно Екатерина Алексеевна видела в ней грозную соперницу – пресытившись страстью, монарх уже искал новых любовных побед на стороне, однако никакие фаворитки не могли заменить Петру его «драгоценную Катеринушку». В отличие от Марии Гамильтон она сумела стать Петру нужной – его незаменимой подругой и поверенной в делах. ⠀ Однако отвергнутая красавица-фрейлина, замеченная самим царем, горевала недолго - уже скоро у неё нашлось немало утешителей. Правда, всем придворным сердцеедам, желавшим заполучить сердце Марии, приходилось соблюдать крайнюю осторожность. При дворе было известно, что Пётр не прощал измены даже бывшим своим фавориткам, а потому и им, и самим метрессам грозила смертельная опасность. Например, камергер Виллим Монс, обративший мимолётное внимание на Гамильтон, говорил о необходимости сохранять тайну любви. Несмотря на это, Мария несколько раз уже была на волосок от погибели - известно, что она неоднократно носила в себе «греховный плод», но всякий раз ей удавалось от него избавиться, хотя дело это было крайне рискованным. ⠀ Историки свидетельствуют, что несмотря на все свои любовные похождения, мысль вновь завоевать сердце Петра не оставляла Гамильтон. И только осознав, в конце концов, всю тщетность своих усилий, она остановила свой выбор на царском денщике Иване Орлове. Стоит заметить, что во времена Петра денщики подбирались самим государем (а он слыл тонким психологом и физиономистом!), являлись близкими ему людьми, коих тот посвящал во многие сокровенные дела державы. И подбирались они не из лучших дворянских фамилий, а по «годности», то есть по личным заслугам. ⠀ Вне дворца Орлов и Гамильтон вели весьма праздную жизнь – шумные развлечения, кутежи, дорогие подарки... Как выяснится позже, за Марией числился ещё один грех: в то время она стала воровать драгоценности царицы, продавала их и на эти деньги покупала дорогие подарки своему возлюбленному. Возможно, это никогда бы и не вскрылось, если бы не стечение обстоятельств, приведшее в итоге к трагическому концу... ⠀ Шёл 1718-й год, во всю раскручивалось дело царевича Алексея, обвинённого в государственной измене и заговоре против отца. Повсюду искали врагов, в Тайной канцелярии совершались страшные пытки… Иван Орлов погорел по собственной глупости. Он тоже решил выслужиться и подал Петру донос на каких-то людей. Царь сунул записку в сюртук, чтобы почитать её на следующий день, но бумага провалилась за подкладку, и поутру государь, хватившись и не найдя доноса, рассвирепел, решив, что Орлов передумал и выкрал донос из его кармана. На беду, Орлова нигде не было. Нашли его в каком-то «вольном доме», где он проводил ночь, и приволокли к царю. ⠀ «Иван Орлов пропьянствовал всю ночь с Сёмкой Мавриным да с двумя голландскими полшкиперами, и часу в шестом утра, когда кумпания еле расползлась, выбрел на большую першпективу, раздумывая над задачей: когда пойти к Марьюшке?... Вихляя из стороны в сторону, цепляясь за деревья, плохо принявшиеся в болотной почве, Орлов икал от перегара, какой шибал в голову не хуже немецкого мушкета», — говорится в исторической повести писателя Глеба Алексеева «Мария Гамильтон», вышедшей в свет в 1933 году (спустя пять лет её автор стал жертвой «большого террора», а потому и повесть, как и ее автор, впоследствии оказалась совершенно забытой). Не зная, за что именно царь на него прогневался, Орлов решил сразу же во всём сознаться: мол, виноват, сожительствовал с Марьей Гомонтовой. Сообщил и о том, что она имела от него двоих детей, родившихся мёртвыми. Причём, в этой зазорной связи, как и в других грехах, Орлов, выгораживая себя, настойчиво обвинял Марию. Тут, весьма кстати, царь вспомнил, что недавно в дворцовом саду нашли трупик новорождённого младенца, завёрнутый в дорогую салфетку. И соотнеся сей факт с Гамильтон, Пётр приказал схватить фрейлину. ⠀ Марию и Орлова отправили под арест, началось следствие. В комнатах у Гамильтон провели обыск, нашли много украденных вещей царицы, в том числе ювелирные украшения с алмазами. А под пытками Мария призналась, что крала драгоценности, чтобы покрыть долги Орлова, и что двоих зачатых детей она вытравила каким-то снадобьем; последнего (родившегося) ребёнка сразу после рождения утопила и приказала служанке куда-нибудь выбросить тело. Призналась Мария и в том, что выдавала секреты царицы и рассказывала мол, что та кушает воск, дабы вывести с лица угри. По нынешним меркам, это ничего не значащий пустяк, а в ту пору это было тяжким преступлением, злонамеренным раскрытием тайн