В гостях у белки

Мама Автор : Любовь Кирилюк — Не буду! Не стану я это носить! — Мария кинула на пол платье и, отвернувшись, уставилась в окно. — Но Марусенька, девочка, оно же совсем хорошее. Вот тут я прострочила, здесь тесемку пришью, и будет лучше всех! — мать виновато подняла с пола платье и положила его на стол. — Ты погляди, какая вышивка, всё же сама делала! Вот этими руками! Зоя вытянула вперед свои руки, разжала ладони и растопырила узловатые, с коротко остриженными ногтями пальцы. — Мама! Как ты не понимаешь! — чуть не плача, зашептала Маша, то и дело оглядываясь на дверь и боясь, что отец услышит их с ссору. — Ты не видишь, что ли, что сейчас такое не носят! Я хочу новое, из магазина, только моё! Ни перешитое, ни изношенное, ни старое, ни с рюшами, а то, что я выберу. И оно будет только для меня! Это так трудно понять? Зоя растерянно повела плечами, вздохнула и, стянув платье со стола, перекинула его через руку. — Своё, значит, новое? А ты на него заработала? Не доросла ты еще, дочка, меня попрекать, что ничего тебе не покупаем. Да, небогато живем, зато дружно, зато есть у тебя три сестры старших, всегда есть, к кому прижаться, помощи попросить. А Митенька, брат твой единственный, вон какой стал, ты погляди, нет, ты вперь глазенки–то свои! Никогда не капризничал, принимал жизнь, как есть. А он, в отличие от тебя с сёстрами, еще и голод застал, и карточки продуктовые бегал отоваривать, и пустые магазины помнит. Вот он, на стеночке, в рамке висит, офицер, уважаемый человек, без пяти минут учитель в этой их, ну, как там её… — женщина потерла подбородок, — ай, опять забыла! Подскажи, Маш! — В академии, мама, — вздыхая, буркнула Маруся. — Но ты меня с Митькой не сравнивай. Я его почти и не знаю. Так, приедет, посидит, на нас посмотрит, о себе выдавит пару слов, и всё. А знаешь, мама, ты вот его тут расхваливаешь, а ведь он с тобой и не живет уже давно. Как в Суворовское поступил, так и дорогу сюда забыл. А там он другими законами живет. Сбежал он от тебя, от отца и нас всех. И навещает редко, потому что неловко ему. — Отчего ж неловко? Митеньке неловко дома быть, нет, вы слышали?! — Зоя покачала головой. — Ты, Маша, со своими нарядами совсем из ума выжила, вот что я думкаю себе. — Мама! — взвилась Мария. — Так нельзя говорить, нет такого слова «думкаю». Есть «думаю». Вот от всего этого, — девушка многозначительно подняла глаза, — ему и неловко. Он и на свадьбу вас с папкой не хотел звать, потому что стыдно. И Аня с Ирой тоже тебя стесняются, я знаю! И обноски эти я носить не буду! Мы как оборванцы какие! Цыгане, и те лучше своих детей одевают, а мы всё дырку на дырке латаем. Не надоело, мама? Маша хотела, но уже н могла остановиться. Гнев вперемешку с обидой так и лился из нее желчными словами. Да, она стыдилась свою мать, даже подружек к себе не звала, потому что мать была старая, необразованная, нелепо одевалась, как будто так и жила еще в своей деревне–аукалке… Город стер с лица земли деревеньку, поселил людей в одинаковые, квадратные коробки с удобствами, но Зоя словно не замечала, как в мыльном пузыре каталась. На работу бы ей, да кто уж возьмет, старая она! Ой, старая! Маша отчаянно потерла виски и поймала взглядом отражение мамы в стекле. Сутулая, баба бабой, хорошо хоть, не собирается на вручение аттестатов приходить, а то кто-нибудь обязательно скажет, мол, Маша бабушку притащила свою… — Да что ж тут такого? Если аккуратно зашить, да еще с хитринкой, то и не заметно будет! — Зоя опять разложила на столе чуть порванное по шву платье, которое Маша должна была надеть на выпускной. — И Анечка это платье надевала, и Ира, Любаше оно не подошло, вот, теперь твоя очередь… — Счастливая Люба. Хотя, быть такой толстой счастья мало. Маша пнула ногой стул, схватила сумочку и выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь, застучали каблучки по лестнице, а потом всё затихло. Квартира притаилась, то ли обомлев от Машиной тирады, то ли испугавшись, что Зоя сейчас начнет кричать или заплачет… Женщина устало опустилась на стул, положила на колени платье и замерла, вспоминая прошлое. … Митя, их первый с Иваном ребенок, родился сразу после войны, был хиленьким, бледным и сильно недоношенным. Все говорили, что и не выживет. Тогда Зоя с мужем жили еще в деревне, с Ваниными родителями. Не доносила молодая ребенка, разродилась дома. И роды у нее принимала свекровь… — Дмитрий будет, Митя, Митенька, — шептала, прижимая к себе тихий комочек, Зоя.— Как папа мой… Свекровь тогда взвилась, встала на дыбы, мол, нечего тут именами недавно преставившихся ребенка называть. Верная смерть мальчику тогда будет! Но невестка слушать не стала, потихоньку–полегоньку выпестовала своего первенца, выходила лаской и теплом, материнским молоком вскормила. Везде с собой его таскала. Привяжет к груди платком и носит. Все смеются, чего так страдать, есть же ясли! Но Зоя знала, сыну без нее холодно. А как стал он ножками сам от нее убегать, то поняла, всё теперь будет хорошо. Когда Мите исполнилось пять, Зоя родила ему сестренку, Анну. А еще через два года – Ирочку, потом следом и Любашу. Полна изба детей, смех, слезы, крики, на подоконниках свистульки стоят, дедом сделанные, а в кроватках да на скамейках куклы сидят, Зоей самой сшитые. — Мама! Купи, купи вон того коняшку! — топает ногами в магазине Ирочка, а Зоя, сжав в руках худенький кошелек, только качает головой и, уводя плачущую дочку, говорит ей: — Не нужна нам эта лошадка. Папка тебе еще лучше сделает. Папа у тебя на все руки мастер, какую скажешь, такую и смастерит. А теперь пойдем, Мите штаны нужно посмотреть, и Анечке чулочки, а то ее совсем поизносились. Ира всхлипывала, а потом, вечером, закрывшись с отцом в сарайчике, они вместе материли коня на палке. Выходило неловко, грубовато, но Ира молчала, не хотела расстроить отца… Но зато Митя бегал в новых штанах, а Анька, что не дала вчера сестре свои краски, теперь в новых чулках… Денег в Зоиной семье было всегда маловато, но никогда дети не сидели голодные. Женщина изворачивалась, придумывала, что–то у кого–то доставала. Когда все ребята подросли, пошла работать. Образования для хорошей должности не хватало, пришлось устроиться дворником, потом выучилась, стала водить трамвай. Зоя даже затеяла во дворе их нового дома, как в деревеньке, огородик разбить. Насажала там редиски, свеклы, даже капусту выпестовала, хрусткий кочан получился, что баранья голова в обхват. Соседи усмехались, но Зою любили за терпеливость, мягкость и какую–то внутреннею светлость. Что бы ни происходило, беда какая к кому придет, Зоя всегда остановит на улице, пожалеет, к себе пригласит поговорить. И находились у нее слова, да и помолчать за компанию она умела. А как шила!.. Нигде не училась, только от матери переняла ловкость и быстроту пальцев, фантазию и умение из простых обрезков сшить красивую вещь… Когда настал черед Ане выпускаться из школы, денег на платье не было. Да там не то что на платье, их вообще не было. А дали мужу на работе зарплату кружевами и обрезком какой–то странно порыжевшей материи. — И куда нам теперь это девать? Жевать вместо мяса?! — зло хватил кулаком о стол Иван. — Хоть в петлю лезь, жить не хочется! — Да что ты, Иванушка, что ты! Выкрутимся, я что–нибудь придумаю! — Зоя уверенно кивнула и, пока дети спали, всё крутила в руках куски материи да кружева. И сшилось из тех кружев платьице Ане на выпускной, а еще несколько салфеток. Некрасивый кусок материи Зоя перекрасила и сшила из него нарядные, с рюшками по краям наволочки. — Ваня, пойду на толкучке продам, будут деньги, вот увидишь! Погляди, сокол мой, что за чудо получилось! Мужчина подошел поближе, пощупал гладкую, красивого темно синего цвета материю, провел рукой по волнам игривых рюшечек и обнял свою Зойку. — Молодчина! Иди, продавай, только не продешеви, за такую работу много требовать можно!.. … Аня в своем наряде была самая красивая на том празднике. — Анечка, где же вы такое платье купили? Оригинальное, ни у кого такое не видела! — с завистью спросила завуч. — Это мама сама сшила. — Да что ты! — покачала головой любопытная женщина. — А как будто в ателье сделали… Аня гордо улыбнулась и, извинившись, отошла в сторону. Скоро будет «белый танец», нужно выбрать, кого пригласить… …А Зоя в тот день стояла и трясла сшитыми наволочками, заглядывая в глаза прохожим. — Девушка, купите! Ручная работа, красивый цвет какой, вы поглядите! — обращалась она к любой, что проходила мимо. Женщинам нравилось, когда их называли девушками. Они подходили, щупали, вертели в руках. Но потом пожимали плечами и удалялись. Кому сейчас нужны эти рюши… Всё бы так и закончилось ничем, если бы не пришла на ту толкучку то ли театральная костюмерша, то ли киношная ассистентка, Зоя так и не поняла, но вдруг покупательница в минуту выкупила всё, взяла у швеи адрес, обещав прийти с новым заказом, и заплатила. Зоя радостно сложила в карман выручку и хотела уже, было, идти домой, но заметила в толпе женщину. Она что–то прятала у себя под пальто и всё озиралась по сторонам. Потом, как будто спохватившись, выпрямляла спину, щурила глаза и царственно оглядывала бегающих вокруг людей. Зоя немного понаблюдала за ней и зашагала к выходу с территории барахолки. — Женщина! Да, вы! Вы! Вам девочка не нужна? — совершенно спокойно подошла к ней та странная дама. — Что? Не понимаю я тебя, какая девочка, ты о чем? — Да вот есть тут одна у меня, Марусей звать. Не хочу, чтобы со мной осталась, переломаю я ее жизнь, потом только каяться придется. Так что забери–ка ты её к себе! Ээээ! Ты что руки тянешь, а ну сначала заплати! — Да как же это – за дите платить?! Ты, может быть, думаешь, что не проживешь с мальцом? Что с голоду и холоду ослабнете? И ничего такого не будет, живи – радуйся! — Зоя растерянно глядела, как из кулька вытопорщилась голая ножка младенца. — Ой, батюшки, вы посмотрите на нее! Святая, ни дать ни взять! Живи и радуйся, говорит! Да зачем мне радоваться, если сяду скоро! — Тогда отдайте малютку родным, в детский дом, в конце концов, — тихо сказала Зоя. — А, ну да. Там же ей лучше ,чем с мачехой будет! Ну, говори, купишь, а нет, так я другую найду, вон их тут сколько топчется. Я не боюсь, мне уже ничего не страшно!.. Долго еще потом ругал Иван жену за столь опрометчивый поступок, а потом, отдав кое–что из семейного золота нужным людям, записал малышку на себя. Настоящая мать сунула тогда Зое бумажку, что от ребенка отказывается, метрики отдала и сгинула в толпе. Не было денег, вырученных за наволочки, не пришла больше к Зое для нового заказа киношная ассистентка, зато теперь в комнате Зои и Ивана орала голодным, тонким голосом Мария Ивановна, последняя дочка, не рожденная, а купленная на толкучке. Старшие дети всё знали, что уж теперь скрывать, но Маше им было велено ничего не говорить. — Хорошо ли — узнать, что твоя мать продала тебя, а сама где–то мотает срок, если еще жива, — задумчиво вздыхал Иван. — Пусть Маша думает, что наша. Так лучше… … И вот теперь Зоя сидит, держа сшитое для девочек выпускное платье, а Маша ее ненавидит – за бедность, за простоту, за деревенский говорок и примитивность взглядов, как сама девушка как–то сказала… …— Машенька, как ты хорошо выглядишь! Я помню такое же платье на твоей сестре, Ирочку выпускали, оно же было. У вас такая традиция? — учительница улыбнулась, но Маша только насупилась. Она–то знала, какой наряд хотела, даже ходила примерять его в магазине. Тогда продавец, скептически оглядев девчонку, нехотя принесла выбранное платье, помогла его надеть, а потом, видя, как загорелись глаза покупательницы, назвала цену. — Берете? — Ой, знаете, вы отложите, — смутилась Мария, — я позже приду, вечером, обязательно заберу… И ушла, вытирая на ходу обидные, горячие слезы. — Это всё родители! У других девочек будут нарядные платья, а я в штору замотанная пойду, — ревела Маруся, бродя по улицам… И тогда она решила, что сразу после окончания школы уйдет от родителей, поступит куда–нибудь, общежитие дадут, пожить можно пока у Аньки. Она недавно вышла замуж и переехала в отдельную квартиру. Анька не прогонит… … — Дочка, ты что такое делаешь? — Зоя удивленно смотрела, как Мария кидает вещи в чемодан. — Куда собралась? — спросила она уже строже. — Ухожу от вас. Все твои дети уже сбежали – Митька, Аня, Иришка, даже Любочка, твоя любимица. Никто с тобой не хочет позориться. И я уйду. На вот платье твое, кружавчиками. Опозорила меня, на всю школу высмеяла, ну ничего, я сама буду зарабатывать, жить хорошо. Всё, до свидания, отцу привет! — девушка схватила чемодан и, боясь, что мать кинется с надоедливыми слезами и уговорами, выскочила из квартиры… — Да как же это так? Что же такое? — причитала Зоя. А слез уже не было, просто пусто и холодно вдруг стало ей. — А если и права Маша, что все дети сбежали от необразованной Зои? А если они ее стесняются, тогда что? Нет… Нет, Митенька маму любит, приезжает редко, но всегда обнимает Зою, гладит ее по плечам и шепчет, как он любит свою мамку. Аня и Любочка скрытные, чувства в себе носят, но и они, ведь по глазам видно, мать не стыдятся. Ира, та гордая, тоже, видимо, как Маша, хочет в люди вырваться, но и похвально это. Ириша никогда матери слова худого не сказала, не попрекнула деревенскими корнями… Или просто не стала расстраивать?.. … Маша, не обговорив всё заранее, приехала к Ане и теперь стояла в прихожей, а старшая сестра растерянно рассматривала Марусю. — Что случилось? — наконец спросила Анна. — Ничего. Надоело. Мать совсем стала простушкой. И, представляешь, мне платье это, кружевное ,сунула, отказалась новое покупать! И говорок ее, эти словечки неправильные! Сколько она уже в городе живет, а так и осталась необразованной! Не могу