Есть близкие - как свет лампады, С которыми не страшно падать Во тьму… Затем, что в мраке этом Они становятся нам светом. Есть близкие - Как в сердце струны: Не те, которых мы целуем, Но те, которые в разладе Вдруг остаются с нами рядом. Они - цветы сквозь стекла окон И что-то в небесах высоких, Что греет эти вот районцы - Неотличимое от солнца. Они - беседа поздней ночью, Когда нам кто-то нужен очень, Они - та вера в незнакомцев, Которая лишь раз дается. Воспоминанием о детстве Они - то значимое «вместе», Они - согласие на сердце И плечи, чтобы опереться. Спокойный смех, не знавший злости, Они становятся нам осью Вокруг которой жизнь летит В величии своих орбит. Аль Квотион
Там, где все картины в квартире - как окна темные, За которыми видно город и видно сонмы Нелюдимых районов спальных и туч упавших На огромное тело тьмы с костяком гаражным. Там, где я по тебе скучал, уходя в гиперболу, Как скучают по тем, кого на планете не было: Просто выдумать и любить, И писать под вечер: «Дорогой Никто, с наступлением новой вечности». Там, где больно лишь оттого, что от пыли кашляешь, И никто не прижмет руки к ледяной рубашке… Остаюсь теперь, как портрет наступившей полночи, Обреченный смотреть на зеркало в одиночестве. Аль Квотион
Закрывай, закрывай глаза, Замолчи и ляг - На груди моей для тебя пролегли поля. Это лучше, чем умирать. Просто замолчи, Мы с тобой - никому не нужные, мы ничьи. Сколько скурено сигарет оттого, что жить Не умели толком. Да бог с тобой, не тужи, Просто ляг на грудь и молча смотри во тьму, Чтобы сделалось все пространство сродни пятну. Чтобы после - запомнить ночь и звезду во рту, В обреченный мир уставившись поутру. Закрывай глаза, ветер станет нам как свирель, Задувая в щель, Обнимая собой постель, На которой мы - партитуры его сюит И нагие ноты… Пожалуйста, просто спи, Так легко сглотнув отчаянье, будто ком. И хотя бы на миг - не вздрагивай ни о ком. Завтра нас накроет сиротство больших домо
Ты пишешь мне со скоростью одного выстрела в эпоху В мокрый лоб гения под страшный народный хохот. И каждое слово в письме - это грохот и мякоть ягод, Это выкрик в спину «пожалуйста, больше не надо!» Это кислая клюква букв и соленые строфы На земле, от которой пахнет росой и торфом, На громадном листе бумаги размером с небо. Ты мне пишешь И настигаешь - где бы я не был: В придорожных кафе и в самых пустых отелях Твои письма как шрамы мне покрывают тело И ложатся татуировкой, в которой ужас И в которой солнце намертво вдето в лужи. Твои руки в крови, но ты продолжаешь молиться: Твои письма - в пустынях спрятанные гробницы И живые грибницы на мертвой груди болота. Твои письма меня возносят и
Изголодавшийся, неумолчный, рыщущий, Я ищу в тебе только новой духовной пищи. Только громких толчков великого вдохновения Посреди многоглазого общества - как на сцене. И откуда им знать эту лирику хриплых вдохов, Это желтое небо - цвета закатной охры, Под которым ты сделан из золота, Юн и смертен. Под которым лишь мы - и нет никого на свете. Выгибайся мостом, захлебывайся дыханием - По тебе марширует облако к океану, Ты гранитен и слаб, ты сплавлен из камня и пота, Ты прекраснейший мост для каждого, кто бесплотен. Выгибайся, кричи и вздрагивай бесконечно, Становись музыкальной, Сбившейся с ритма речью. И почти умирая в руках моих обессиленным - Вдохнови меня на стихи - до того, как сгинешь
В тебе было что-то тихое - я принял это за нежность. Заваривал чай в двух кружках, на кухне окно занавешивал. И пах этот млечный вечер элегией и облепихой, Беззвучием влажной кожи… В тебе было что-то тихое. Но так вот капкан медвежий в лесу под листвой таится, Так молча глядит охотник, а после - стреляет в птицу. Затишье за миг до бедствия, безмолвие на погосте, Когда немота рождается из спящей под снегом кости. Так каждый палач безгласно Нащупывает - и режет. Так медные капли падают. Я принял это за нежность. Аль Квотион