косметических уловок первой дамы России, распространением слухов, порочащих её Величество. ⠀ А что же Екатерина? В этой далеко не простой ситуации она проявила истинное благородство и добродушие. Царица не только сама ходатайствовала за преступницу, но даже заставила вступиться за неё вдовствующую царицу Прасковью Фёдоровну. Заступничество царицы Прасковьи имело тем большее значение, что всем было известно, как мало она была склонна к милосердию. Но Пётр оказался неумолим: «Я не хочу быть ни Саулом, ни Ахавом, нарушая Божеский закон из-за порыва доброты». ⠀ Нельзя сказать, что приказ Петра I «казнить смертию» Марию Гамильтон за вытравливание плода и детоубийство был непомерно жестоким. Это преступление противоречило как юридическим нормам той эпохи, так и православной морали. Тогда считалось, что жизнь человека начинается не с момента его рождения, а с зачатия. Ещё в 1649 г. в Уложении, принятом при царе Алексее Михайловиче, была введена смертная казнь за аборт. «А смертные казни женскому полу бывают за чаровство, убийство – отсекать головы, за погубление детей и за иные такие же злые дела – живых закапывать в землю», - говорилось там. ⠀ До Петра Великого отношение к незаконнорожденным детям и их матерям в России было ужасным. Чтобы не навлекать на себя беды, матери, несмотря на строгость наказания, подбрасывали прижитых детей в чужие семьи или же безжалостно вытравляли плод из чрева, а если ребёнок родился, то нередко и умерщвлялся. В целях искоренения этого зла Петр I в 1715 году издаёт указ «О гошпиталях», где, в частности, отмечает: «Зазорных младенцев в непристойные места не отмётывать, а приносить в гошпитали и класть тайно в окно». И далее – вновь угроза матерям-детоубийцам: «Коли кто умертвит такого младенца, то за оные такие злодейственные дела сами казнены будут смертию»... ⠀ И всё-таки, по понятиям того времени для таких преступлений, как детоубийство, находилось много смягчающих вину обстоятельств. Но Пётр, решая судьбу преступницы, не только неукоснительно следовал букве Закона – его одушевляло мстительное чувство оскорблённого любовника. Непостоянный, сам изменявший женщинам с лёгкостью, царь в то же время не прощал неверность. Вспомним, в какую ярость привела царя им же брошенная первая жена лишь тем, что посмела кого-то, кроме него, полюбить! А как был жестоко пытан и мученически казнён её возлюбленный майор Глебов! А разве не безжалостен был Пётр по отношению к своей прежней любовнице Анне Монс: у неё отобрали дом и ценные подарки; годы находилась она под домашним арестом – ей запрещалось ездить даже в кирху. Пётр был самодержец и собственник, не желавший ни с кем делиться даже своим прошлым. ⠀ Марию Гамильтон несколько раз пытали в присутствии царя, но до самого конца она отказывалась назвать имя своего сообщника. Последний же думал только о том, как бы выгородить себя и во всех грехах снова винил её. Этот предок будущих блистательных Орловых – фаворитов Екатерины II – вёл себя отнюдь не по-геройски. Поднимаясь к эшафоту, Мария пошатнулась, теряя от страха сознание, но когда увидела Петра, заулыбалась. «Её губы — белые и чуть согнутые — запеклись слюною бессонницы, - писал Глеб Алексеев в повести «Мария Гамильтон». - И, глядя на них, Пётр вспомнил, что он никогда не слышал их смеха... Всегда в этой женщине оставалось что-то для неё самоё, и, даже всходя на смерть, это неузнанное и скрытое она несла как святыню. Мутное, странное раздражение, как к прекрасному непонятному насекомому, какое вот-вот улетит, на какое надо броситься и раздавить шапкой, опять овладело Петром с прежней силой. Он протянул Гамильтон руку, и, опираясь на неё, она присела в реверансе, как приседала, бывало, на ассамблее, когда царь приглашал её к танцу». ⠀ Говорили, что Мария буквально до последних минут не теряла надежды. Но государь помилования ей не объявил. По словам Фуциуса, придворного при Петре I, столяра, видевшего ту казнь, он молвил: «Поскольку ты преступила Божеский и государственный закон, то я тебя не могу спасти. Снеси с бодростью духа сие наказание, принеси Богу чистое молитвой покаяние и верь, что он твоё прегрешение, яко милосердый судия, простит». Затем Пётр что-то прошептал на ухо палачу, тот взмахнул мечом и в мгновение ока отсёк голову стоящей на коленях женщине. Так Пётр, не нарушив данного Марии обещания (что топор палача не коснётся её головы), заодно опробовал привезённый с Запада палаческий меч — новое в России орудие казни, впервые тут использованное вместо грубого топора. ⠀ После этот Пётр поднял отрубленную голову Марии и почтил её поцелуем. А дальше было ещё более странное. Так как государь считал себя сведущим в анатомии, то при этом случае он посчитал долгом рассказать и показать присутствующим различные части в голове, потом поцеловал ещё раз, бросил на землю, перекрестился и ушёл. ⠀ Что же касается денщика Ивана Орлова, то спустя год он был прощён царём и даже повышен в чине. Пётр строго настрого велел своему бывшему денщику больше не попадаться в сети коварных красавиц. А голову Марии Гамильтон царём было велено заспиртовать и хранить в Кунсткамере – первом русском музее. Там она пролежала полвека, и все уже забыли, кому принадлежала эта голова. Появилась даже легенда о том, что некогда Петр Великий повелел отрубить голову самой красивой из своих придворных дам и заспиртовать её, чтобы потомки знали, какие красавицы были в те времена… ⠀ В конце XVIII века княгиня Екатерина Дашкова, возглавлявшая Академию наук, обнаружила перерасход спирта в подведомственной ей Кунсткамере. И проведённая ревизия выяснила, что он требуется для поддержания в форме хранящихся заспиртованных голов. Дальнейшие изыскания установили, что это головы Марии Гамильтон и казнённого в 1724 году любовника Екатерины Алексеевны, Виллима Монса. Дашкова рассказала об этой находке своей подруге, императрице Екатерине II. По легенде, та повелела закопать их в том же подвале, где они хранились долгие десятилетия. Но и после того, ещё в пушкинские годы, сторож Кунстакамеры показывал посетителям голову мальчика-подростка, выдавая её за голову Марии Гамильтон… Мы создали новый паблик, где публикуем интересные факты из истории России времен Рюриковичей и Романовых. Подписывайтесь, чтобы не потерять История Российской империи

Это было недавно, это было давно..

Это Диана Фридман, ей 100 лет. Она является обладательницей трёх мировых рекордов для пожилых людей. Она начала бегать в 70 лет. 100-летняя женщина из Кливленда, штат Огайо, показала всему миру, что возраст на самом деле - это всего лишь цифра. Диана Фридман побила три мировых рекорда на Олимпийских играх в Мичигане 15 августа 2021 года и официально является самой быстрой женщиной в мире старше 100 лет. Фридман побила мировые рекорды как на 100 метров с результатом - 36,71 сек., так и на 200 метров с результатом - 1.29,79, в возрастной группе 100-104 лет (категория W100). Она также побила рекорд США по метанию копья, в этой же возрастной категории. При этом ей принадлежит мировой рекорд на дистанции 400 метров с результатом - 3.21.00 в категории W95. На стометровой дистанции Диана Фридман побила предыдущую отметку, установленную Джулией Хокинс почти на 3 секунды.

ПРЕДПОСЛЕДНИЙ ШАГ. Настроение было хуже некуда! Просто оторви и выбрось! Шел домой нога за ногу и предвкушал очередной скандал с женой. Все претензии были выучены наизусть. -Опять начнётся - денег мало, по дому не помогаешь, с ребенком не занимаешься, друзья и пиво тебе дороже нас, и гр-гр-гр-гр! Тошнит уже! Дура! Да! Что я не имею права что ли? Имею! Я устаю и так отдыхаю, раз уж дома никакой передышки не видно! - завел Сашка себя прилично и к дому пришел уже таким раздраженным, что и крошечной искры хватило бы, чтобы как у какого-то там писателя «из искры возгорелось пламя»! Про пламя он что-то ещё со школы помнил, но детали подзабыл. Поначалу казалось, что всё не просто хорошо, а подозрительно великолепно. Жена улыбалась, сын сиял. Сашка сразу напрягся. По его наблюдениям это означало, что от него чего-то надо. Напряжное и затратное. -В Турцию не поедем! - сразу предупредил он жену. -Да я и не думала, что поедем. Я и так знаю, что ты не сможешь заработать! - жена набрала было воздуха в грудь, дабы продолжить, но бросила взгляд на умоляющее лицо сына и выдохнула. Молча. -И комп новый я тебе не куплю! - Сашка определил источник угрозы и обратился уже к отпрыску. Но сын Сенька с готовностью закивал вихрастой головой. - И не надо! -Таааак, тогда чего от меня нужно? -Пап! Я тут вот... Пап, можно мы котенка оставим? - сын метнулся в комнату и вынес на руках маленького черного котёнка. - Пап, ну пожалуйста! Я тебя очень-очень прошу! Сашка брезгливо глянул на чёрный комок на руках сына и мотнул головой. -Я вам уже двести раз говорил! Никаких тварей в моём доме не будет! А это отнеси туда, где взял! Сын прижал котёнка к груди, бросил отчаянный взгляд на маму, та моментально откинула все попытки улыбнуться мужу, вспомнила претензии, копившиеся с последней позавчерашней ссоры, и через секунду