я там больше. Я у тебя поживу, поступлю куда–нибудь, дадут общагу, уеду. Хорошо? Аня могла бы выставить нахалку сразу, но всё же жалко – куда та сейчас пойдет?! — Маша, ты бы мать не осуждала, — мягко начала Аня, поставив перед сестрой чашку с чаем и подвинув тарелку с бутербродами. — Да, она не такая, как мы с тобой, училась в деревне, работала не начальником, а простым дворником одно время. Но она такая хорошая… Я даже не могу представить, как ты этого не видишь! — Хорошая? Ну вот пусть хорошая и сидит с отцом. А я расти хочу… … — Мама, ты не волнуйся, Машка у меня, — после работы Аня заехала к маме и теперь уговаривала ту не нервничать. — Сказала, будет поступать в институт. Куда, не говорит. Да и, я думаю, сама не знает. В голове ерунда какая–то. Украшения тут мои вертела, к себе прилаживала, а глаза так и блестят… Аня помолчала, а потом несмело спросила: — Мам, а вдруг это в ней мать настоящая проснулась, а? Ну, если та была воровкой, то и Машка может… — Нет! И не смей даже так думать! — ударила кулаком по столу Зоя, а потом ее личико сморщилось, скомкалось, женщина закрыла лицо руками и заплакала. — Маша моя девочка, выпестованная, выкормленная, моя! Она еще одумается, она просто заблудилась в трёх соснах. У нее, знаешь, в классе подружка была. Той папа из–за границы наряды привозил. Маша очень завидовала… Ну, так и понеслось всё… … Маша, вопреки своим смелым надеждам, провалила экзамены и теперь мыкалась, куда бы ей устроиться поработать до следующего года. А нигде не берут, хватает взрослых, уже «нюхавших порох», опытных работниц. Никому не хочется учить новенькую… Матери Маша не звонила, в гости не заходила. То ли стыдно было, то ли боялась, что заругает… Аня, подождав еще немного, строго сказала однажды сестре: — Иди работать, Маша. Я тебя содержать не могу. Ты хотела самостоятельности, денег. Иди и зарабатывай. — Я пытаюсь, меня не берут. — Отчего же? — усмехнулась Аня. — Не знаю, — пожала плечами Мария. — На овощебазу только брали, но не буду же я эти кочаны капусты перекладывать с места на место, копаться в грязи с этими грубыми грузчиками! — А почему нет? Мать, чтобы у нас деньги были, уборщицей работала. Ничего, не гнушалась, не стеснялась. — А я не хочу, как мать. Я лучше нее, я себя люблю, не за алтын куплена, чай! Аня вдруг расхохоталась, потом велела сестре убрать посуду и ушла на работу… … — Да ты не волнуйся, мама! Она у меня, никуда я ее не выгоню. Просто нужно девочку немножко жизни научить. Запуталась, заплутала, ничего, одумается! — Аня позвонила матери на следующий день и теперь утешала ее. — Не знаю, детка, болит у меня за нее сердце, как–то всё неправильно…Доченька, Митя звонил, у него всё хорошо. Отправляют их куда–то, я не поняла. Учиться будет еще, а на Новый год обещал приехать. — Ну и хорошо. И у нас всё отлично, мама! Отцу привет!.. Через неделю, поняв, что Аня действительно не собирается содержать её, а Анькин муж вообще недоволен, что Машка с ними живет, считает ее за приживалку, Маруся устроилась–таки на овощебазу. Руки после одного дня работы ныли по самые плечи, спина отзывалась прострелами в поясницу. Всё–таки Маша была холеной девочкой, не привыкшей к труду физическому. Даже зимой на коньках не каталась… Но денег всё равно платили мало, Маша с завистью смотрела на подруг, которых иногда встречала на улице. Те, студентки с большим будущим и красивым настоящим, снисходительно, как казалось Марии, здоровались с ней. Оно и понятно – Маруся, в платке, в стоптанных сапожищах и куртке с подвернутыми рукавами шла на работу. Сейчас она придет, наденет рукавицы, а в нос ударит запах полугнилого лука и вялого картофеля… … Уже зимой Маша познакомилась со смешливым, вертлявым и дерзким пареньком Сережей. Сергей приезжал к ним на овощебазу за товаром, грузил ящики с продуктами и развозил их по торговым точкам, держа при себе толстый кошелек, полный заветных бумажек. — Ай, дорогуша, чайку не нальешь? — подловил Машу парень в столовой. — Сбегай, милая, а я тебе местечко припасу. В столовой, действительно, было много народа. Сергей помог Марусе поставить поднос с едой, сунул ей в руку монетки, чтобы купила чай, и, ожидая, пока она вернется, сладко вздохнул. — Что такая невеселая, подруга? — спросил он, когда Маша вернулась. — А чего веселиться? — насупилась Маша. — Надоело тут спину гнуть, всё надоело. — Хочешь хорошо жить? Денег чтобы было много? Да молчи, видел я, как ты на эти бумажки смотришь, как завороженная. — И что с того? Все деньги любят. Просто я об этом говорю открыто, а другие строят из себя высоко нравственных, мол, не хлебом единым… — Ладно, ешь, золотая ты моя. Ешь, пока не остыло… … Маша и Сергей часто встречались потом, гуляли вместе, парень катал Марусю на своем фургончике. Но не любовь это была, нет. Что–то другое, просто Машка вдруг как будто брата нашла, приятеля. С Сережей можно было говорить обо всём, не боясь, что тебя сочтут жадной и скряжной, что высмеют и упрекнут. Он как будто всё понимал. — Сереж, — однажды как бы между прочим сказала Маша, пока молодой человек грузил деревянные ящики со свеклой в кузов фургона. — Ты не дашь мне денег? Ну, немного. Я хочу обновок себе купить. — Обновок? Зачем, ты и так нормально выглядишь, куда собралась, подруга? — Просто по городу хочу погулять, в музей хочу, разве это плохо? А одежды приличной нет. — Я бы дал, правда, — приложил Сережа руку к своей груди. — Но деньги эти не мои, хозяина. Моего тут ничего и нет. — Врешь, Сережа. Ты их сам тратишь, как хочешь, твои они. Сергей вдруг помрачнел, его глаза стали темными, почти черными, лицо застыло, улыбка слетела с губ. — Никогда не лезь в чужие кошельки, девочка. Зарабатывай свои. Крутись. Старайся, только честно. Я бы вообще никогда не брал в руки эти смрадные бумажки. Никогда. Ненавижу их. — Отчего так? — усмехнулась Маша. — Да вот так. Мать у меня однажды сестру мою продала. За бумажки вот такие. Унесла, сказала, что погулять, а вернулась с денежками. Так радовалась, так причитала от счастья, а потом всё пропила. Я маленький был, но всё помню. — Как это, ребенка продала? Кому? — испуганно спросила Маша. — Не знаю, кому. Сходила на рынок и продала, как батон хлеба или мешок картошки. Еще всё переживала, что продешевила, уж очень ладная девочка была… Ненавижу ее за это. Хотя, уж что теперь говорить, нет ее. И где могила, не знаю. Воровкой моя мать была. Тоже денежки любила, до визга… А я не такой, слышишь! Я до денег не охотник. Это противно. И тебе не советую. Маруся хотела еще что–то спросить, но Сережа вдруг встал и ушел, не попрощавшись… … Вечером, дождавшись, пока Аня придет с работы, Маша села рядом с ней на кухне и тихо спросила: — Ань, а разве можно вот так ребенка продать или купить? Анна испуганно посмотрела на сестру. — Откуда ты знаешь? — вопросом на вопрос ответила она. — Это всё вранье! Ты наша, Маруся, наша! Мало ли, что там было, Зоя твоя мама, а мы твои сестры и Митя брат. И точка! — Ты о чем? Мне Сережа рассказал, что у него младшую сестру так продали. На рынке прямо мать продала. Ужас какой! — Сергей? Тот самый, с которым ты гуляешь? — Да. А что ты имела в виду, когда говорила, что я ваша? При чем тут наша семья? Маруся вдруг замерла, глядя в полные ужаса глаза сестры. Та что–то лепетала, вскочила и кинулась мыть посуду, как будто и не спрашивала Маша ничего. — Я не мамина дочь? Не родная вам. Вы меня взяли? — испуганно прошептала Маша. Аня помолчала, потом задумчиво сняла фартук, положила его на стул и, обняв сестру за плечи, увела ее в комнату. — Сядь, Машенька. Раз уж я начала, то доскажу… Аня все рассказала сестре, всё, как помнила сама, как говорила Зоя… — А моя настоящая мать умерла… А Сережа, получается, мой брат? Маша вдруг расхохоталась, горько, со всхлипами. — Так вот почему я такая! Теперь понятно! Мамочка во мне просыпается, закончу дни в тюрьме, как она. Я же тут хотела твои сережки в ломбард отнести, чтобы денег на шмотки получить. Потом, думаю, заработаю, выкуплю. Но муж твой меня спугнул. К счастью… Маруся уже плакала, сидела на диване и, размазывая слезы, пискляво говорила: — Вот почему у меня всё в жизни наперекосяк! И ничего с этим уже не сделаешь. Всё равно один конец! — Ты что, Маша! Ты что такое говоришь! Ты с матерью родной и не жила вовсе. Ты с нами выросла, всё, что в тебе, это от нас, от отца с матерью, от Мити, что тебя нянчил. Брось ты на кровь свою грешить! Просто ты молодая, хочется всего и сразу. И у меня такое было. Никто, кроме нас с матерью не знает, но было… — Что было? — подняла глаза Мария. — Я когда школу уже заканчивала, мне очень хотелось купить себе туфли на высоченном каблуке. Мама, естественно, денег не давала, отец сказал, что такая обувь мне не идет. Я плакала тогда, злилась, а потом просто украла такие туфли у одной девчонки из школы. Она их на танцы принесла, а я взяла. — Ты?! Аня, ты?! — ужаснулась Мария. — Я. Сначала это было как на аттракционе, когда летишь вверх. Дух захватывало от того, что у меня теперь есть туфельки. Они были мне немного маловаты, жали в пальцах. Но я ж их и не надевала никуда. Только дома, тайком, доставала. Меня мама однажды застала, пока я топала этими каблучками по комнате. Она даже ничего спрашивать не стала. Мать всё поняла, собрала мои вещи и велела уходить из дома. — Прям уходить?! Мама тебя выгнала? — Да. Я упиралась, плакала, но она просто вышвырнула мои вещи в окошко и ушла на кухню. Она там плакала. Я слышала, просила ее простить меня, но мать не хотела со мной говорить… — И как всё закончилось? Я ничего такого не помню… — Я вернула туфельки хозяйке, извинилась. Господи, как же было стыдно! Но потом, знаешь, стало так легко!.. Мама меня простила. И я тогда поняла, что украсть что–то просто, даже очень, чаще всего люди рассеянны, они не следят за своими вещами, доверяя другим. Взять и унести что–то легко. Но если переступить эту черту, то ты упадешь. На самое дно упадешь и уже не выберешься… Деньги, вещи, хорошая жизнь, Маша, это прекрасно. Ну, кому не хочется жить лучше? Только есть другой способ этого добиться. Ты хорошая, Маша. Ты умная девочка, просто мы как–то, видимо, перестали тебе помогать, не деньгами, советом, что ли. В своих делах погрязли, а ты и запуталась. Ну и эти обноски… Я–то ни за кем не донашивала, разве что Митькины штаны иногда мама перешивала. А ты, Любочка и Ира уже хлебнули… Ладно, ты не реви. Подумай лучше, хочешь ты, чтобы Сережа знал, что ты его сестра, или нет. Если да, так зови сюда. А я маму приглашу. Поговорим. Да и о тебе поговорим в любом случае. Пора за ум браться… … Сергей, ничего не понимая, зашел в Анину квартиру, потоптался в прихожей и, сняв ботинки, босиком прошел в комнату. Зоя, Аня и Ирочка уже накрывали на стол. Они кивнули ему, улыбнулись и велели идти на кухню, помогать носить посуду. А потом, когда обомлевший Сережа сел напротив разрумянившейся Зои, когда Иван сказал тост «за здоровье», и сидящие замолчали, Аня всё рассказала парню. — Маленький город, Сережа, тесно мы тут переплелись все, встретились, вот так и получилось. Теперь ты знаешь, что твоя сестра – вот она, — Аня кивнула на Марусю. — Характер у нее непростой, но сильная она, упрямая, значит, всё будет хорошо… Сережа растерянно смотрел на этих людей, которые когда–то, продав наволочки, купили на эти деньги его сестру. Эх, его бы самого им в довесок, он был бы счастлив, да не судьба была такому случиться… … — Мама, ты прости меня, мамочка! — шептала Маша, обнимая Зою за плечи. — Я тебе столько всего наговорила! Ты не держи зла! Ты самая у нас лучшая, самая добрая! И бог с ними, с этими тряпками, заработаем еще! Ты только не плачь, мама! А Зоя не могла не плакать. Сегодня она снова стала Марусиной мамой. Ее Машенька, которая однажды хлопнула дверью и ушла, снова стала родной, ласковой, нежной. И никаких денег не жалко, ничего, даже жизни, ради того, чтобы твой ребенок, пусть и рожденный чужой женщиной, тихо шептал тебе «мама» и целовал твое лицо, изрезанное морщинками… *** Источник : Канал Зюзинские истории ⤵️ https://dzen.ru/id/5ea17c43c8c4f56528e815e6

