Предыдущая публикация
Желанное одиночество
Четырнадцатилетним отроком я от берегов Западной Двины переехал на берега Хантайки, притока Енисея. Путешествие было хотя и долгим, две недели, но замечательным, включающим многодневный путь на поезде от Москвы до Красноярска и медленное плавание на пароходе по Енисею. Я хорошо помню туманный и прохладный день 15 августа 1965 года, когда однопалубный пароходик «Омик», на который мы пересели из речного лайнера в Игарке, медленно поднимался вверх по быстрой Хантайке, потом приткнулся к деревянному причалу пионерного посёлка гидростроителей. А из тумана доносился гул, как оказалось это был шум близкого порога, на котором потом встанет гидростанция.
...В середине семидесятых двадцатого века нищета на смоленской земле, пожалуй, достигла своего устойчивого и неизменного положения. Самым популярным и доступным продуктом было плодово-ягодное вино, «бормотуха». Небольшой заводик по его производству размещался недалеко от нашего дома, на берегу ручья. И осенью, после сбора урожая, запах превших яблок насыщал и атмосферу, и воду в ручье. Заводик преуспевал, плодово-ягодное было доступно и по цене, и по наличию, и к четырнадцати годам каждый из моих сверстников уже понимал в нём толк. Это понимание многих с годами привело к ранней смерти.
Гораздо хуже было со вкусом сливочного масла, колбас, сыра...
В далёкой Сибири, где отслужил действительную и остался работать дядя Вася, брат матери, судя по его письмам, предпочитали употреблять коньяк из специализированного московского магазина в Столешниковом переулке и не понаслышке судили о шоколаде и колбасе. Вот к нему мы и приехали.
В Снежногорске, так назвали посёлок строителей Хантайской ГЭС, в год нашего приезда изобилия не было, в короткую навигацию успели завезти только самое необходимое для пока ещё немногочисленного отряда строителей первых домов: тушёнку, овощи, сухую картошку, макароны, крупы... Спиртное не завозилось, был сухой закон. Но охоться и рыбачь, сколько хочешь, где хочешь и когда хочешь, ни рыб, ни охотинспекции не было.
Правда, встречались медведи...
В сентябре, спустя месяц по прибытии, меня запоздало поздравили с четырнадцатилетием и подарили одноствольное ружье двадцать восьмого калибра.
Посёлка ещё не было, стояла лишь пара деревянных свежесложенных двухэтажных домов, небольшая деревянная же школа. Самой популярной профессией была плотницкая. Жилья не хватало и за чертой будущих стандартных домов кучковались в наиболее удобных местах на склонах кряжа, на котором собственно и строился посёлок, «балки» - одно-двухкомнатные избушки, обшитые и отсыпанные утеплителями (опилками), с печкой посередине. Первый год мы жили именно в таком «балке», от которого до ближайших болот с утками и прочей перелётной дичью было рукой подать.
Эти годы, с тысяча девятьсот шестьдесят пятого по шестьдесят восьмой были самыми сытными в СССР. Во всяком случае таковыми они без сомнения были для заполярного Норильска, для энергоснабжения которого и строилась Хантайская гидростанция. Здесь магазинные прилавки буквально ломились от товаров, нисколько не уступая столичным. Зимой, в разгар полярной ночи, на них переливались летними цветами апельсины, мандарины, ананасы, бананы, яблоки. Свежие овощи. Мясо на выбор, включая оленину. Десятка два наименований колбас отменного качества. Сыры. Всяческие консервы, но более всего болгарских и венгерских. И вина из этих же стран. Из-за оригинальной тары, пузатой бутылки в плетёнке, запомнилось красное вино «Гымза», а по вкусу - светлое «Старый замок». О рыбе не говорю, вкуснее северной рыбы ничего не бывает...
Хантайка — неширокая, с кристально чистой водой, в месте строительства будущей гидростанции разрезала горный кряж, на одном плече которого и строился посёлок, прорываясь здесь через узкую горловину, собираясь и замедляя течение перед ней и разливаясь большим зеркалом, ниже. До перекрытия и плотины было ещё далеко и добывали выше порога хариуса и тайменя, ниже - тайменя и сига. Взрослые предпочитали охотиться на тайменя, надеясь на удачу, а мы, пацаны, добычливо - хариуса.
Сентябрь за Полярным кругом - преддверие зимы. Рыбалка — это поход на день, на холодном ветру, поэтому экипировка серьёзная: телогрейка или тёплая куртка, утеплённые сапоги с мехом внутри или обычные кирзовые, но с тёплыми носками или портянками, под штанами - кальсоны или трико, широко распространённая в то время домашняя одежда. За плечами - рюкзак, в котором мешок под рыбу и обед: буханка хлеба и банка сгущёнки, с хантайской водой она вкусна и сытна. На поясе - обязательно охотничий нож.
Снасть на особицу от всех, что приходилось видеть и до и после: конструкция из лёгких планок, похожая на простейшие игрушечные санки: два полоза и две перекладины. Наживка - мушки, крючки, обмотанные цветными нитками- мулинэ, тельце, имитация крылышек - волосинки. Чаще всего из собственного чуба. Толстая леска, миллиметровка, пропущенная в два отверстия в одном полозе, завязана треугольником, так чтобы под натяжением «саночки» стремились убежать на середину реки, а леска их удерживала. Недалеко от них на леске свисают поводки с мушками, три - четыре. Но можно и больше, если рыбы не так много и нужен широкий захват. «Саночки» стремятся убежать к середине реки, но ведомые рыбаком, скользят против течения, мушки подпрыгивают и заманивают.