в квартире бушевал ураган! -Я вам сказал! В моём доме никаких блохастых тварей не будет! - наконец заорал Сашка так, что соседи сверху привычно застучали по трубе. - И выкинь эту гадость немедленно! - он ткнул пальцем в сторону котенка, и сын метнулся мимо него, выскочил из квартиры и с топотом ринулся по лестнице. -Вот и правильно! Чего ты сама не могла его заставить? - он не излил ещё все негодование на жену, и вдруг удивленно замолчал. Она только что стояла красная и злилась, а тут... Замолчала, тоскливо опустились плечи. -Устала я с тобой. Никто тебе не нужен, и любить ты разучился. Даже сына не пожалел. Он этого котёнка у мальчишек старших отнял. Не побоялся, хотя его ударили, всё равно отбил. Меня так умолял... Да даже если бы это не котенок был, а дог какой-то, я бы согласилась! Он никогда ничего так не просил! Ему это очень было надо! Очень! А ты? Ты же говорил, сам мне рассказывал, как тебе больно было, когда твой отец выбросил твоего кота. Помнишь? Говорил, что ты отцу не нужен был совсем, как маме твоей было тяжело, вспоминал. Да она и сама мне описывала. И ты сам, сам стал таким же! Точно таким же! Сашка гневно развернулся к жене. Он-то собирался сказать, чтобы она заткнулась и дала бы ему передохнуть! И вдруг вспомнил! Словно кто-то щелкнул выключателем в голове, и перекошенное гневом лицо отца возникло перед его глазами как наяву. -Я вам сказал! В моём доме никаких блохастых тварей не будет! А это отнеси туда, где взял! Убери с глаз моих эту погань! - отец тыкал пальцем в кота, которого он, Сашка вытащил из помойного бака, и три дня прятал у себя в комнате. Всё надеялся, что отец сменит гнев на милость и позволит оставить кота дома. Сашка так мечтал, как они с котом буду дружить, как кот Василий будет его ждать из школы! Мама плакала, просила отца, и он, Сашка нипочём не соглашался избавиться от кота. И тогда отец схватил кота и вышвырнул его в окно. Да, этаж был второй, и кот не разбился, но крик его Васи, который уже было понадеялся на то, что нашел дом, где его любят, заставлял Сашку сжиматься от ненависти, словно ему внутренности поливали кипятком! Сашка вдруг удивился, почему вокруг темно, и тихо. И с трудом сообразил, что он стоит почему-то с закрытыми глазами в тёмном коридоре. Жена тихо всхлипывала в комнате, а он обернулся на зеркало у входа и первый раз за долгое время всмотрелся в своё лицо. Как же он стал похож на отца... -Я всё понял! Я ненавижу. Я ненавижу... Себя! - Сашка выскочил из квартиры, ринулся вниз по ступенькам, напрочь забыв про лифт, и заметался у подъезда. - Где Сенька? Он искал сына долго. Забежал домой, в надежде, что ребенок вернулся и застал жену, упаковывающую вещи. -Ты чего? -Я решила, что мы лучше к маме уедем! -Так, не ерунди, мы потом разберемся кто куда поедет! У нас дети пропали! -Кккакие дети? - жена даже отпрянула от него, на секунду решив, что он сошел с ума. -Как какие? Сын Сенька и кот Васька! - он и забыл уже, какая у него красивая жена, когда у неё на лице вдруг появляется улыбка. -Эттто не кот, а кошечка! - она утёрла слёзы. -Значит, Василиса! И не спорь! Я так решил! Так будет в моём доме! Да, кукушка ты, а не мать! Ты услышала, что у нас сын исчез? - он обнял жену. А та сквозь слёзы рассмеялась. Фраза была не обидной, а семейной. Когда-то совсем маленький Сенька спал по полчаса в день, а остальное время вопил, и Лиза засыпала, как только засыпал сын. В любом положении. И однажды Сашка сына забрал, отнёс в кроватку, а Лиза так и спала сидя, сложив руки, словно держит ребенка. И со сна металась, причитая, что она сына потеряла. Вот тогда кукушка и придумалась. -Он не исчез. Он прячется на верхнем этаже на окне. Там у него тайное место! - Лиза не стала упрекать мужа, что он не знает таких важных вещей про сына. Как-то не получился упрёк. Рассыпался на языке в мелкие и ненужные звуки. - Ты правда решил, что котёнка оставишь? -Правда! Конечно, правда! И... Прости меня! Я что-то совсем устал и как-то всё забыл. Всё, что для меня действительно важно! -И ты меня прости. Я тоже... Совсем забыла, какой ты. На самом деле! Замечательный! И, знаешь, давай мы отложим с расширением квартиры. Тяжко пока по деньгам. Мы и так неплохо живём. Всего нам хватает. А ты с подработками совсем себя загнал. -Да и ты тоже вкалываешь вовсю. Правда, двушка маловата, тем более, что нас теперь четверо, но, мы никуда не опаздываем, подождёт это, не убиться же нам! А то так заработать заработаем, а друг друга потеряем! - он вздохнул облегченно, ощутив, что решение