Я тебя не оставлю. Глава 4 продолжение Автор Наталья Кор. #ятебянеоставлюНатальяКор На знакомой станции, в три часа дня, за вокзалом в большом райцентре, ожидала приезжих председательская Волга, да не всех ждала, а конкретных пассажиров дневного поезда. Вера аж растерялась от неожиданности, они собирались на автовокзал, на автобус. Иван отбил маме телеграмму, что его направили в командировку в соседний край: обмен опытом, поэтому не писал и встретить их не сможет, но машина придёт. - Вера Васильевна, - окликнул их Игнат Захарович, - Вера Васильевна сюда, - показывал он на свою машину и с проворством молодого парня подбежал к ним, подхватил у Прасковьи Андреевны узел и чемодан, - Иван Петрович просил… - врал председатель, не глядя на исхудавшую, осунувшуюся Веру, на плоский её живот, тем не менее, покосился. - Оставьте Игнат Захарович, право, неудобно! – протестовала Вера, краснея. - Вера Васильевна, ваш муж просил машину на этот день, просил нашего водителя из гаража встретить вас, наряд выписывал, я ему отказал! Зачем, говорю, машину гонять зазря, бензин палить, я всё равно в этот день буду в райцентре до обеда, как же я односельчан не заберу. Не на себе же мне их тащить, - усмехнулся он. - Мам, - обратилась Вера к уставшей Прасковье Андреевне, - это Игнат Захарович, наш председатель, - раскраснелась вдруг сноха. - Желаю здравствовать! – протянул свою лапу плечистый, смуглый председатель, - а это ваша дочь, Вера Васильевна? - взглянул он на маленькую Лену на руках у Ани. - Да, сестра и дочь. - Ну что девчата? Устали в поезде? Девочки смотрели то на дядьку, то на Веру. - Аня, поздоровайся, - напомнила ей Вера, сестра только кивнула. Все вопросительно смотрели на незнакомого мужчину с грубым голосом, не по погоде легко одетого, ловкого и улыбчивого, и ждали реакции Веры. - Ну, пойдёмте, я всё равно еду в станицу, - опять предложил он и Вера повернулась к машине, все направились за председателем. Прасковья Андреевна, Вера и пару узлов с вещами разместились на заднем сидении, в багажник эти вещи уже не помещались. Аню Игнат Захарович посадил вперёд, маленькую Лену подал ей на руки – вот и поместились. - Как же вы собирались автобусом ехать? – усмехнулся председатель, повернувшись вполоборота к Вере. Она только плечами пожала. – Правильно, Иван Петрович просил буханку, говорил, вещей много будет. Ну ничего, главное – поместились. И машина тронулась. Опять бескрайняя, ровная дорога, необозримые чёрные вспаханные поля, вороны копались в рыхлой земле на поле, важно ходили по краю обочины, не пугаясь проезжающих машин. Луга пожухли, пожелтели, камыши одни в низине зеленели, деревья в редких лесополосах уже осыпались и ветки их почему-то не тянулись вверх, а раскидисто цеплялись друг за друга. - Это абрикосы, тутовник, орех, - пояснил председатель Ане, которая глаз не могла отвести от этих странных низких деревьев, у них-то за деревней высокие тополя и ели стояли. фото из открытых источников Всё тут не так, как рассказывала Вера, серо, чёрно, уныло, вороны ленивые. Наконец, показалась станица. Аня выпрямилась и чуть приподнялась, это точно село? Похоже на город, в котором живёт её мама. Раскинулись, расползлись между холмами и пригорками улицы, дома с яркими крышами. Видна школа и белого кирпича в центре и ещё несколько зданий в два этажа, одно даже в три! - Вот мы и приехали, - глянул Игнат на Веру в зеркало заднего вида, она сделала вид, что не заметила этого взгляда. Прасковья Андреевна начала копошиться с сумками и узлом. - Подождите, не торопитесь, я вас сейчас провезу центральной улицей, покажу клуб, школу, сельский совет, садик. Остальное вам сын покажет, он завтра возвращается из Краснодарского края. Ответственный сотрудник, - поднял палец вверх председатель, сворачивая с улицы, с бесконечными стаями гусей и уток на широкую улицу с тротуарами вдоль дворов, побеленными деревьями за дворами, но птицы и здесь хватало. Прохожие на улице кивали завидев председательскую Волгу, старики снимали шляпы и провожали взглядами бойкого молодого председателя. Да, да, молод он был для своей должности, но жители его сами выбрали на собрании, когда их прежний вышел на пенсию. Уважали и ценили Игната в станице, он относился ко всем хорошо, знал почти каждого поимённо и детей, и внуков, и правнуков, откуда только память такая. Родился и вырос здесь, отец с матерью работали всю жизнь в колхозе, отец его до сих пор ездит на пасеку поглядеть, как там справляются без него, не загубили ли труд всей его жизни. Сам Игнат кому-то кивал, кому-то сигналил, другому махнуть мог особенно бабам и детворе. Село впечатлило пассажиров, Аня только успевала поворачиваться и спрашивать у Веры: «А что это?». Наконец, они подъехали к большому дому на высоком фундаменте, соседская птица опять паслась перед двором Веры, индоутки важно сидели и поглядывали вниз кто на заборе, кто на крыше соседского сарая. Гогот поднялся, когда машина остановилась и из неё начали выходить люди, гуси переполошились. - Федька, - кричала женщина в соседнем дворе, - я тебе сколько раз говорила, смотри за птицей, а ну, быстро отгони гусей на речку! – вышла Нюра к калитке, грозя кулаком во двор. Двое мальчишек, в широких штанах, один в рубашке, другой – поменьше в куртке с коротки рукавами поверх рубашки, словно выкатились, выбежали со двора, и погнали это белое, гогочущее облако дальше по улице. – Вера, привет! – махнула Нюра соседке, - здравствуйте, - немного поклонилась она Прасковье Андреевне и председателю. – Ах, вы ж… Да, что же вы баз не закрыли! – разругалась Нюра, видимо, на ребят, которых только что послала гусей разогнать и вприпрыжку, как мячик, побежала вглубь своего двора. - Шумная вам досталась соседка, Вера Васильевна? – таская узлы на крыльцо председатель. - Нормальная. - Это я знаю, - улыбался он, - Нюра – золотой души человек и работница отличная. Ну, - выдохнул он, когда покончил с вещами, - располагайтесь, а я поехал, мой рабочий день ещё не окончен. Желаю здравствовать, - кивнул он строгой Прасковье Андреевне и пошёл к машине. Вера открыла навесной замок на двери, и распахнула дверь на всю. Аня так и ахнула, почти как Вера в первый раз, но и Вера была удивлена, когда прошла в комнаты. Две новые кровати с деревянными спинками стояли в одной из комнат, как попало, новые матрасы лежали поверх сеток свёрнуты в рулоны. Шифоньер новёхонький посреди комнаты, трельяж закрывал высоким зеркалом часть окна без занавесок. В доме прохладно, но сыростью не пахло, потолки побелены. В большой комнате, где они ночевали с Иваном, вместо лампочки висела необычная рогатая люстра, но лампочка горела всё равно одна. Постель в большой комнате, на которой спали муж и жена, стояла нетронута, будто и не спал в ней никто, зато диван старый весь измят и не накрыт покрывалом. Вера ходила по дому, как будто впервые здесь. И это всё Иван?! А она-то считала, что он только о работе и думает, а он… Лишь Прасковья Андреевна беспокоилась о вещах оставленных на пороге. Леночка носилась по дому, звонко смеясь, ей так нравилось эхо в этих огромных полупустых комнатах, Аня стояла на кухне у раковины, открывала и закрывала кран с водой. Так интересно – вода в доме, прямо как в городе. До вечера было чем заняться в доме каждой, Нюра отправила свою младшую дочку в помощь. - Иди, хоть за дитём присмотри, пока вещи разберут взрослые, - наказывала ей мать, уезжая на дойку. Снова Вера мыла, скоблила, раздвигала мебель по местам, раскладывала вещи вместе с Прасковьей Андреевной. - Ну что? Как вам дом? – спросила Вера у свекрови, мама будто всю жизнь в таких жила, никак не реагировала. - Большой! – шепнула она, - почти как наш клуб! Прямо хоромы, - с опаской повторила она, приложив ладонь к щеке, чтобы за стенкой не слышали, соседей-то она хорошо слышала. - А село? А, живности? Поля - одна чернота, - удивлялась свекровь, в её родном селе земля больше серая, рассыпчатая. - Я же говорила: вам здесь понравится. Завтра вы в школу, я в садик, - улыбалась Вера, она здесь по-другому улыбалась, будто и не случилось той трагедии, она радовалась – она дома. И мать никогда не узнает их адреса! До глубокой ночи наводили порядки в доме, но так и не справились со всем, большая часть вещей ещё придёт контейнером. Аня валилась с ног от усталости, Лена давно спала на диване в большой комнате. Аню с «бабушкой» опять положили в одной комнате, хотя Вера обещала сестре… Свет погас в доме далеко за полночь, а рано утром за стенкой у соседей, шумели, бегали, дети топали как слоны, ругались взрослые, во дворе завёлся трактор в семь утра. Вера тоже подняла своих. Прасковья Андреевна и Аня собирались в школу, мама с дочкой в садик. Какой там завтракать, не опоздать бы... Так и день пролетел: Прасковья Андреевна большую его часть провела в школе, вернулась вполне себе довольная, и директор, коллеги – учителя ей понравились, учеников в классах значительно больше чем в её предыдущей школе, это не пугало. Аня быстро сошлась с соседскими ребятами и со школы возвращалась не с бабушкой, а в шумной компании ребятни с улицы. Всем понравилось на новом месте с первого дня, Лене особенно ведь мама рядом, хоть и не вела себя как дома. Ужин приготовили в четыре руки сноха со свекровью, обе ждали с нетерпением Ивана. Вере покоя не давали душевные сомнения, чувство вины его ведь никуда не денешь. Почему он не написал ни разу за всё это время, ей – как жене, что он подумал, когда мама сообщила о случившемся? Много вопросов было у Веры, сомнения, сомнения и страх всю жизнь теперь испытывать это чувство вины. Иван приехал ещё по светлому, машина остановилась у двора, он бодро выпрыгнул из кабины, подхватив свой походный рюкзак. Мама вышла встречать сына в прихожую, налетела на него прямо с порога: - Ох, Иван, чего же мы натерпелись, бедная, бедная Вера столько пережить и всё из-за родной матери… - Полноте, полноте мама, - обнимал он её, а сам поглядывал на жену с дочкой, на Аню, они стояли в пороге следующей комнаты и тоже ждали его внимания. – Ну что, моя хорошая, - подхватил он Лену из рук жены, - скучала? Здравствуй, - коснулся он колючей щекой щеки Веры и… всё. С Леной они направились в большую комнату разбирать гостинцы, Аня побежала к ним. - Ему тоже нелегко, потерпи, да и с дороги он, устал, - шепнула Прасковья Андреевна, погладив по спине Веру, замершую в дверях, и прошла на кухню накрывать на стол. Ужинали молча муж и жена, говорили в основном Прасковья Андреевна и Аня, Лена тоже пыталась лепетать на своём, на детском. - Ты мебель купил? - не выдержала уже за чаем Вера и обратилась к Ивану, не смея при этом взглянуть на него. - Да, был в райцентре по делам, забирал меня Трофим – водитель ЗИЛа, пустой машиной возвращался в станицу, вот и я решили забрать всё, что было в мебельном. В следующем квартале обещали столы, тумбы, полки завезти… - монотонно отчитывался Иван, постукивая беззвучно пальцами по столу. - Так, девочки, - встала из-за стола Прасковья Андреевна, протянула руки к внучке и повелительно посмотрела на Аню, - пойдёмте, приготовимся ко сну, взрослым надо поговорить. Вера подскочила, схватившись за пустые тарелки, чтобы убрать со стола. - А ты не суетись, присядь, - еле слышно сказала свекровь, взглянув на Веру, - поговорите. Ну что девочки, разбираем места, согласно купленным билетам, - громко сказала свекровь и пошла с девочками в дальнюю комнату. Иван сидел как истукан в одной позе. - Что у вас там произошло? Мать написала в нескольких словах, я допытываться не стал в переписке, ждал вас. Жаль, что так с ребёнком вышло, - склонился он над столом, - мальчик? - Да, - виновато процедила Вера. - Вот же гадина, а не мать! Ничего не побоялась, женщина называется… Что врачи сказали? - Всё будет хорошо, время надо… - Ясно… - шумно отодвигая стул поднялся из-за стола Иван, - убил бы! – ударил он кулачком по столу. – Заявление написали? - Участковый разбирается, - потупилась Вера. – Вань? - Что? - Ты прости меня, за такую мать, за то, что сына не уберегла, прости… - Мало здесь твоей вины, но надо было не рассусоливать с ней сразу гнать поганой метлой… - Она Аню хотела забрать. - Так, она мать ей, имеет право. Я думаю, она ещё даст о себе знать, если ей так дочка нужна. Ладно, справимся, - шагнул он к ней, но отступил, видно, ещё что-то беспокоило его. – В другой раз я её на порог не пущу, сразу в милицию! Доехали, нормально? - Хорошо доехали, особенно от Москвы, девочек от окна было не оторвать. Здесь нас председатель встретил, ты как знал, что вещей у нас много будет, спасибо, что позаботился. - Да… какая забота, - махнул он рукой, - я лишь машину хотел выписать на два часа для семьи, для детей. Вот председатель… этот действительно знает толк в таких делах, - искоса посмотрел он на жену. Они стояли друг против друга, между ними стол и что-то ещё, нехорошее, недоброе. - Почему о тебе так председатель печётся? Не успела ты уехать, как я, лично от него получил нагоняй, почему мол не воспользовался отпуском, который мне дали… Потом о твоей работе в конторе спросил, намёки разные делал на дальнейшее моё повышение. Что же ты? Там Андрейка - ветрогон, тут председатель, - пристально посмотрел на Веру муж, Вера опешила, глаза по пять копеек. – Сам вызвался встретить вас, якобы он в это время в районе будет и машину колхозную гонять лишний раз не придётся. - Я не знаю… - лепетала виновато Вера. - Зато я знаю! Про Маринку ты мне высказывала, - чуть повысил голос Иван, хотя не высказывала она ему ничего, не успела, Лена как раз заболела. - Матери жаловалась, такой я, сякой, а про Андрея умолчала… Всё село говорило, как он тебя обхаживал в столовке, теперь вот председатель?! – говорил он абсолютно спокойно. - Но… - Вера медленно дрожащими руками потянулась за посудой со стола, такого разговора она точно не ждала. - Смотри Вера, я всё за ради семьи! Всё бросил, сестру твою принял как дочь, стараюсь, вон, зарплату и премию всю оставил в мебельном, знал, что девчатам и нам надо! Поди найди такого, другого! Вина за мной есть немалая, но дураком себя выставлять не позволю. Смотри Вера! А то поедешь туда, откуда приехала… - у Веры со звоном тарелки выпали из рук на стол. - Ладно, устал я с дороги, сейчас только обмоюсь и спать. На завтра собери мне сумку с провизией, едем на дальние поля, не успею к обеду. И вышел, будто и не уезжала жена отсюда и горя нет никакого в семье. Вера села за стол и расплакалась. Почему она молчала?! Почему не высказала ему всё о чём болит, блеяла перед ним, будто одна она во всём виновата. Почему не поехал с ней, не написал ни словечка, пока она в больнице лежала, почему? Да потому что правильно всё сделал, не его это дела! И семья у него правильная, и воспитание, и образование, в работе всегда первый, и женился правильно, на новом месте тоже первый. А у неё с самого начала всё не так... И сейчас кроме мужа и его семьи нет ничего хорошего в жизни. - Вера Васильевна? – кричал Игнат Захарович из машины, медленно двигаясь на своём чёрном корабле, за Верой по дороге. – Вы подумали насчёт конторы? Нам сейчас ох как не хватает кассира, прямо не знаем, что делать? – в полуулыбке глядя то на неё, то на дорогу жаловался председатель. Вера шагала прямо, словно шоры одела, боялась взглянуть на него. - Да остановитесь же! – скомандовал он басом, - что я вам сделал? Почему убегаете от меня? - Да не от кого я не убегаю, мне в сельпо