ஜ۩ஜ ═══ ХРАМ КРЫЛАТЫХ МУЗ ═══ ஜ۩ஜ

Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807 - 1873г.) Светлые ночи Не все — то на севере худо, Не все на родном некрасиво: Нет! Ночь наша майская — чудо! Июньская светлая — диво! Любуйтесь бессонные очи! Впивайтесь всей жадностью взгляда В красу этой северной ночи! Ни звезд, ни луны тут не надо. Уж небо заря захватила И алые ленты выводит, И, кажется ночь наступила, И день между тем не проходит. Нет, он остается, да только Не в прежнем пылающем виде: Не душен, не жгуч, и нисколько Земля от него не в обиде. Он долго широким разгаром В венце золотом горячился, Да, видно, уж собственным жаром И сам наконец утомился. Не стало горячему мочи: Он снял свой венец, распахнулся, И в ванну прохладную ночи Всем телом своим окунулся, — И стало не ярко, не мрачно, Не день и не темень ночная, А что — то, в чем смугло — прозрачно Сквозит красота неземная. При свете, проникнутом тенью, При тени пронизанной светом, Волшебному в грезах виденью Подобен предмет за предметом. Весь мир, от (вчера) на (сегодня) Вскрыв дверь и раскинув ступени, Стоит, как чертога господня, Сквозные хрустальные сени. 1859 год.

Николай Степанович Гумилёв (1886 - 1921г.) * * * Из букета целого сиреней Мне досталась лишь одна сирень, И всю ночь я думал об Елене, А потом томился целый день. Всё казалось мне, что в белой пене Исчезает милая земля, Расцветают влажные сирени За кормой большого корабля. И за огненными небесами Обо мне задумалась она, Девушка с газельими глазами Моего любимейшего сна. Сердце прыгало, как детский мячик, Я, как брату, верил кораблю, Оттого, что мне нельзя иначе, Оттого, что я её люблю. 1917 год.

Рабиндранат Тагор ( 1861 — 1941г.) Последняя поэма Ветер, ты старые ивы развей... Нет мне дороги в мой брошенный край... Если увидеть пытаешься издали, Не разглядишь меня, Друг мой, прощай... Я уплываю, и время несет меня с края на край земли... C берега к берегу, с отмели к отмели, Друг мой прощай... Знаю когда-нибудь, с дальнего берега давнего прошлого, Ветер вечерний ночной принесет Тебе вздох от меня... Ты погляди, не осталось ли что-нибудь после меня... В полночь забвенья на поздней окраине жизни моей. Ты погляди без отчаянья, Ты погляди без отчаянья... Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного образа – Будто случайного... Это не сон, Это вся Правда моя, это Истина, Смерть побеждающая, Вечный Закон – это Любовь моя... © Перевод Аделины Адалис (Эфрон)

Александр Куприн. Пасхальные колокола. Быстро-быстро промчались впечатления вчерашнего дня и Великой ночи: плащаница в суровой холодной темноте собора, воздержание от еды до разговения, дорога в церковь, в тишине и теплоте апрельского синего вечера, заутреня, крестный ход, ликующая встреча восставшего из гроба Христа, восторженное пение хора, подвижная, радостная служба, клир в светлых сияющих парчовых ризах, блеск тысяч свечей, сияющие лица, поцелуи; чудесная дорога домой, когда так нежно сливаются в душе усталость и блаженство, дома огни, добрый смех, яйца, кулич, пасха, ветчина и две рюмочки сладкого портвейна; глаза слипаются; в доме много народа, поэтому тебе стелят постель на трех стульях, поставленных рядком; погружаешься в сон, как камень падает в воду. Утром проснулся я, и первое, еще не осознанное впечатление большой — нет! — огромной радости, которой как будто бы пронизан весь свет: люди, звери, вещи, небо и земля. Побаливает затылок, также спина и ребра, помятые спаньем в неудобном положении на жесткой подстилке, на своей же кадетской шинельке с медными пуговицами. Но что за беда? Солнце заливает теплым текучим золотом всю комнату, расплескиваясь на обойном узоре. Господи! Как еще велик день впереди, со всеми прелестями каникул и свободы, с невинными чудесами, которые тебя предупредительно ждут на каждом шагу! Как невыразимо вкусен душистый чай (лянсин императорский!) с шафранным куличом и с пасхой, в которой каких только нет приправ: и марципан, и коринка, и изюм, и ваниль, и фисташки. Но ешь и пьешь наспех. Неотразимо зовет улица, полная света, движения, грохота, веселых криков и колокольного звона. Скорее, скорее!