правильное. Они оба уже почти надорвались. И тут же встряхнулся. - Хотя, про никуда не опаздываем, это я погорячился! А к сыну и Василисе? Пошли? -Пошли! Сенька рыдал горько и самозабвенно. И почему взрослые так часто забывают, что у человека в детстве шкурка на сердце гораздо тоньше и уязвимее, чем у них самих? Да, нарастёт в своё время панцирь из пережитого, из потерь, разлук, мелких или крупных предательств, но пока-то всё по живому, так что прямо рана и больно-больно! -Ну как я могу её выбросить? Как? Она же маленькая, погибнет! Ей же хотели шёрстку подпалить! Это вот как? Ну как же это? Я... Я его... - он только хотел сказать, что ненавидит отца и вдруг услышал шаги на лестнице. Подоконник, где он прятался, был в закутке около закрытой чердачной двери, и обычно тут никого не бывало. Сенька сжался в комок, пряча доверчиво задремавшую маленькую кошечку за пазуху, и увидел отца. Только открыл рот чтобы что-то сказать, закричать, яростное, громкое. Да так и замер с открытым ртом. -Сень, прости меня! - Сашка никогда не просил прощения у сына, полагая, что тем самым понизит свой авторитет, а вот сейчас понял, что глупости всё это. - Иди домой, и Ваську неси. -Ппппочему Ваську? - Cенька ничего не мог понять. Даже головой помотал. -Потому что Василису! -Ппааааап! Пап, ты правда разрешаешь? По лестнице к ожидавшей их Лизе спускался Сашка, на котором как обезьянка висел восторженный сын, а на Сашкином плече важно восседала новоиспечённая Василиса. Ангел-хранитель тоже спускался за Сашкой. Он держался в воздухе чуть поотдаль за спиной своего человека и облегченно вытирал лоб. У них действительно очень тяжелая работа. Сашка не знал, что ему оставалось всего два шага. Если бы он выкинул котёнка, жена и сын ушли бы из дома, он сам отправился бы к приятелю отпраздновать свободу. Купил бы по дороге водки, и умер бы к утру от отравления этой самой выпивкой. - Знал бы ты, как с тобой cейчас было трудно! - вздохнул ангел. А Сашке показалось, что рядом пролетел тёплый ветерок с явным запахом цветущей липы. -Надо же! Уже лето вовсю и липа цветёт, а мы почти всё пропустили! - рассмеялся Сашка. - Пошли завтра гулять, есть мороженное и смотреть на липы? Заодно отпразднуем появление у нас Васьки! И да... Покажешь мне потом, кто посмел тебя ударить! - Сашка знал, как надо много смелости, чтобы пойти к старшим и что-то у них отнять. Поэтому добавил. - Я очень тобой горжусь! Автор « Родом из детства»

Бaбка не пришла сама в гости проведать, не приехала погостить, её, как вещь, привезли из далёкой Томской губернии и поселили в тёмной комнате, которая в былые времена служила, рассказывали, комнатой для прислуги, а в настоящее время – кладовкой, доверху заполненной чемоданами, коробками, тазами и прочим хламом. К приезду таинственной бaбки из деревни, которую надо было показать соседям и жилищной комиссии, что она действительно проживает в семье, а не только прописана, вещи в кладовой перебрали. Ненужное выбросили, нужное аккуратно сложили в углу и накрыли стaрым покрывалом. Вымыли пол и стены да вкрутили лампочку в битом плафоне. Кровать соорудили из стaрого диванного матраца и поставили рядом большую коробку вместо тумбочки, предварительно застелив её тoлcтой клеёнкой. Коврик под ноги перенесли из прихожей, чеканку на стену повесили. – Ну, чем плоха комната? – Людмила посмотрела на мужа. – Уж не думаю, что в деревне у неё было лучше? Владислав молчал, лишь нервно ходили желваки на скулах. Он понимал, что всё неправильно, но не умел перечить жене, слишком она была деловой и напористой, да и в житейских вопросах, не поддаваясь эмоциям и переживаниям, всегда выигрывала. – Может, всё-таки в Ванькину комнату? – предложил несмело. – Не по-людки это как-то: мать в кладовку. – Ой, – махнула рукой Людмила, – поживёт пару месяцев и опять в деревню отправим. Стул для одежды ещё надо поставить… Бaбку привезли перед ноябрьскими праздниками, как раз накануне сдачи нового дома, в котором семья ожидала квартиру улучшенной планировки вместо сегодняшней бестолковой стaрой довоенной постройки. Для этого и прописали мать Владислава, да ушлые коллеги заподозрили подлог и чуть было не вычеркнули из очереди. Ну, что ж, пришлось стaрушку предъявить. Ванечка – сын Людмилы и Владислава, рос без бабушек и дедушек. Их у него просто не было. Жила далеко в деревне лишь одна стaрая-престaрая бaбка, которой его пугали за непослушание. «Вот бaбка Ёжка приедет и заберёт тебя в свои дремучие леса», – грозила мать пальцем. Мальчик весь съёживался, губки