надо, перерыв и так короток. - Давайте я вас подвезу! - Куда? – резко встала Вера и повернулась к нему всем телом, щурясь от ветра. Холодный ветер все волосы ей растрепал. – Вы думаете, я не пройду три дома? - Нет, ветер холодный, дождь вот-вот пойдёт. - Игнат Заха… - Игнат! - Я подумала, мы всё обсудили с мужем, я не смогу работать в конторе – это не моё! Мне нравится с детьми, и я рядом с дочерью, заведующая у нас замечательная, я привыкла, - словно отчитывала его, говорила ему Вера. - Странно, я разговаривал с Иваном, он сказал, что вам там самое место… - удивился председатель и вышел из своей машины. – Сказал, что для здоровья вам сейчас спокойнее будет ведомости подписывать, он очень беспокоится о вас! У нас мужики не такие… - Я знаю, спасибо, я пойду, перерыв короткий. - Идите, - подошёл он к ней совсем близко, глядя прямо в глаза. У Веры опять дыхание перехватило, ноги ватные не слушаются. - Верка! Вера, ты чё стоишь тут, лясы точишь? Беги скорее, - послышался звонкий голос Нюры поодаль, уносимый ветром, - а то сейчас всё разберут! Такие кастрюли привезли эмалированные – загляденье! И галоши с подкладкой, в нашу не то зиму, не то осень самое то! Правда, Игнат Захарович? – обратилась она к председателю улыбаясь, подойдя к ним. - Да Нюра, - ответил он недовольно, сел в машину, - я поеду. Вера Васильевна, - нарочито официально и громко произнёс он, - если передумаете, заходите в отдел кадров на первом этаже. До свидания женщины, - тронул он козырёк своей кепи и дал по газам. - Чего это он? – проводила его взглядом озадаченная Нюра. - Говорит, не хватает у них учётчика и кассира в конторе. - Это да! В день зарплаты такая очередь у кассы собирается, пока дождёшься, а она бегает, то туда, то сюда. А ты чего? - Ничего? Какой из меня кассир? По математике четвёрка в школе была, - грубо ответила Вера, развернулась и пошла быстрым шагом в магазин, пока галоши не разобрали. Нюра стояла у дороги озадаченная, странные какие-то, что один, что другая. А через несколько дней Иван сам завёл разговор с женой, когда все домашние спать легли. Вера домывала посуду на кухне, убирала остатки ужина в холодильник. - Вер, - внезапно вошёл к ней муж. В это время он обычно располагался на диване в большой комнате, просматривал газету или просто думал. – Я тут подумал… Она повернулась к нему, вытирая мокрые руки о полотенце, взволнованная. - Я тоже Вань, - оживилась она, будто понимая, что он хочет сказать, таким важным тоном он говорил только о работе. – Нам бы печь переделать, пока морозы не начались, Нюра говорит, дом не протапливает печурка, как бы мы не замёрзли этой зимой и девочек не застудили. Сыро говорит, бывает. Печника хорошего может порекомендовать, он тут всем печи переделывает. Я уже купила галоши с утеплителем по двору ходить в слякоть. Говорит, не зима, ни осень у них тут. Ты и сам видишь – ноябрь месяц, а заморозков толком нет, - мельтешила Вера на кухне, у мужа в глазах рябило. Иван надул свои круглые щёки. - Я не о том… Может, и вправду? - Что Ваня? - В конторе тебе лучше будет? – вопросительно посмотрел он на неё. - Как так, Вань?! - остановилась она, - забыл, как отчитывал меня здесь, на этом самом месте по приезде? Председателем попрекал… - дрожащим голосом спрашивала Вера. – Как же так, сам ревнуешь и сам толкаешь? - Да не токаю я никого! – насупил брови Иван и отвернулся, - ты тоже пойми меня, Игнат Захарович такое участие проявлял, я прямо растерялся. Ты не Баба-яга у меня, красивая, - бормотал он себе почти под нос, - молодая. Откуда же я знал, что он сам по себе человек такой? Когда с мужиками на бригаде вращаться стал, на ферму заехал, к чабанам на кошару, о нём все хорошо отзываются! Человек от такой, сам по себе, - топтался в дверях Иван. – Всем поможет, всех выслушает… - оправдывался он. – Взревновал я! Честно! А что я ещё мог подумать? Вера тяжело вздохнула и присела к пустому столу, как бы предлагая мужу сделать то же самое. Иван сел, напротив. - Тебе же для здоровья надо! Думаешь, я не переживаю, не болит ничего у меня... Ещё как! Вот только таким я уродился, видишь, - ударил он себя в грудь, - ни высказать, ни показать не могу. - А когда-то мог, помнишь, как шутил со мной на лестнице, где мы познакомились? – улыбнулась Вера, - я прямо поверить не могла, что со мной кто-то заговорил. А ты со своим умыслом, - горько прошептала она куда-то в сторону. - Ну не надо Вера! Не надо, я же сказал – всё! Маринка эта мне столько лет нервы трепала, всю душу из меня вывернула! Чего только мне в армию не писала?! И сына своего на меня хотела повесить, угрожала ославить, бегала за мной в город, законного мужа не боялась. Ну не мог я от неё отделаться, не мог… - Любил? Иван опустил голову и промолчал. - Не хочу я Ваня в конторе работать, не хочу! В садике очень хорошо, и Лена рядом, и заведующая добрая, девчата такие как я молодые, весёлые, почто мне эта душная богадельня, чтобы я стала такой, как секретарша председательская? – усмехнулась Вера, пытаясь перевести всё в шутку. - Как хочешь, я хотел, как лучше! А то, я сгоряча. - Спасибо, Вань, - протянула она ему руки через стол, он не ответил. - А с печкой нельзя ничего сделать, - вспомнил он, я узнавал. - С какой печкой? – вдруг опомнилась Вера. - Ну с нашей… Квартира у нас временная, смысла нету тут делать что-то, весной наш дом закладывать будут или переселят насовсем, я узнавал, так что перезимовать придётся так. Хочешь я в районе одеял ватных ещё куплю? – весь оживился он. - Не надо, если что, возьму у Нюры обогреватель, она предлагала. Так и проговорили муж и жена до ночи, о делах семейных, о заботах домашних. Ивана будто подменили, да и Вера рада стараться, рассказывала о Лене, о воспитателях, хвалилась, как в очереди успела отстоять в перерыве и кастрюли новые купить, припрятала их к новоселью в собственном доме. Иван тоже решился предположить, какой им могут отдать дом или на какой улице строить начнут, очень переживал, что на окраину выкинут, Вере далеко до работы и девчатам неудобно… - Вы что тут шепчитесь? – щурилась от света Прасковья Андреевна в дверях кухни, в ночной сорочке, покрывая плечи широким платком, который сын дарил. – Дети спят, а они тут бу-бу-бу, разбубнились! Завтра же всем на работу! Время второй час, - ругала она их вполголоса, а у самой душа радовалась. Которую неделю муж и жена ходили как чужие, почти не разговаривали друг с другом, Вера и вовсе избегала мужа, свекрови ничего не рассказывала. А тут сидят, рядят, дай-то, Бог! Так и перезимовали в большом доме, благо зима выдалась безветренная, морозов больших случилось всего раза три за зиму. Привыкали новенькие к такому климату, одна только Аня, расстроенная приходила со школы, кидала ранец у кровати и жаловалась сестре: - Покататься негде! Горок нет – всё плоское как крышка на ведре, да и снег, как по талонам выпадает. Вер? - А-а-а? – крутилась старшая сестра у плиты, готовя ужин. - А ты не скучаешь? - Нет, - не оборачиваясь ответила она. - А мне здесь скучно. Вер? - А-а-а? - А мамку нашу посадили? Вера резко повернулась. - Вряд ли заявление мы не писали. Она скорее сама помрёт, от пьянки, - повернулась обратно к плите сестра у неё всё шипело, бурлило на плите, парило. Аня в лице переменилась. - Пойду я, - тоскливо пробормотала она. - Куда? - Уроки делать, что ещё остаётся? На улице слякоть, никого не пускают, да и бабушка первым делом с меня спросит, придёт со школы. Ты знаешь, ей уже прозвище в школе дали? - Какое? – резала лук Вера. - Ай, ладно, не буду говорить, а то ещё обидишься, - махнула рукой Аня. На кухню прибежала Леночка с какой-то безделицей вместо игрушки. – Вер? – с опаской спросила Аня. - А-а-а? - А ты бы разрешила мне писать мамке? Ну хотя бы в тюрьму, или там… - Что! – испугалась Вера и порезала палец, на автомате приложила его к губам и несколько раз подула на рану. – Ты ей писала? Она тебе что-то говорила там? Она оставила адрес? – сыпала Вера вопросами. - Да нет, я просто спросила. - Никогда! Слышишь, никогда, не связывайся с ней! Ты просто не знаешь, какое детство было у меня и... у тебя, пока ты выросла. Ты видела, что она со мной сделала? Ради бутылки она убить готова. Спасибо Ивану и Прасковье Андреевне, а то так бы и жили у мамки в бараке с её дядей Геной, бегали за бутылкой, да пьянки их наблюдали. Никогда слышишь! – у Веры за спиной густо клубился дым, в кухне запахло горелым. - Да уж… спасибо, - пробормотала себе под нос Аня, чтобы сестра не услышала и пошла учить уроки, не обратив внимание на маленькую Лену, которая тянула к ней руки. Вера кинулась спасать ужин, но сегодня ужинали простой яичницей. По весне на собрании в клубе некоторым молодым семьям вручили ордера от новеньких домиков, огласили список очередников, молодого агронома с семьёй в списке не было. Иван здорово испугался, разговор был один, а по факту, выходит, вон как. Он обратился вначале к бригадиру, тот лишь плечами пожал. - Та откуда я знаю Иван, что там у этих конторских на уме. Тебе в местком надо, или сразу к председателю. Он человек – слово, не переживай. - Я не переживаю, - замялся молодой агроном, не принято было выбивать для себя что-то, - хочется и ремонт сделать, жена мечтает грядки развести, а где разводить? Не сегодня завтра снимут с квартиры, - оправдывался он. Намеренно ездить в контору не стал, но, когда случилось отчёты сдавать о начале весенней посевной, напросился к председателю. Игнат Захарович хоть и старался от него отделаться, но ответить пришлось. - Не переживай Иван Петрович, - хлопал его по плечу крепкий, высокий Игнат, - я сам хотел тебе сказать, но дела, сам понимаешь. Стройка - это долго, год, а то и два, у тебя семья немалая, кадр ты ценный, тебя уже отмечают в районе – так держать! – пожимал ему руку Игнат. – О доме ты правильно беспокоишься, потому что к уборке квартиру надо освободить, сам понимаешь, ребят-комбайнёров из соседнего края размещать где-то надо, - шагал задумчиво по своему кабинету Игнат, двери нараспашку, окна с решётками тоже, на столе чисто, не одного документа или следов работы. – Мы тут подумали и решили предоставить вам готовый дом. Не переживай, не сарай какой, по моей улице, почти соседями будет. Ремонт, придётся сделать, но ты человек хозяйственный и жена у тебя работящая, справитесь. Только выходных сейчас дать невозможно, сам понимаешь, вы уж там решите… Спустись на первый этаж, ознакомишься с приказом, девчата скажут, что подписать, и отдадут ключи. Иван стоял, как тополь вытянулся как мог, не зная, что ответить. Секретарь в приёмной от удивления чуть не опрокинулась на стуле из-за своего рабочего места. Неужели дом бывшего ветеринара отдаёт председатель и кому?! В станице столько молодых семей, и детей по трое-четверо, а тут не успели приехать и такие привилегии. Ну, дела?! - Клавдия Сергеевна, - словно издеваясь над ней, с хитренькой усмешкой крикнул Игнат Захарович из кабинета, - проверьте, чтобы сегодня Ивану Петровичу передали ключи от дома бывшего ветеринара! Он опять по-приятельски подмигнул Ивану и поспешил спровадить его. Таких хороших новостей в семье молодого агронома давно не было, всем семейством прямо после работы, почти по темноте отправились смотреть новый дом. Дом значительно меньше казённой квартиры, двор зарос бурьяном, но уютный, тёплый, со ставнями на окнах, видимо, хорошие люди жили здесь до них, по всему двору виноградник расплёлся, краска на штакетнике и ставнях ещё не выцвела. Зайти не решились, заросло всё, детям уже спать пора, но в выходные Прасковья Андреевна и Вера с девчатами собирались в новый дом на субботник. Жаль только, добросердечная Нюра теперь будет далековато, скучать будут соседи за грохотом трактора по утрам во дворе вместо будильника, да и к шуму за стенкой все давно привыкли, не обращали внимания. Лена с Аней, бывало, похлеще устраивали скачки в доме, пока Прасковья Андреевна не видела. Новый дом понравился всем, кроме Ани, опять мыть, белить, убирать, теперь ещё огород прибавится, можно забыть дорогу на улицу к ребятам. - Ань, что молчишь всю дорогу? - спросила её Прасковья Андреевна по возвращении, видя её нейтральную реакцию. – Ты рада? - Ну, да. Дом как дом. Красивый, правда, до школы теперь чуть дальше, но это не страшно, - дула она губы. Менялась Аня, на глазах менялась. Из тихой, забитой, скромной девочки – отличницы она превращалась в шуструю, иногда хамоватую со старшими, драчливую со сверстниками, особенно с мальчиками девчонку. Могла огрызнуться дома, сделать вид, что не услышала, появились четвёрки в дневнике – это особенно беспокоило Прасковью Андреевну. - Вера, с Аней надо бы построже, - намекала она часто меняющиеся настроение девочки, - дерётся в школе, бегает по коридорам, мне уже не раз замечания делал её педагог. - Прасковья Андреевна, она ребёнок, она столько пережила! Вспомните, когда мы к вам приехали, какая она была? Не разговаривала почти, - искренне, с любовью вспоминала она, - пускай порезвится немного. Я обязательно с ней поговорю и буду с ней строже, но не надо на неё давить. У меня не было нормально детства, только что и видела пустые бутылки, уборка, готовка, да мужиков мамкиных, - с грустью вспомнила Вера. – Пусть хоть у Ани оно будет. - Ну… Ну… - задумалась Прасковья Андреевна, - смотри, как бы потом поздно не было, - приподняла она строго бровь, как на уроке. - Спасибо вам за всё, мама, - обняла её Вера. И всегда-то она такая не то доверчивая, не то наивная эта Вера, а свекрови готова руки целовать до конца её дней, так много она для них с Аней сделала. И ведь всё пережили, всё наладилось в семье. Вот и дом скоро свой будет, сад, огород, небольшое хозяйство заведут. Вера не спала эти ночи, всё думала, размышляла, как хорошо, им будет в новом доме. Совсем