Сильная рыба - хариус, удар, рывок, леска со звоном идёт вниз и тут главное, наклонившись, быстренько подтаскивать «саночки», одновременно стремительно приближаясь к ним по берегу. Наклонившись, чтобы не дать возможности хариусу делать «свечи»: выпрыгивать вертикально. На «свечах» он избавляется от крючка...
Так неторопливо, против течения, поворот за поворотом, идёшь один по каменистому берегу. Как в популярной песне геологов того времени: «за поворотом уж нету карты, а мы идём по абрису...» Вдвоём рыбачить неинтересно, идти за первыми «санями» невыгодно, и если рыбачим вдвоём, то один обязательно уходит за километр, а то и больше, вперёд и второй его нагоняет. Река извилиста и рыбаки друг друга не видят до обеденной встречи. День уже короткий. Дневной неспешный маршрут в среднем километров пять - семь. Но этого вполне хватает, чтобы наловить полрюкзака. Хариус не мелкий, в среднем грам по семьсот, и десяток, а то и больше, весомо давит плечи...
Иногда затевались длинные маршруты, тогда и двигались быстрее, меньше останавливались на перекатах и к привычному весу добавлялись ружьё и патронташ. Ружьё при подтаскивании санок приходилось скидывать с плеча на камни и это отвлечение порой стоило сорвавшейся рыбы. Перекинутое же за спину, оно сковывало движение. Но оно же придавало уверенности. Хотя за все походы мне ни разу не понадобилось.
Такая рыбалка - это одиночество. Даже твоё единоборство с рыбой никто не видит. Только быстрая вода и береговые камни.
И чувство языческого восторга от всего, что тебя окружает. От серого неба. От пронизывающего ветра. От голых камней. От упругой рыбины. От аппетитного хлеба. От сладкой сгущёнки и студёной воды... Хочешь поговорить, говори с ними или сам с собой. Хочешь выплеснуть эмоции - не стесняйся, делись с окружающим миром...
Ловили хариуса и на обычную удочку: длинное удилище, леска и мушка на конце, бросил - потянул, бросил - потянул... Но такой способ был менее эффективен и устраивал только рыбаков, не желающих набивать ноги на береговых уступах. Как правило на удочку мужики ловили после работы не отходя от порога.
Была ещё одна рыбалка на Хантайке, абсолютно спокойная, а потому не очень интересная. Это привычное и знакомое большинству рыбаков сидение над донными удочками. На них ловился сиг. И ловить его нужно было ниже порога, в заводях или на не очень быстром течении. Размером он уступал хариусу, хотя попадались и отменные экземпляры.
Хариус шёл на засолку. Но он, как и сиг, не считался серьёзным трофеем и настоящие рыбаки предпочитали промышлять либо тайменя, либо нельму: рыб больших и сильных, которые могли и снасти порвать, и руки побить вырвавшейся катушкой. Единственного в своей жизни тайменя я поймал на том же Хантайском пороге на «мышку» - деревяшку, обтянутую шкуркой с большим тройником на конце. Таймень был небольшим, около семи килограмов, но боролся я с ним долго, то подтягивая к берегу, то отпуская, не в силах преодолеть сопротивление. Крупных тайменей в таких случаях обычно добивали из мелкашки.
Снежногорск в те годы - это вольница. Это заповедник свободы. Той самой, что «осознанная необходимость». Пример устройства общества без власти. Нет, власть была в лице всемогущего начальника строительства, но ни он, ни партком, ни поселковый совет на каждодневную, за пределами рабочего времени, жизнь не влияли. Отношения с окружающими, как и с природной средой, саморегулировались. Понятие «браконьер» появилось позже, когда посёлок стал насчитывать несколько тысяч населения и рыбы и дичи вокруг поубавилось. И когда власть в виде всяческих инспекций пришла и сюда, привыкшие к вольнице мужики косяком потянулись в суды, за привычку охотиться и рыбачить по необходимости и желанию, а не по разрешению...
Лодка в посёлке была гораздо важнее и престижнее иного вида транспорта. В личных автомашинах, которые позволял приобрести северный заработок и выделяемые квоты, при наличии трёх коротких улиц в посёлке и дороги на взлётную полосу в семи километрах от него, нужды не было. Ради «проехать с ветерком» дядька, одним из первых в посёлке, купил мотоцикл «Урал» с коляской, который востребовался лишь, когда весёлая компания нуждалась в скоростных ощущениях. Тогда мотоцикл добавлял своё тарахтенье в мощное рычание БелАЗов и рокот КрАЗов...
Лодка и мотор «Вихрь», а то и два, - вот что было и необходимо, и престижно. И в короткое заполярное лето самые азартные и жаждущие приключений уже на третий год перестали считать ближний порог удачливым и стали уезжать за тайменем за второй, третий и даже четвёртый пороги, которые находились за несколько десятков километров вверх по течению. И нередко, бахвалясь и силой мотора, и лодкой, и собственным фартом, пытались пройти их и особенно самый сложный, четвёртый. Кое-кому удавалось, а кое-кого с трудом вылавливали из холодной реки. Или не вылавливали, случалось и такое. А позже стало добычливо ездить на Енисей, добывать нельму, которая не уступала тайменю ни размером, ни силой.
Была ещё зимняя рыбалка, но мне не довелось побывать на ней, одной из самых северных в мире, ею в Снежногорске увлеклись, когда образовалось Хантайское водохранилище. Я в это время жил и учился в славном городе Иркутске. Но для меня эти годы жизни стали школой естественного взаимоотношения с природой и остались в памяти как самые свободные от чужого насилия.
Снежногорск. С одноклассниками весной перед выпускными экзаменами.
Следующая публикация
Комментарии 10