от страха покусывал и становился шёлковым. И вот надо было такому случиться, что именно эту страшную бaбку родители привезли сами. Так он подумал. Ванечка спрятался в родительской спальне и в узкую щёлочку слегка приоткрытой двери одним глазом внимательно за всеми следил. Бaбка оказалась маленькой щупленькой и замотана она была чуть ли не до пояса в большой тёмный платок. То ли пальто, то ли облезлая шубейка – Ваня не разглядел, варежки да мужские сапоги. – Ну вот и дома, – пропела Людмила и мальчик уловил в мамином голосе нотки неискренности. Он боялся таких интонаций и ещё больше испугался. Ему показалось, что мама тоже страшится бaбки, и он на всякий случай закрыл дверь и спрятался у себя в комнате. Да, бaбке были не рады. До вечера в доме стояла гнетущая тишина. Людмила обращалась к свекрови фальшиво-приторным голосом, изображая радость встречи. Владислав же, напротив, молчал, не поднимая глаз. Ему, похоже, было стыдно. Стaрушка тоже молчала и от ужина отказалась. «Мне бы чаю с хлебушком», – только и сказала. Ванечка с безопасного расстояния внимательно и с опаской наблюдал за ней. Он вдруг подумал, почему у его друзей бабушки не такие стaрые и страшные. У лучшего друга Кольки одна бабушка недавно вышла замуж, а другая преподавала уроки физкультуры в школе. Никогда не понимала и Людмила, как это свекровь умудрилась на шестом десятке родить сына, да ещё и без мужа. Городская и гордая, она стеснялась её и всячески избегала встреч. В деревне была один единственный раз и зареклась больше туда не ездить. Бaбка чай пила медленно, много дула в чашку, остужая его и тщательно пережёвывала чёрный хлеб, осторожно откусывая небольшие кусочки, и аккуратно подбирала крошки. Приехала стaрушка с небольшим чёрным чемоданом и хозяйственной сумкой, в которой везла гостинцы. Она хотела было достать их, но Людмила перебила её, приказав всем спать. «Завтра будет день… всё завтра… я устала – сил никаких нет», – и отправилась мыть посуду. Ванечку укладывал отец, он же и показывал матери её коморку, как окрестил про себя кладовку, за что-то извинялся и ему, как маленькому вдруг захотелось уткнуться ей в живот и заплакать. Рядом с той, которая родила и на ножки поставила, он вновь почувствовал себя маленьким и слабеньким. Мать, вся в белых одеждах: в длинной до пола ночной рубашке, платочке и шерстяных носках, сидела на кровати. Она поставила в углу икону и на тумбочке лежал знакомый с детства, обёрнутый в бумагу, молитвослов. Владислав уловил запах ладана от него, и с тоской заныло сердце, да как не виниться, ежели у матери десять лет не был. «Прости, – в очередной раз зашептал, – прости, мама». – Да, Бог с тобой, сынок! Какие обиды меж близкими… Рада я, что внучка перед смeртью повидала… – морщинистой ладонью погладила его по вьющимся волосам, – я вот тут вам подарки привезла… да и рассказать тебе многое хотела… – Подарки? Давай, мама, завтра, завтра и подарки, и все остальные разговоры… Работы у меня слишком много, – оправдывался Владислав, – министерская проверка на носу. – Как скажешь, сынок… Всё будет хорошо. Завтра, значит, завтра, коли не пoмрy… Ночь у Вани была беспокойной, ему приснилась бaбка, которая на самом деле оказалась вовсе нестрашной, но он всё равно испугался, описался и, проснувшись, зарeвел. Родители крепко спали, намаялись накануне. На плач в комнату заглянула бaбка. Ванечка, было, зарeвел ещё громче, но любопытство оказалось сильнее и он, замолчав, стал внимательно её разглядывать. Маленькая, худенькая, аккуратненькая и вся в белом. Тихая и уютная. Подошла она, села рядом, рукой постель пощупала. Мальчишке стало стыдно, и он было вновь собрался рeветь, да бaбка взяла его на руки и тихо-тихо запела колыбельную на непонятном ему языке. Тихо так запела, нежно, как-то странно, но приятно шепелявя: «Ш попельника на войтуша…» пела, покачивала и Ванечка крепко уснул. Не заметил он, как бабушка сняла с него мокрые пижамные штанишки и вместо них ловко завернула подгузником белый головной платочек. Он крепко спал и ему снились светлые добрые сны. За окном дни стояли хмурые и холодные. Проливные дожди полоскали и так напитанную влагой природу. Ночами подмораживало, а утром порывистый стылый ветер со звоном срывал с деревьев обледенелые ветки и безжалостно бросал их под ноги прохожим. «Непогодь», – вздохнула бaбка, выходя, шаркая ногами, из своей коморки – ей хотелось быть в семье, хотелось поговорить, но встретившись с недовольным взглядом невестки, быстро возвратилась назад. Она сложила на коробке-тумбочке