не обижалась на мужа, который храпел как трактор после тяжёлого дня, хотелось его обнять и расцеловать, что она и сделала. - Ты чё? - бормотал Иван спросонья. - Ничего, это я так... рада очень. - А, ну ладно. Спи, давай, - отвернулся он к стенке и еле слышно засопел. Привыкла она к нему что ли, а может просто счастлива, наконец. Прошло пять лет. Стабильных, счастливых, иногда трудных, сложных, но добрых пять лет! Года через три после того, как Иван перевёз своё семейство в новый дом, Вера родила мальчика. Тимофеем назвали карапуза, Иван так решил. Вера с мамой долгие споры затеяли по поводу имени, надо было прекратить это. Имя выбрал и свидетельство сам справил, чтобы уж наверняка. Дом привели в порядок, двор, огород даже расширили, Прасковье Андреевне особенно нравилось каждое лето возиться на грядках, Иван теплицу начал строить года полтора назад, но закончить с ней не удавалось, работа не отпускала агронома. А недавно он стал главным агрономом хозяйства! Долго сомневались партийные деятели и хозяйственники, в районе постоянно находились препятствия для назначения Ивана на должность. Молод для такой должности, хоть и активист, передовик, на курсы ездит, от командировок не отказывается, всё на благо родного хозяйства и партии. Но возраст его не давал покоя тем, кто ставил последнюю подпись на документах. Вступился за него, да не просто вступился, а собственной головой поручился, тоже молодой председатель колхоза Игнат Захарович. Сработались они с Иваном, да и пожилой главный агроном вполне доволен Иваном все эти годы, тем более, сам он давно устал и хотел на заслуженный отдых, лет десять как на пенсии, а всё не отпускали его. Вот и обновилось правление колхоза! Председатель, главный агроном, зоотехники, заведующая фермы все молодые кадры! Игнат с Иваном не только сработались, но и сдружились семьями. Председатель частенько захаживал к ним в гости, по праздникам или так, в этом доме ему всегда были рады. Целыми вечерами летом, под виноградником во дворе, под стопочку и закуску из собственного огорода могли проговорить о делах агроном и председатель, позабыв о том, зачем собрались вообще. Жил Игнат Захарович через два дома от них, с пожилыми родителями. Сын у него оказывается есть Николай. Приезжал к нему каждое лето, а в последние года, как старше стал, так и жить с отцом остался. Игнат по молодости женился на юной городской красавице, да вот не смогла она в деревне, не жизнь, а мука одна. Вернулась в город с маленьким сыном на руках. Вскоре снова вышла замуж, только на этот раз выбрала из своих, из городских. С сыном отцу и старикам не запрещала общаться. Прасковье Андреевне не нравился этот простоватый на вид, всегда ласковый и приветливый Игнат, слишком уж хорош... А вот с его матерью сошлись, она передавала через сына для Прасковьи Андреевны семена цветов, саженцы, рассаду, вскоре Прасковья Андреевна начала захаживать к отзывчивой соседке на чай, так и завязалась дружба. Нюра приходила, когда с детьми, когда только с дочкой, могла прямо с дойки заехать, а потом пешком шла домой. И Вера ходила к ней в гости, особенно как второго родила, слишком уж щепетильно относилась свекровь к внуку, хотелось выдохнуть немного от такой заботы, хорошо, что декреты небольшими были. Лена в первый класс пошла! Самые большие банты первого сентября были у этой маленькой девочки на худеньких ножках. Цветы несла по улице так торжественно в тот день, мама с бабушкой наглядеться не могли. Жаль, Иван работал в этот день. Много разных событий случилось за это время в семье, но главное всё решали вместе, скопом, последнее слово всегда оставалось за Иваном. Он был настоящим главой семейства, дом обставил полностью, для девчат два раза путёвки достал: один раз Аня и Лена вместе поехали в профилакторий, другой раз только Аня в летний лагерь. Заслужила! Учёбу подтянула в седьмом классе, по дому помогала, вожатой несколько раз была в пионерском лагере. Активной росла девочка, заметной, выделялась среди сверстников, а кто этого не замечал, могла наглядно продемонстрировать, иногда на кулаках, из-за чего не приняли её дальше в комсомол. Она и не расстроилась, в восьмом классе и учёбу будто пустила на самотёк, всё мечтала уехать далеко, далеко отсюда и жить одной. И откуда только мысли такие у девчонки появились, ведь не обижал её никто, отдельная комната была у неё с Леной. Если вдруг свекровь или Иван построже к ней или ругать начинали, в этом особенно преуспевала Прасковья Андреевна – учёба для неё на первом месте была, поэтому и требовала с Ани больше нужного, Вера вступалась за сестру. Грудью вставала перед родными и оправдывала её. - У неё переходный возраст, ей не хватает внимания, - уговаривала мужа Вера, - я-то постоянно на работе, а она со школы приходит и первым делом приберёт, нагладит, бельё снимет. Сложно ей Иван, сиротой быть при живой матери. - Какая же она сирота? – бухтел равнодушно Иван. - Она же нам как своя… Выросла на глазах. Никто её никогда не отделял, как к остальным, так и к ней… - Да, но она уже большая, - мялась Вера, - ей нужна… - Ладно, напустила на неё! Носится, как все по улице, лишь бы дома ничего не делать, прямо угнетаем мы её. С одними пацанами бегает, ты бы на это обрати внимание, сама говоришь: немаленькая. А учиться, думает? Или сразу на работу в колхоз? - Думает, и о работе думает. Этим летом на практику собирается в колхоз, хочет подзаработать немного. Сказала, на свёклу пойдёт, на прополку, как все! - Правильно! Пусть привыкает к труду, - отметил Иван положительным жестом выбор свояченицы. Но ведь не нравилось ему, что грубит в последнее время Аня Прасковье Андреевне больше всех. Раз из дому сбегала после ссоры с бабушкой, до самой ночи где-то пропадала, уже собирались идти искать, сама пришла. - Разве она не привычная? – удивлялась Вера, - я ж без неё как без рук. - И то верно, - соглашался Иван и возвращался к разговорам о работе. Казалось, ничего не могло повредить или расстроить крепкой и положительной во всех отношениях семьи главного агронома хозяйства. Славная, крепкая, советская семья, Аня немного выделялась норовом, но это временно и не такие трудности переживали. - Ой беги, Вера! Беги! Скорее Верка!!! – ворвалась посреди рабочего дня в группу малышей Настёна - помощница бригадира в третьей бригаде. Отдышаться не могла девка, как загнанная лошадь в мыле. Жара такая, насилу домчалась до центра. - Да что случилось?! - испуганно вытаращилась на неё Вера и воспитательница группы. - Анька твоя председательского Кольку лупцует! Сцепились разнять не можем, намертво, как кошка в глаза ему кидается. Мужиков в бригаде нет, некого на помощь позвать. Драка затеялась такая! – подняла она руки вверх и сняла мокрый ситцевый платок с головы, - прямо в поле, - сползла она по прохладной стеночке на детский стульчик. Вера на ходу скидывала передник, чепец, сбегая по лестнице на первый этаж, босая вылетела из прохлады детского садика на знойную улицу. Она не чувствовала горячего асфальта под ногами, не замечала острых камней, когда вывернула на другую улицу, чтобы скорее попасть на свекольное поле, благо оно было первым за селом. Растрепалась Вера, волосы взмокли и из пучка на затылке рассыпались по плечам. Вот и оно поле под палящим солнцем, где-то там в середине толпятся, кучкуются дети, Вере казалось, она слышит их крики. Когда добежала, Анька уже сидела под бричкой с водой: платье разорвано, губа нижняя распухла, под носом кровь запеклась. Волосы, густые тёмно-русые паклей болтались на голове. Рядом с ней несколько девчат из её класса и других, успокаивали девчонку, поправляли платье. Поодаль другая кучка, значительно больше. Там и ребята, девчата шумели, правда, главного бойца не видно в толпе, обступили парня, подбадривали, раны обрабатывали. - Что это такое?! – повысила голос Вера, схватила сестру за руку и вырвала из стайки подруг Аню. - Вера Васильевна! Вера Васильевна! – загалдели девчата в один голос, - Колька первый начал! Колька! Колька! Это всё Колька, - голосили они. Аня стояла, опустив плечи, придерживая рукой разорванный подол старенького платья. Огоньки ярости блестели в её глазах на грязном от пыли лице. - Пошли, - поволокла её за руку Вера, - домой. - Сама дойду, не корова силком меня гнать! – выдернула Аня руку и утёрла нос. - Что на тебя нашло?! – шептала сквозь слёзы Вера, - Как ты могла такое учудить в первый день работы! Ты хоть понимаешь, чем это Ивану грозит?! Разве так можно?! Как пацанка – уголовница! Он же младше тебя на два года, - причитала Вера, уводя Аню, оглядываясь на толпу поодаль. – Ты же взрослая уже… и такое! Тут и Настёна прибежала, опять запыхалась. - Ты это… не ругай девчонку сильно, он сам всё время её дёргал. Но бригадиру мне придётся доложить, сама видишь, сколько свёклы перемяли драчуны, - оправдывалась Настя, глядя на Аню. – С этими я разберусь и Игнатычу доложу о Кольке. Аня так быстро зашагала с поля домой, словно и не было драки, не было сорокоградусной жары и платье на ней цело. Наконец, из толпы старшеклассников поднялся тот самый худосочный Николай, не так уж он и мал в сравнении с Аней. Ох и досталось же ему, как бы к медсестре ни пришлось вести: лицо расцарапано, глаз заплыл фиолетово-чёрным отёком, рукав на футболке болтался почти на локте, нос распух. - Иди, иди! – крикнул он вслед Аньке и снова присел на корточки, испугавшись тёти Веры. Драку, разбирали в клубе на экстренном собрании, пионеры, комсомольцы и взрослые труженики села. Где это видано, чтобы парень поднял руку на девочку, Аня тоже хороша, урон хозяйству причинили своим безрассудным поступком. Досталось и тем кто подначивал. Оба виновника стояли на сцене, опустив головы, пока их порицали на глазах старших, одноклассников и остальных ребят. Заставили объясниться, извиниться и пожать друг другу руки, обещали подыскать для них штрафные работы. Не было дружелюбным рукопожатие, не было и честности в объяснениях, а дома досталось обоим по полной. Кольку отец впервые в жизни отлупил ремнём, как ни изворачивался он. Ане пришлось ещё несколько дней слушать сестру, бабушку, и даже душный дядя Ваня не удержался отчитать её, он в первый же день возмутился: - Под домашний арест! Не выпускать за ворота, если она как собака кидается на людей! Ты хоть понимаешь, с кем драку затеяла? – крутил он указательным пальцем, перед её носом. - Говори! Говори, из-за чего сцепились как псы?! Ты же девочка, будущая мать! Да… - нервно шагал он по кухне от стены к стене, - гены не вырубить топором. Аня, отвернувшись, молчала, вырисовывая круги носком на полу, впрочем, Николай отцу тоже не признался, из-за чего драка случилась. Подростки молчали, даже те, кто в курсе был произошедшего. - Ваня, не смей! – вступилась Вера за сестру и за себя тоже, - это-то здесь при чём?! - Да ну вас! – махнул он рукой и выскочил как ошпаренный из дома. Прасковья Андреевна помчалась за ним. Вера смотрела на сестру жалко её, но откуда только в ней столько спеси. Лена тихо прошла на кухню, подошла к Ане и беззвучно обняла её чуть ниже талии. Вымахала Аня, под стать старшей сестре, только характер другой, вспыльчивая, дерзкая, палец в рот не клади. - Ну, что молчите? – спросила Вера у девочек вздохнув. Аня крепче прижала к себе Лену. – Мне больше нечего добавить! Ты наказана! Ни на какие работы в колхозе тебя уже не возьмут, опозорила, называется. В большой комнате заплакал Тимофей в кроватке, Вера вышла. - Ань? Чего это они все на тебя накинулись? Разве ты виновата? Он же первый начал, - смотрела на неё снизу вверх своими большими голубыми глазами Лена, та лишь плечами пожала. Прасковья Андревна вернулась через несколько минут, когда Вера кормила маленького внука на кухне, а девчата закрылись у себя. - Защищаешь сестру?! – с порога начала свекровь с особой строгостью в голосе. – Давай! Продолжай! Посмотрим, к чему это приведёт! Аня переступила все границы, она обнаглела, она… она… хамка, бессовестная, неблагодарная… - Она повзрослела, - спокойно перебила её Вера, - она моя сестра! И будь этот Николая её ровесником, я бы добавила ему от себя! – подняла Вера глаза на Прасковью Андреевну, у второй аж губы задрожали. – Аня наказана, она получила по заслугам, чего ещё вы хотите? Чтобы я её избила и в погребе заперла на неделю? – с сарказмом спросила Вера. - Вот значит, как! – свекровь резко развернулась и пошла в свою комнатушку, Иван специально переделала веранду для матери, чтобы у неё было отдельное пространство, возраст всё-таки. Вера сложила на руки голову, на столе, как же она устала от нападок свекрови на сестру, намёков на её мать. Прасковья Андреевна изо всех сил старалась сделать из Ани лучшую из лучших, а Аня сопротивлялась как могла, крайней всегда оставалась Вера, выслушивая долгие и нудные упрёки от свекрови. Тимоша уплетал обед за обе щёки. - Вот! – ворвалась как ветер Прасковья Андреевна в кухню и бросила пачку писем на стол перед снохой. – Полюбуйся на благодарность от сестрёнки! Смотри читай, что смотришь на меня так? - Мама, что это? – быстро переводила взгляд Вера то на письма, то на свекровь. - А ты читай! И не смотри на меня так… я тебе не Аня, - подтолкнула она ближе к ней несколько конвертов. Вера только и успела прочесть: область, район, улицу, сердце бешено забилось в груди Веры, в строке «от кого» значилось: «от мамы». Моментально её всю заполнила злость, почти ненависть. - Что это? – не смела дотронуться она до конвертов, - как же так Прасковья Андреевна? - вдруг перешла Вера на официальный тон. - А ты смотри туда, а не на меня так! Сестра твоя давно в переписке со своей мамашей! Вот откуда корни растут, – упёрлась она руками в стол и склонилась над письмами. – Того и гляди в гости заявится дорогая