несколько стaрых журналов и, нацепив на нос тoлcтые очки с круглыми стёклами, что имели вместо душек резинки, читала всё подряд при свете тусклой лампочки под высоким потолком. Дом-то стaрым был… Иногда к ней заглядывал Ванечка. «Ты – баба Ёжка?» – спрашивал. Бaбка горько улыбалась в ответ: «Нет, внучек, я твоя бабушка Катя». – А почему ты такая стaрая? – Иван, не мешай бабушке! – приказным тоном кричaла Людмила. – Она уже очень стaрая, ей надо отдыхать, а ты учи азбуку! Мальчик долго избегал бaбку. Своим детским умишком понимал, что самой безопасной для него в доме является именно бабушка Катя, так как была такой же бесправной, как и он. Но неиспорченное сердечко безоговорочно верило маме, ведь Ванечка был ещё в том возрасте, когда всё сказанное мамой является истиной. И он продолжал бояться бaбку, чаще, конечно, просто изображая страх, и когда стaрушка улыбалась ему в ответ, он одаривал её счастливой улыбкой во весь рот до самых ушей. Это была уже игра и в итоге, они быстро подружились. «Что стaр, что млад», – говорят, подразумевая чуть ли не безумие стaриков, а я думаю по-другому: младой ещё не испорчен, он наивен и чист, стaрик же, в силу мудрости, тоже прост в желаниях и также чист душой. Оживал дом лишь к вечеру, когда возвращался с работы Владислав. Людмила становилась добрее, выходила к ужину бaбка и долго пила за общим столом свой неизменный чай с хлебушком. Ванечка садился рядом, ластился к ней и шёпотом спрашивал, споёт ли бабушка Катя на ночь ему колыбельную про бaбку Ёжку. Уж очень ему нравилась песенка с таинственными словами про бабу Ягу, это были единственное, что он понял. – Это ещё что такое? – возникала вечно недовольная невестка. – Ты уже большой, чтобы тебя укачивать, и спать должен каждый в своей постели. Вы поняли меня? И в комнате сразу становилось неприветливо и стыло, как за окном. Про подарки, что привезла мать, больше не вспомнили, да и разговор каждый раз Владислав откладывал на завтра… а Ванечка всё равно каждую ночь прибегал к бaбке, и она рассказывала ему сказки и тихо-тихо, укачивая, пела колыбельную… Так и жили день за днём. Прошли осень и зима. Дом обещали сдать к концу года, но комиссия его забраковала и приёмку отодвинули на неопределённый срок. Бaбка никак не понимала, зачем от добра добро искать. В квартире тепло, сухо. Комнаты большие, стены тoлcтые. Меж оконными рамами пятилитровая кастрюля помещается. Не дом, восхищалась, а крепость. «Не понимаете вы, мама, – прерывала Людмила, – дому сто лет уже, перекрытия деревянные». Не понимала её мать. Не понимала, почему Людмила постоянно раздражена, ведь в таких удобствах живёт, кои в деревне даже не снились. Это же надо, счастье-то какое: ни воду тебе носить, ни дрова колоть, печь не тoпить, уборная в доме. Бaбка порывалась и на кухне помочь, и по дому, что сделать, но от неё отмахивались, как от назойливой мухи: «Отдыхайте, мама, не мельтешите под ногами, – морщилась Людмила, – отдыхайте, вы уже своё отработали». Бaбка и отдыхала. Отдыхала, отдыхала, да как-то утром не встала… К счастью или несчастью, не умерла, её хватил удар. Полностью парализованная лежала она на стaром диване в своей коморке и смотрела в одну точку. Изредка водила глазами, и никто не знал, понимает ли чего она… Да, такого оборота никто не ожидал. Владислав винился, что вырвал, словно стaрое дерево с корнем, мать из обжитых родных мест. Будь неладна эта квартира! Людмила рыдала, ведь она только-только собралась выходить на работу. Но самым непосильным горе было у Ванечки. Бaбка за эти несколько месяцев стала для него кем-то выше родителей, необъяснимой радостью и светом добра. Он на цыпочках заходил в её коморку и шёпотом звал: «Ба… ну, Ба…» она молчала. Он начинал плакать, обзывал её «Бaбкой Ёжкой» и убегал, а вечерами пел ей колыбельную, придумывая свои слова – главное, чтобы шипящих было побольше, на ласковую незатейливую мелодию. Он только чётко выговаривал: «Жила себе баба Яга». Как-то за пением застал его отец. Сел рядом, прислушался. Мелодия необъяснимо взволновала и, не понимая как и почему, он вдруг, вспоминая слова, стал подпевать сынишке. Что-то родное тёплое, но давно забытое, резануло по сердцу. Крoвь прилила к лицу, пульс участился… Он не мог поймать и сложить воедино обрывки каких-то неясных воспоминаний, не зная, где явь, а где сон. Но он пел, и вопреки разуму незнакомые слова сами складывались в рифму под нежную немного грустную мелодию. – Тебе бабушка тоже пела эту песенку? – Ванечка прильнул к отцу. – Да… только не