сватья, - дрожащими губами насмехалась свекровь. - Вы рылись в её вещах? – задыхалась Вера от негодования, - вы… педагог… Мама?! - Вот не надо на меня так смотреть и давить на мою профпригодность, я в своём доме, у меня внучка растёт, внук, а тут не сегодня завтра жди гостей. Да и сама Аня того и гляди в подоле принесёт. Посреди разговора в кухню ворвалась Аня, в слезах, начала кричать. - Где они?! Как ты посмела? – орала она на Веру, увидев письма перед ней. – Гадина! Вот значит, как?! Роешься в моих вещах! Ты такая же... – ткнула она пальцем в «бабушку», - всю жизнь перед ними пресмыкаешься, меня к этому приучала, а они об тебя ноги вытирают! Ненавижу! Ненавижу вас всех! – раскидала письма по комнате Аня и выбежала из дому. - Аня, стой! - кричала Вера, но её никто не услышал. Маленький Тимофей испугался криков в доме и начал хныкать, бабушка кинулась спасать его от родной матери и тёти взяла на руки. Вера стояла в растерянности, не зная, куда бежать. Письма, те самые письма, из-за которых Аня взбесилась, валялись по всей комнате. Вера присела на корточки и начала собирать их; на некоторых стоял штамп годом ранее, три месяца назад, три года назад! Почерк неровный, вдавленный на конвертах, они вскрыты и измяты, видно, не один раз перечитывались. Сколько же лет длилась эта переписка? И как Аня умудрялась скрывать её так долго. - А ты почитай, почитай, - не унималась свекровь, - посмотри, что пишет о тебе сестра, о нас, не стесняйся, тебя это приведёт в чувства, - качала она на руках любимого внука, - а то заступаешься… - Прасковья Андреевна… - обессиленно склонилась над письмами Вера, сидя на полу, слов уже не хватало, слишком много навалилось за один раз. Вера собрала и отнесла письма в комнату к девочкам, уютную небольшую комнату с двумя окнами, с новой мебелью и множеством полок с книгами на стенах. Лена забилась в уголок на кровати и тоже осуждающе смотрела на маму. Она любила Аню, они секретничали, они проводили вместе всё свободное от учёбы время, Лена выросла на руках у Ани. Дочка знала об этих письмах. Впервые за несколько лет в доме агронома ужинали молча, склонив головы над тарелками. Ели только мужики, отец и сын, и бабушка остальные поводили ложками по тарелкам, глядя на пустое место, где обычно сидела Аня. - Ничего, прибежит! – самодовольно говорила Прасковья Андреевна, - куда она денется? Поиграет в обиженку и вернётся, - усмехнулась она, поправляя салфетку на коленках у внука. Вера встала из-за стола и вышла. Воспитывать надо лучше, строже! А вы распустили, волю дали, и в таком возрасте, когда надо держать всё под контролем. Вспомни Иван, - обратилась она к сыну, - разве таким ты был в старших классах? А всё воспитание и наследственность. Сын ничего не ответил, молча доел и вышел, воздуху не хватало, окна нараспашку, но воздух стоит не двигается отойти не может от дневного зноя. Аня не вернулась ни в этот вечер, ни на следующий день... - Вот где её искать?! – волновалась Вера ночью в постели. Окна нараспашку, сверчки стрекочут, собаки лают по очереди от начала улицы до конца, будто перекличка у них. Председательский Байкал выбивается из общего хора своим громовым басом. - У подруги небось осталась у Нинки Тимирязевой, они же вроде дружат… - весь в сомнениях перевернулся на спину Иван и вздохнул. Ему бы выспаться, день и так выдался насыщенным, а не за девчонкой-малолеткой бегать. – Отправила бы её к матери для сравнения, поживёт, поглядит и прибежит, как миленькая, не сомневайся. - Иван, она не помнит как мы жили, думает, что мама хорошая, а то было временное помутнение. Любой человек тянется к родителям и стар, и молод, а дети и подавно. - Ну, завела… - сел Иван на край кровати и спустил ноги на пол, сон пропал, комары одолевали, прохлада ночная никак не шла, земля так и дышала жаром. – Прям её здесь обижали?! - Нет, я не об этом. Пойми, кормят и относятся хорошо, и в детском доме, но мамки там нет. Вань, сходил бы ты поутру к Тимирязевым. - Не-е-ет! Ещё я за ней не бегал! Ещё один такой номер, как на поле и я сам её отправлю восвояси! Больно ты носишься с ней, а она вон какая стала, - загадочно сказал Иван. В тёмной комнате повисла тишина: напряжённая, давящая тишина. - А меня за что отправишь восвояси? Чем я должна провиниться? – вдруг раздался голос Веры в темноте. – Чем я должна не угодить? - Не начинай! Не хватало и нам поругаться из-за этой девки. - Она моя сестра, я её не оставлю! Слышишь! Понадобится, с ней поеду, но не оставлю. - Оставишь, куда ты денешься, - кряхтя забирался Иван опять под простыню в постель, - придёт время, отпустишь! Хотя, я бы не стал, уж больно гонору в ней много. Не будет же она всю жизнь рядом с тобой. Ладно давай спать, мне на работу завтра и тебе. Утром сама беги к подружке йеной, тебе как раз по дороге, - зевнул Иван, отвернулся и будто засопел сразу. И как у него так быстро получается засыпать. Вера этой ночью глаз не сомкнула: ну где она, почему не пришла? Хоть бы не учудила фокус какой-нибудь. Всякие мысли крутились в голове у Веры, с первыми петухами только и приснула чуть-чуть, но тут же подскочила, помня, что ей к Тимирязевым забежать надо. Утро как утро, ничего нового. Всех накорми, на работу и в садик собери, Прасковья Андреевна была в образе, не то обижена, не то оскорблена поведением Ани. Ей хотелось добавить ещё несколько слов за чаем, к сказанному вчера, но Вера носилась по кухне, ублажая всех. Иван сидел не выспавшийся, угрюмый, одна Лена сидела спокойно за столом, но не ела. Она остаётся сегодня дома одна за старшую, если Аня объявится, прибежит к маме на работу скажет, а завтра уж пойдёт в школу на практику. Вера убежала из дому первая с маленьким Тимофеем. Через три дома ниже свернула налево, потом проулком вверх минуя большую яму на дороге, направо вот и дом подружки Ани. Нина больше всех заступалась за неё в поле. Вера постучалась в калитку, видно, во дворе уже хозяйничали: кричала домашняя птица, выпрашивая корм, звенели железные вёдра, пёс лениво волоча свою цепь по проволоке через весь двор, не гавкая, добежал до калитки, завидев незнакомого человека, всё-таки залаял протяжно. На крыльце показалась Нина, крепкая, приземистая девица с толстой косой на плече поверх светлого ситцевого платья, наверняка на работу собиралась, на свёклу. - Нина, Нина! – крикнула Вера через калитку, держа за руку Тимофея, - позови Аню, она у тебя? Нина посмотрела в сторону хоздвора и спустилась с крыльца к ранней гостье. - Тёть Вер, не было её у меня, - ответила Нина, завязывая косынку на затылке. – А с чего вы взяли?.. - Как не было?! Вы же дружите? - Да не было, тёть Вер, - удивлённо смотрела Нина своими маленькими глазками на Веру Васильевну. – С чего это вы придумали? - Но… Но ведь больше не к кому? – застонала Вера и пошла прочь от дома. Скорее, скорее на работу, сына оставить в группе и искать её! К участковому или сразу в район в милицию. Тимофей еле поспевал за мамой и её мыслями, она почти бегом шла в сторону садика, дёргая его за руку, чтобы не отставал. Оставив сына, она помчалась на бригаду, вдруг Аня вышла на работу, вдруг решила отработать штраф. Но бригадир и вожатая учеников смотрели на Веру так же, как Нина несколько минут назад. Не дождавшись ответа, Вера помчалась к участковому – закрыто: «Уехал в район» красовалась записка на двери. Ещё немного и Вера забьётся в истерике, куда бежать? Где искать? Что делать? И тут она осознала, что много и не знает о сестре. Знает, что учится хорошо, дома помогает, приятельницу единственную знает и то, только потому что, Нина заходила за Аней иногда. Вот, пожалуй, и всё! Так чем же она лучше родной матери? Что дала она сестре? Кров и пищу? А ведь Вера жила на таких же основаниях в собственном доме с матерью и отрабатывала своё проживание, как могла. Мысленно пыталась оправдать себя, мол, всё время работаю, дома дел невпроворот, дети маленькие, но угрызения совести подтачивали её изнутри, пока она металась по селу в поисках Ани. В школу Вера не решилась сходить, там Прасковья Андреевна, она бы отправила Аню домой. Старшая сестра поспешила на остановку, надо ехать в Курсавку, может, там и участкового встретит, а нет, так в милицию прямиком. Вера уже подходила к бетонному прямоугольнику раскалённой от утреннего солнца остановки, машина Игната Захаровича проехала мимо, остановилась и резко сдала назад. - Что случилось? Почему вы не на работе в такое время? – кричал он из-за руля пригнувшись, чтобы лучше видеть Веру. Вид у неё, конечно, как в тот раз, когда она разыскивала мужа, едва приехав на место. - Да, Аня пропала, не ночевала дома. Чёрная Волга резко встала, председатель вышел. - И что же вы только спохватились? Во дают! Вот взбрыкивает молодёжь! – качал головой Игнат. - Садитесь, скорее, надо ехать на вокзал. Мой Колька тоже к мамке собирался, как получил на бобы, так я его с автобуса снял вечернего. - Как? – чуть не расплакалась Вера. Неужели Аня на такое решится? Она ведь маленькая ещё. - Садитесь, не мешкайте, едем! – командовал председатель и сам вернулся на за руль. Они мчались в район, обгоняя колхозные машины, и трактора, тёплый ветер в открытые окна трепал волосы и блузку Вере, Игнат придерживал свою кепи, чтобы не унесло ветром. Поговорить бы, да не в себе соседка. - Не переживайте, она могла только электричкой в город, поезд только через час, успеем, а нет, поедем в город. Ночными она вряд ли бы уехала, хотя к то её знает… - участливо улыбался председатель, - да не переживай! – случайно взял он Веру за руку. – Объявится. Возраст у них сейчас такой – море по колено. - Вы не понимаете! - «Ты»! Который год дружим, а ты всё выкаешь, будто на приёме у меня. Что же Иван вчера вечером не пришёл? По горячему оно легче было бы, сыскать… Аня спала на твёрдом сидении вокзальных кресел, поджав под себя ноги, в зале ожидания районного вокзала. Головка откинута назад, курточкой прикрыты колени. - Ань, - тихо сказала Вера и подсела рядышком, сестра встрепенулась, проснулась и спустила ноги с неудобного, скользкого кресла. Уборщица намывала полы в небольшом зале ожидания, ворча что-то себе под нос, свежо в помещении с высоким потолком, с лепниной, пахнет мокрой тряпкой. Несколько человек позади, напротив, у окна ожидали двенадцатичасового на Москву. Рюкзаки, баулы, чемоданы на полу – всё мешало недовольной уборщице. - Ань, поехали домой, - Вера хотела взять за руку сестру, но Аня одёрнула руку. - Отправь меня к матери! Оправь, не нужна я тебе, меня нельзя здесь оставлять! Отправь, – твёрдо сказала она. - Не хочу выслушивать, что я им всем обязана! Я- плохая, видишь сколько бед от меня, оправь. Купи мне билет и отпусти, - умоляла Аня. – Мне без документов не продают. - Ну, пойдём в кассу, может, ещё успеешь на поезд, - спокойно поднялась Вера из кресла и снова протянула ей руку, Аня замерла от удивления. Не ожидала она такой реакции от сестры, думала, Вера будет ругаться, умолять остаться, кричать наконец, а она… Аня в недоумении смотрела на старшую сестру. - Что сидишь? Пойдём же, - тянула Вера руку, - адрес у тебя есть, правильно? Мама будет тебе рада, ждёт наверняка, приглашала? – спросила Вера, догадываясь, что никто её не звал, мама могла только денег просить и жаловаться на жизнь тяжёлую. Аня отвернулась. – Пошли. Поживёшь лето с мамкой, мы тебе уже изрядно надоели. Лена, потом Тимофей, Прасковья Андреевна, школа, сад, огород! Я тебя понимаю, - кивала убедительно Вера, не глядя на сестру, направляясь к кассе в соседнее помещение, - съезди отдохни! Там нет огорода, сейчас каникулы, город опять же, всегда интереснее. Живёт она сейчас где? – резко повернулась Вера к сестре, - в том же бараке? Или переехала? С дядей Геной или с другим? Когда я была маленькая, дяди менялись часто, мне хорошо запомнился только дядя Сеня. Мы тогда в деревне жили в большом бабушкином доме и мать меня попрекала каждый день, что из-за меня она перебралась в ту дыру и я ей жизнь испортила. Тот Сеня добрее был, он хотя бы не попрекал меня в собственном доме, в город раз свозил, мороженое купил. А места там знаешь, какие красивые? – заблестели от слёз глаза у Веры, голос задрожал. Обе стояли у касс и смотрели друг на друга. – Дом, такой большой, деревянный, лес густой за деревней и ягод там немерено: голубика, морошка, княженика, много разной. Я с мальства собирала и в магазин сдавала, мамке на бутылку. Нет… она не сразу пить начала, это потом, когда тобой забеременела, и пить, и курить, стала как мужики на лесопилке. Тебе повезло родиться здоровой, Бог миловал. А потом появился и этот дядя Гена, дом бревенчатый мамка продала, с крылечком и деревянным козырьком, - с грустью вспомнила Вера, - а деньги пропили, не успели в город переехать. Да, да! Только вот думает, что я их припрятала, для этого и приезжала, когда меня душила, - помнишь? – заглянула Вера в глаза сестре, Аня совсем поникла, подбородок уже почти прижался к ключице. – А тебя она не обижала, - продолжала Вера, - не было её, она же работала всю жизнь, для нас старалась, - усмехнулась Вера. – Вот и была ты сначала со мной, потом с бабой Дусей – соседка наша, бывшая, молоко нам продавала втридорога, потому что в долг всегда. Мать только и расплатилась с ней, как дом продала. А барак ты уже помнишь, ну ведь помнишь? - встряхнула Вера её за плечо. - Девушки, - послышался мужской голос рядом, - вы билеты брать будете? Не задерживайте. Вера с Аней немного отступили в сторону, послышался недовольный ропот, три человека уже стояли за ними к кассе и ждали, когда же они купят билеты. Странно, что кассир их не отругала ещё. - Ну что Аня, брать билет? Поедешь, проведаешь? Мамке сейчас наверняка нужна забота, здоровье-то уже не то, деньги нужны. - Ты всё-таки их читала? – подняла глаза Аня. - Нет, зачем, я её хорошо знаю, и ты узнаешь, вот погостишь у неё и обязательно узнаешь! Может и остаться захочешь, учиться там поступишь, почему нет?! Я же училась и работала, нас с тобой кормила, ещё и мамке перепадало на бутылку! Один раз ей удалось выманить у меня всё, что я копила на комнату, на лечение твоё выклянчила и пропила, - спокойно, без сожаления рассказывала Вера. - Ну что, время уже, через полчаса поезд, брать билет? Или сначала за вещами домой? Аня испуганно посмотрела на Веру, старшая сестра вполне серьёзно достала кошелёк из сумки, начала искать документы. - Я домой, - сквозь зубы пробубнила Аня. - Хорошо, сейчас только документы достану, - возилась Вера в сумке, - вот же они, как знала, не доставала, ну пошли, попробуем взять, чтобы недолго ждать пришлось в столице. - Нет, я здесь, - повторила Аня. - Что? - Я тут, а потому учиться пойду на проводницу или на курсы шоферов, - ответила Аня, глядя в высокое окно вокзала. - Ну ладно, постарше станешь, навестишь маму, а сейчас надо отработать за то, что натворили с Колькой. Хочешь, Ивана попрошу или председателя, чтобы вернули тебя на свёклу? На бахчу, пойдёшь? Игнат Захарович говорил, что нужны там люди на уборку урожая. С Иваном и будешь ездить каждое утро, надо же показать что ты исправилась. - Сама справлюсь без дяди Вани и этого… - зло кивнула она на окно, видя председательскую Волгу. - Тогда пошли, мне ещё на работу вернуться надо, - Вера решительно направилась к выходу. - Вер, - схватила её за руку сестра уже на перроне, - Вер, почему ты так слушаешься Ивана, веришь ему? – странно смотрела она на старшую сестру. - Он мой муж, почему я ему должна не верить? Он добрый, ответственный, много работает, для дома старается, честный… Аня опустила голову и усмехнулась. - Вер, уедем отсюда, все вместе! Ты, я, Лена и Тимофей, - по-детски наивно говорила Аня, - ты же не испугалась один раз забрать меня и уехать от мамы? Вер, давай?! - Ань, что такое говоришь? – испугалась сестра, - Иван — отец моим детям, у нас семья, дом, работа. Что на тебя нашло? – Вера видела странный взгляд Ани, широко распахнутые глаза, она очень изменилась после той драки. – Говори, Ань?! - Нечего говорить, - стиснув зубы ответила она. – Я всё равно скоро уеду, только десятый класс окончу и уеду! Выучусь и мамку к себе заберу, вот увидишь! Она исправилась, она пить бросила, она болеет много, она скучает, - оживилась Аня, строча вслед старшей сестре. Она верила во всё что писала ей Зина. - Делай как знаешь, там я уже запретить тебе не могу. Она денег просила? – повернувшись, на ходу спросила Вера. Аня не ответила, сделала вид, что не услышала вопроса. Зина в каждом письме просила, хоть рубль, хоть копейки, на лекарства, на лечение. Откуда же было знать дочери, что лечат везде бесплатно. фото автора Домой ехали молча, один Игнат балагурил, улыбался, пытался рассмешить Веру, она сидела рядом сама серьёзность, как на собрании в честь очередного съезда партии. Аня уткнулась в окно на заднем сидении, задумчивая, грустная, совсем не хотелось ей возвращаться, но и ехать ей было некуда. Аню оставили дома, взрослые поехали на работу. Дальней улицей ехал Игнат в центр на работу и вообще хотел заехать на пасеку, срочно понадобилось. - Вера Васильевна, ты ведь всё равно отпросилась с работы, - по-дружески, по-простецки уговаривал её Игнат. – Поехали, ты ведь ещё никогда не была на нашей пасеке? Они сейчас за МТФ стоят, мёд качают. - Нет, отвезите меня на работу или оставьте прямо здесь, - запротестовала Вера, - мёд я с детства не люблю. Нет! Я обещала ещё вернуться на работу. - Да что же ты такая упёртая, - стукнул по рулю своей лапой председатель, скулы его нервно заходили на лице. – Что же я тебе плохого-то сделал? Да и хорошего мало, почему же от меня шарахаешься чуть ли не с первого дня?! В гости к вам ходить не хочется, вечно убегаешь, к столу не присядешь, - бурчал он. - Чем не угодил я тебе? – остановил он машину на пыльной дороге за станицей. - А вы и не должны мне угождать, и я вам... За помощь спасибо, в который раз выручаете, но дружбу нам с вами водить не стоит. Что скажут люди, Иван, - отвернулась Вера от него и грустно смотрела на пожелтевшее поле пшеницы. - Иван?! Иван?! Да ничего он не скажет! Молишься ты на своего Ивана, а толку?! Разве с дурным умыслом я?! Нравишься ты мне! Нравишься, как баба! С первого дня. Но я же не посмею… если ты сама… - он слегка коснулся её руки. Веру затрясло всю. - Игнат За…ха… - Игнат! Мимо проехал колхозный ЗИЛ и посигналил председателю, Игнат не ответил, просто ждал, когда улягутся клубы пыли. - Вот видите! Теперь неизвестно что говорить будут, я пойду, - Вера открыла двери и собиралась выйти в поле. - Не надо, сиди, - весь напрягся Игнат, завёл машину и начал её дёргать, разворачивая на месте. Довёз он Веру Васильевну в целости и сохранности, никто её не хватился в этот день в саду, сама же отпросилась до конца дня, за Тимофеем ждали Прасковью Андреевну. Вера не стала напрашиваться на работу, забрала сына пораньше и пошла домой. Выйдя с работы, оглянулась - председательская машина стояла у клуба, плавясь у дороги от полуденной жары. Источник Группа автора https://ok.ru/rasskazyi КОПИРОВАНИЕБЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА - ЗАПРЕЩЕНО

Я тебя не оставлю. Глава 5 заключительная Автор Наталья Кор. #ятебянеоставлюНатальяКор - Ты совсем перестал стесняться? – задумчиво спросила Вера, стоя у окна. Муж заехал домой после обеда, что-то забыл или привёз. Его рабочий Москвич стоял у дороги заведённый, Михайлина Андреевна сидела на пассажирском сидении впереди, она вся выпрямилась, приподнялась чтобы разглядеть себя в маленькое зеркало заднего вида, поправила причёску, помаду. Густые каштановые волосы выдали из-под коротенькой косынки с люрексом, –дорогая вещь. - Ты почему не на работе? – удивился Иван, заметив Веру у окна, она стояла как тень в пустой, чисто прибранной комнате. - Плохо себя чувствую, - устало ответила она. - Ты заболела? - Вряд ли, доктор говорила это по-женски, мужа не хватает, - не то в шутку, не то серьёзно говорила Вера. - Михайлину почему в дом не зовёшь? Вы же прям сроднились, к чему это неприятное ожидание у дороги. - Чушь не неси, - цыкнул Иван, поправляя пиджак на плотном теле, - это по работе! Это важно! Понимаешь?! – повысил он голос. Иван прекрасно знал дети в школе и не в первый раз уже позволял себе такое за закрытой дверью в их спальне. После смерти матери он стал груб, несдержан, невольно мог оскорбить, извиняться или хотя бы сослаться на неправильно подобранные слова он не спешил. – Хотя о чём я спрашиваю, - махнул он своей пухлой загорелой кистью уже в прихожей, - ты совсем отупела в своём садике, сидишь на одном месте, носишься как курица то над своими, то над чужими детьми. Жизнь Вера, не ограничивается четырьмя стенами этого дома! Дверь хлопнула, Вера чуть вздрогнула, через занавеску на окне видела коренастую фигуру мужа, он очень спешил к калитке, затем махнув какой-то бумажкой в руке своей пассажирке что-то крикнул. Михайлина улыбалась, широко, открыто, махала ему в ответ. Опять хлопнула дверь, теперь уже на машине, Москвич сорвался с места в сторону центра села. Вера по-прежнему не двигалась с места, зачем? Кому это надо? На столе посреди комнаты лежало письмо для Лены, редкое и такое долгожданное письмо от тёти Ани из Армавира. Леночка всегда рассказывала маме об этих письмах, мама делала вид, что ей неинтересно. Зачем Вера вскрыла это письмо? Что толкнуло её на это? Интерес, или плотность конверта, будто картонка там лежала. Так и было, это была фотография, на плотной белой бумаге, цветная фотография. Высокая, стройная, с модной укладкой молодая женщина стояла на фоне сквера или парка, держа за руки двоих детей: девочку лет 7 и мальчика в кепочке с якорем, полосатой футболочке с таким же якорным принтом, не больше двух лет малышу. Девочка, один в один похожа на Лену, о чём собственно и писала неоднократно Аня в письмах Лене, описывая дочь, но не желая отправлять фото. «… Леночка, да нет у меня походящей карточки, я мало фотографируюсь с детьми. Вот приедешь, познакомитесь, сама увидишь, как вы схожи» - писала Аня несколько лет подряд. Изменилась Анна до неузнаваемости, настоящей советской женщиной стала, не по годам строгий пиджак накинут на плечи, серая юбка ниже колена, причёска современная добавляла годика три лишних, на губах блестела перламутром розовая помада. Лицо вытянулось, глаза стали больше, выразительнее – современная, городская женщина, эталон для подражания. Вера так и оставила открытым конверт на столе, ушла в свою комнату, прилегла отдохнуть. Ей действительно не здоровилось уже не в первый раз. В больнице ничего конкретного не говорили, физически вроде здорова, а вот морально истощена. Ивана в семье перестали видеть вовсе, после смерти Прасковьи Андреевны. Частые командировки в район, не раз его отправляли в Невинномысск, дважды в Ростов, в Краснодар он ездил на несколько дней. Всюду его ждали, везде он востребован, ко всему новому проявлял интерес, рад был помочь другим хозяйствам. В общем, настоящий комсомолец! Труженик, передовик, неутомимый трудоголик! Дети, давно к этому привыкли и не замечали его отсутствия, отец если дома бывал, не сильно баловал их вниманием, особенно дочь. - Лена собирается после восьмого класса поступать, - как-то сказала ему Вера, после ужина, уловив удобный момент. - Пусть собирается, до этого ещё далеко, - бурчал Иван из-за газеты на диване. - Она в седьмом классе. Он опустил газету, вздохнул, не без труда поднял своё тучное тело с дивана, подошёл к столу, упёрся в спинку стула руками и задумчиво произнёс. - Быстро… быстро время летит. - Это точно, и Тимофей уже в первом классе. Мама вроде недавно умерла, а уж и год скоро, - горько вздохнула Вера. - Никаких поступлений после восьмого! – пропустил мимо ушей упоминание о матери Иван. – Десятый класс окончит, тогда пусть и поступает. Тоже мне взяли моду, с зелёных соплей самостоятельность проявлять. - Но она мечтает… мечтает к Ане… - Тем более! Тоже мне… мечтает! Замуж выскочит, детей начнёт рожать, вот и вся учёба, - намекал он на супругу. – Себя вспомни, с мамой настаивали, чтобы окончить училище и толку. - Не у всех же так, большинство работают по специальности всю жизнь, - пыталась вставить Вера несколько слов, но выходило неубедительно. - Я своё слово сказал! Ты мать, вот и занимайся воспитанием дочери. А с Тимофеем я разберусь, его ждёт большое будущее, - задумался Иван, самодовольно глядя на семейный портрет на стене. Дочь, конечно, обиделась на родителей, больше всего на маму, из её ведь уст она услышала, что никуда не поедет, надо доучиться до десятого класса. Лена давно мечтала стать, как тётя, жить в большом городе, работать на фабрике, откуда присылала несколько лет подряд посылки тётя Аня. Лена горела, лучшей подруге все уши прожужжала, а тут отбой. Но с родителями, тем более с отцом не поспоришь. - Мам, ма-мо-чка, тебе плохо? – услышала Вера сквозь сон, оказывается, она задремала. Дочь вернулась из школы и застала маму дома, да ещё и в постели, днём. Лена осторожно, почти не касаясь гладила по волосам мамочку. - Нет, - быстро моргала Вера, растирая щёки, чтобы скорее прийти в себя, - сколько времени? - Без двадцати пять. - Что это я, - Вера и поднялась с постели, - а где Тимофей? - Не знаю, убежал, наверное, с мальчишками за двор, ранец его в прихожей валяется. Ты не слышала, как он пришёл? – насторожилась Лена. - Нет, я же сказала, задремала немного. Ладно, скоро будем ужинать, переодевайся, - поправляла Вера волосы и кофточку. – Тебе от тёти письмо пришло, ты извини, я открыла. Само письмо не читала, честно-честно, только карточку посмотрела. Лена пошла в сою комнату, мама на кухню. Вообще, как не стало Прасковьи Андреевны в доме наступила тишина, спокойствие что ли. Тимофей до темноты гулял на улице, Лена закрывалась у себя после школы. Не требовалось постоянно что-то делать по дому или во дворе, создавая видимость непрерывной работы, движения, чтобы мама оставалась довольной. Время, казалось, чуть замедлилось в доме, но это только, казалось. Иван сегодня приехал достаточно рано, не стемнело ещё, как раз к ужину. С отцом в машине, важно выкручивая руль, еле заметно выглядывал из-за него Тимоша, довольный, что отец взял его на колени и позволил сесть за баранку. Лена только усмехнулась, глядя на них в окно. - Ты посмотри мам, на этих двоих… два сапога – пара! Этому лишь бы за руль влезть, - кивнула она на улицу, имея в виду брата. Вера равнодушно расставляла тарелки, резала хлеб, достала ложки. Эти двое просто ворвались в тишину дома, с шумом, почти с музыкой. - Мам, мам, - кричал в пороге чумазый, с выпученными от счастья глазами Тимофей, видела бы его сейчас бабушка, точно бы отругала. – А мы с папкой, а я… за рулём ехал от середины улицы! Представляешь? - Я-то представляю, - напустила на себя суровый вид Вера, - а что ты делал так далеко от дома, в такое время? - Да мам… Мы в догонялки играли, - обиделся Тимофей. - Иди отмывайся, - взъерошил ему волосы отец, - не ругай его Вера! Пока не похолодало пусть бегает, учится же он нормально? - Нормально, - ответила Вера. - Ага, - усмехнулась Лена и отвернулась, будто что-то знала про брата, но молчала. - Ладно, давайте ужинать! – особо торжественно произнёс Иван. – Давненько мы не собирались вот так семьёй, что-то я совсем со своей работой о вас забыл. Вер, что там у нас сегодня? – потирал ладони от нетерпения Иван, - можно и сто грамм для аппетиту, ты не против? - Нет, не против. Борщ, тушёное мясо, пюре, - перечислила Вера. - Э-э-эх! Соскучился я по свежим домашним щам, забыл, как пахнут твои пироги. Мама с дочкой