бабушка… – ответил, не подумав, как-то машинально ответил. Зашла Людмила. Села на край крoвати. Грустно всем было. Вот он – закат, вот она – cмeрть. Становится страшно рядом с ней и всё кажется суетным, неважным. И каждый понимает, что жизнь наша тонкая, словно паутинка, ниточка между началом и концом, и оборваться она может в любую секунду, а мы спешим жить и в спешке забываем о главном – забываем про любовь. Не слышим и не видим друга, а главное – не чувствуем. Даже своих не чувствуем, не замечаем. Они сидели молча и вдруг вспомнили про подарки. Стыдно каждому стало, глаз не поднять. Как-то воровато и виновато достали из-под стула стaрую дерматиновую сумку неопределённого цвета, открыли… Завёрнутая в белую ситцевую тряпицу тонкая ажурная шаль из козьего пуха. Это для Людмилы. Плюшевый мишка и коробка с засохшим мармеладом… Банки с вареньем… Шкатулка, сшитая из поздравительных открыток, также бережно обёрнутая в ткань. А под шкатулкой, в портупее из кожаных ремешков с овальными пряжками и карабином, армейский кортик с надписью на клинке: «Honor i Ojczyzna». – Ух, ты! – загорелись глаза у Ванечки. – Дай мне! Владислав отмахнулся: «Ничего не понимаю…» Пока он рассматривал кортик, Людмила открыла шкатулку. Детская вышитая рубашечка, чепец да вязанные пинетки. Внизу фотография: молодая пара с младенцем на руках и внизу адрес фотоателье в городе Томске. Людмила обняла мужа и, заглянув в глаза, тихо произнесла: «Я думаю, что это твои родители. Ты очень похож на мужчину с фотографии… кудри твои… и имя твоё совсем не деревенское… так вот, что мать в последнее время пыталась тебе рассказать, а тебе всё недосуг было! Эх, ты!» – Как больно, – прошептал Владислав, кивая в согласии, – вот она – мать, что знает правду: живая, а сказать ничего не может… как страшно понимать, что ничего уже нельзя исправить, что неразгаданной останется тайна моего рождения. Я понимаю, что этот кортик моего отца… или деда… Он глубоко вздохнул и тихонько запел мелодию забытой колыбельной, к нему присоединились Людмила и Ванечка. Они пели… они пели без слов и не услышали, как что-то промычала бaбка, не увидели, как из прикрытых глаз скатилась на подушку слеза. Она из последних сил пыталась им подпевать… Автор: Людмила Колбасова

СОСЕДКИ. Жили они рядом, можно сказать,что дружили. Одна рядовно ходила в церковь,знала все значимые и незначимые церковные праздники. Звали ее Мария Степановна. Она постилась, молилась и упрекала других, что плохо почитают Господа. Другая любила жить так,как ей нравится, не очень - то волнуясь о церковной жизни и ее правилах. Звали ее Нина Сергеевна. Наступил Великий день - Пасха. Первая постилась уже месяц и с радостью красила пасхальные яйца. Соблюдала дни,когда нельзя стирать и убираться в доме. Другая бегала на работу, ей некогда было соблюдать нормы церковные, да и зачем, спрашивала она себя. В Великий день пошла Мария Степановна в церковь.Помолилась,покрестилась. Выходя из церкви споткнулась и упала прямо на ступеньках. Заорала, покраснела и начала ругать нецензурно всех, кто ей попался на пути.... долго не могла успокоиться, жалея себя. Нищие, протягивая руку, просили о помощи, да куда там.... Главное - все правила выполнены и прошка дана. Нина Сергеевна, человек тонкой душевности, не любила толкаться в церкви в такие важные дни. Усталая, брела с работы. Зашла в магазин, а там одна старушка трясущимися руками считала мелочь, чтобы расплатиться за хлеб и немного сала. Но ей не хватало только чуть - чуть. Нина Сергеевна не задумываясь расплатилась за старушку. Взяв ее под руку, попросила разрешения проводить до дому. Шли они медленно, разговаривая о житейских проблемах. Старушка пригласила ее домой. Там, в темной квартире было тихо, было страшно.... Убогие занавесочки были пыльными, стекла мутные, как взгляд самой старушки. Не смогла Нина Сергеевна просто уйти. Закрутила рукава и пошла - поехала по квартире,как пылесос.. Все вымыла, вытерла, сготовила легкий суп бабулечке. Поцеловала на прощанье, оставив свой телефон. Вот и свечерело, звон колоколов известил, что все, уже пора на покой... Пришла домой счастливая, усталая и такая довольная от доброты, которая мурлыкала в ее сердце. Так скажите, пожалуйста, разве важнее быть на виду в церковной жизни или быть просто человеком, сделавшим доброе дело. Помолиться Господу можно и тихо.. дома, Так и поговорить с ним можно долго, можно и порадоваться и поплакать наедине с ним..... И будет на душе мир и покой.... С Пасхой Вас,добрые люди....! автор Г.Кенанова