переглянулись, слишком странный сегодня отец. Но ужин удался, Лена с братом поругались за столом, заспорили о домашнем задании, завязалась ссора. Вера была немногословна, Иван с особым удовольствием наблюдал за домашними, будто момент выжидал, что-то важное сказать, но так и не сказал. Да и после ужина был как-то возбуждён, газет не читал, всё расспрашивал жену: - Ну что, тебя отпустило? Или до сих пор муторно? - Вроде отпустило. - Это хорошо. Завтра собрание в клубе, пойдёшь? - Конечно. Все идут, это же итоговое собрание после уборки, заведующая сказала, премии лишит всех, кто не придёт. В этом году выговоры раздавать будут, вместо премий и грамот? Слышала я, урожай собрали не очень, план не выполнили. - Вот это правильно, - топтался Иван в комнате, - правильный подход у вашей заведующей к работе с персоналом! Так и должно быть! Всё на благо колхоза, партии, страны! Жаль не все… не все так умеют работать с людьми, - загадочно нахмурился Иван, - далеко не все. С большой натяжкой выполнили план, по сусекам скребли. - Вань? – не обратила на последнее внимание Вера, её мучил другой вопрос. - Что? - От Ани письмо пришло. - Что в этом такого, она иногда пишет тебе, это давно пора прекратить, - испортилось у него настроение. - Она карточку прислала. Фотографию. - И что? – менялся в лице Иван, терпеть не мог разговоры об этой девке. Дочка и так постоянно о ней вспоминала. - У неё дочка старшая… очень похожа… - Вот ты недалёкая! – перебил жену Иван, качая головой, - а на кого ей быть похоже? - Девочка копия Лены, - пристально смотрела на мужа Вера. - И что? Вы сестры, они тоже, это нормально. Вера как прибитая к стулу сидела за столом, медленно постукивая тонкими пальцами по скатерти. - Она по возрасту… - Да плевал я, на возраст её детей! Мне хватило того, что она тут устраивала, перед тем как смыться. Они же с этой Нинкой где только не шлялись вечерами, пацаны толпами собирались у них на скамейке, как она ещё здесь в подоле не принесла, - заметно нервничал Иван. - Скажи правду, это твоя дочь?! Ты был с ней? – неожиданно ударила по столу ладонью Вера. - Ну и семейство! Гадюшник, какой-то! – усмехнулся Иван и побагровел до самых ушей. – Мать – алкашка, чуть было к нам не переселилась, дитя нашего убила за бутылку, ты совсем умом тронулась в своём садике, и «эта» продолжает портить нам жизнь. Ты помнишь, откуда я тебя вытащил? Подумай, кем ты была? И кем стала благодаря мне и моей матери. И не только ты, ещё твоя сестрица, чёрт бы её побрал. Сколько раз мать говорила, в узде надо её держать, в узде! Анька твоя, та ещё... но ты будто уши заткнула и глаза замазала, - его взгляд нервно блуждал по комнате, не смея взглянуть на жену. - Ясно, - сухо, безжизненно улыбнулась Вера, будто силой натянула на себя улыбку. – Значит, это правда, - поднялась она из-за стола, - а я ей не поверила тогда. Дура! - Ты не поэтому дура! Вот чего тебе не хватает в жизни, а? – сжал кулаки Иван, упёршись в стол, Вера стояла, напротив, скрестив руки на груди. – Я же всё для семьи, для дома, для нас… Посмотри, как ты живёшь, посмотри на других, - обвёл он рукой комнату задыхаясь. - Чего ты вечно блаженную из себя строишь, глаза будто пеленой заволокло. Столько лет жила, ни в чём не нуждалась ты, твоя сестрица неблагодарная, а теперь давай… вспоминать, кто на кого косо посмотрел и чем обидел. Нет, спасибо сказать, порадоваться, ты хоть понимаешь, какое будущее ждёт наших детей?! – усмехнулся он, на лоснящемся лбу выступили капельки пота от напряжения. - Я знаю какое будущее ждёт нас, тебя, - с отвращением смотрела Вера на мужа. - Только попробуй! – стукнул кулаком по столу Иван. Дверь в соседней комнате заскрипела, на пороге показался сонный Тимофей. - Вы что тут ругаетесь? – растирал он кулаками глаза. - Нет, иди спать, - строго сказал отец и проводил его обратно, плотно прикрыв за собой дверь в спальню. - Я дня больше не останусь в этом доме! Гад! Как же ты мог, - зажмурилась Вера, когда он вернулся. - Тебя это не касается, твоё дело детей воспитывать и нормальной женой быть, поняла меня! Никуда ты не денешься и развода я тебе не дам! Ещё не хватало в такое время, - растирал лоб Иван, - что удумала, грязное бельё из дома выносить. Поедешь у меня туда, откуда я тебя вытащил, никто тебя и слушать не станет! Кто ты, и кто я?! – поднял он палец вверх. - Подлец, ты! Там Марина, здесь Михайлина, совсем стыд потерял, но я молчать не стану! Хотя о чём это я? Ты давно перестал скрываться, все и так знают. - Пусть, что хотят говорят! Главное ты заткнись! Только посмей рот открыть, только посмей! Живо ваша интрижка с председателем всплывёт, - ухмылялся Иван, - или ты думаешь, я идиот не догадывался?! - Господи, - взмолилась Вера, - ты же всех по себе ровняешь, - качала она головой и хотела выйти из комнаты. Иван больно схватил её за руку. – Пусти! – потребовала Вера негромко. - Ты забудешь обо всём что наговорила здесь, будешь дальше варить щи, воспитывать детей, ходить на работу и остальное… Иначе я в таком навозе тебя изваляю, вовек не отмоешься! Дети родные возненавидят, по статье уволят, потом даже дворничихой не устроишься. Поняла меня?! Михайлину вообще не трогай, твоему мелкому умишку этого не понять! Анька сама ко мне лезла, денег клянчила для матери, не веришь, у неё спроси. Она ради мамки на всё согласная была, стелилась как кошка драная. Такая же, как ты - пока что-то нужно вся из себя порядочная, а так... - скривился он. - Ты врёшь! - На завтра, чтобы была в клубе! Как верная, правильная жена агронома, как все бабы, и только посмей... - сжал он свой пухлый кулак перед её носом, не обратив внимания на влажные от слёз глаза Веры, - поняла меня?! И приведи себя в порядок, выглядишь как заношенная тряпка, смотреть тошно. Иван отпустил жену, отступил, поправил рубаху, посмотрел на стопку своих газет на этажерке, тяжёлыми шагами подошёл к ней, взял верхнюю газету и сел на диван как ни в чём не бывало, развернул последний номер «Известия» и засопел . Вера стояла как замороженная в дверях, будто не в своём доме, не в своей спальне и не её муж сидел, напротив, на диване, читая газету. Рука потянулась к дверной ручке. - Постель приготовь, - отбросил газету Иван, - что-то я устал сегодня, ты ещё мне нервы подняла, я пока пойду, обмоюсь. Приехал, называется… домой, к ужину. Он встал и вышел из комнаты, как всегда, это делал, словно ничего не произошло. У Веры даже слёз не было, только жгучая боль внутри и презрение, вот только к кому? К мужу или к себе? У клуба толпились пенсионеры, работяги вышли покурить, ребята – школьники выбежали, но не отбегали далеко от входа, вдруг без них начнут, а они не успеют. Первая часть, приятная, торжественная, с аплодисментами, улыбками и даже цветами закончилась. Всё-таки наградили! Было кого награждать и в эту уборочную кампанию, несмотря на большие потери. Комбайнёры, трактористы, один механик отличился. Починил комбайн прямо в поле, за 6 часов справился, естественно, не один, но он один остался с машиной до темноты. Но радостных событий меньше обычно, все ждали второй части, вся станица знала, что в этом году полетят шапки или чьи-то головы. Многие догадывались, чья голова полетит первой – главного агронома, конечно! Кто ж ещё виноват, что чуть не опозорились на весь район. Из края вообще приехал представитель партии. Недокуренные самокрутки и сигареты полетели на землю, мужики гуськом потянулись в актовый зал Дома Культуры. Женщины сидели, с мест не двигались - вдруг займут места, у кого маленькие дети на руках, у кого старшие рядом сидят, все перешёптывались, переглядывались, кивали в сторону пустой сцены. За столом с красной скатертью, на сцене пока никого, но за занавесом слышна возня. Вот и вышли снова к столу, Игнат Захарович, Иван Петрович, Михайлина Андреевна, представитель райкома из края, глава сельсовета. Все спокойно расселись на прежние места за столом, по залу пробежался ропот: - Ну, сейчас начнётся! - Товарищи! Товарищи! – привстал из-за стола крепкий, среднего роста мужчина, с густыми седыми усами краевой представитель. – Тише, товарищи, тише! Есть ещё одна тема, к сожалению, не радостная… Тише, давайте успокоимся! Но зал заполнялся и заполнялся, гул и шёпот и не унимался. Наконец, председатель встал. - Ну, мужики, - распростёр он руки в своей манере, - давайте соберёмся. Бабоньки, не галдите, прошу вас! Мы же не в кино пришли, серьёзные вопросы решаются. Зал замер, Игнат Захарович присел на своё место. Главный агроном то и дело перебирал одни и те же бумаги перед собой. Михайлина Андреевна выглядела свежо, несмотря на свой очень тёмно-серый строгий костюм. Остальные сидели понурые, тема не из приятных, давно такого не было в колхозе. Вера сидела в третьем ряду прямо напротив мужа, смотрела на него не отрываясь, безвольно, безжизненно, словно тень – только присутствовала на собрании, но её тут нет. Иван иногда обращал внимание на этот взгляд, но не больно-то интересно смотреть на безразличного человека. - Итак… дорогие Станичники! – начал громко представитель Комсомола. – К сожалению, в этом году назрели и другие вопросы. Да! Да, назрели! Потому что в этом году ваше хозяйство чуть не провалило уборочную страду, план выполнили с трудом, вопреки отчётам, подаваемым в край в течение всего года. План, который «выполнили» - он заострил внимание на слове "выполнили", - можно сказать, с позором провалили! Потери такие… стыдно зачитывать документы. Зал зашевелился, но молчал, только малые дети попискивали у мамок на руках. Речь представителя затянулась, он сыпал цифрами, тряс бумагами, нервно вытирал пот со лба, и поправлял усы. Руководители колхоза и станицы сидели потупив глаза в красную скатерть, один Игнат Захарович откинулся на стуле на левую сторону, правой рукой стучал беззвучно пальцами по столу. - Вы все - работники колхоза, работа наша у вас на виду, - подходил к финалу представитель края, - кто же виноват?! Кто виноват, я вас спрашиваю в такой расхлябанности и безалаберности. Кто допустил эти потери, кто совершил преступные ошибки?! Да! Да, - преступные! Государство недополучит от края в этом году ……. тысяч тонн зерна! – завершил он, но присесть не решился. Зрители в зале прижухли, казалось, он рентгеном просвечивает каждого, ища ответы в их головах. – У меня всё, уважаемые колхозники! – неуклюже присел он. Главный агроном, прикусив тонкую губу, постукивал шариковой ручкой по столу, глава сельсовета словно на стуле горячем сидел, налил себе воды из графина и залпом выпил. В зале повисла тяжёлая тишина, все переглядывались, одна Вера Васильевна не сводила глаз с мужа на сцене. Что же дальше? - А что тут думать? – раздался молодой мужской голос в конце зала, не разглядеть кто, - путь главный агроном и председатель отчитаются, мы выложились по полной. Дневали и ночевали в поле в уборку, и посевную провели в срок. - Правильно, пусть отвечают, - раздалось по всему залу. - Пусть наш агроном ответит, - крикнула бойкая доярка со своего места, - он у нас самый умный, - угрожала она пальцем на сцену, - прямо министр! Одно по командировкам, одно, другим помогает, а своих чуть не загубил, - выкрикивала доярка уже стоя, повернувшись ко всему залу. - А ты Марья не кипятись, - попытался остановить её председатель, - он не по своей инициативе, это для партии! Для работы надо, ты по делу говори, по делу, - настаивал он, глядя на неё исподлобья. Марья присела, откуда же ей знать, что там в полях, на бригаде, или на току происходит? Что на ферме происходит она знает, но сказать не решается, заведующая смотрит. - Я вам так скажу, условия в этом году были сложные, град, ливни… - хотел было подняться Игнат Захарович, но Иван его опередил. - Марья Сергеевна права, - сухо и прямо обратился он к молоденькой доярке, - мне надо ответить. В том, что урожая мало в этом году, несомненно, моя большая вина, в том, что с посевной не торопились, тоже мне в укор. Тут хоть из колхоза, хоть из партии гоните - заслужил, - стукнул он свои пухлым кулаком по столу, графин со стаканами зазвенели. Иван склонил голову над бумагами и мельком взглянул на жену. – Человек я не вашенский, но все эти годы верой и правдой! – ударил он себя в грудь. – Прирос я и душой, и телом к этим местам, супруга не даст соврать, - указал он на Веру. Кто-то даже приподнялся в конце зала, чтобы разглядеть жену агронома. – Я живу этим колхозом, работой! И для партии ничего не пожалею. Где моя вина, там наказывайте. Но… - ещё сильнее прижал он круглый подбородок к груди, а потом резко выпрямился, - к уборке мы шли с хорошими результатами, несмотря на разрушительный град. - Знаем, Иван Петрович, знаем, - поддакивал председатель, качая головой, – отвечать, так мне, - встал он, чтобы поддержать агронома. - Но уборку провалили! Позорно! Я считаю, это халатность, вредительство и полная неспособность организовать рабочие процессы председателя колхоза! - громко и уверенно произнёс Иван Петрович. Зал ахнул! У Веры глаза засверкали от бешенства, Игнат Захарович растерялся, брови приподнялись от услышанного. Зал шумел. - Тише, тише товарищи, - закричал глава сельского совета, он сам опешил от такого заявления. – Позвольте высказаться человеку. - А что тут говорить?! Я свою работу выполнял на триста процентов, вот, - он указал на коллег, сидящих за столом. Представитель Комсомола отвернулся, Иван давно примелькался в районе, инициативный, ответственный, работает за троих, готов выполнить любое задание партии. – Технику намеренно задерживали, с горючкой несколько раз возникали сбои, и это в погожие дни! С уборкой подсолнечника все сроки сорвали! Я не раз подавал Игнату Захаровичу сигналы, писал наверх, но ему доверяли, т.к. он опытный земледелец, он знает своё дело. В этот раз не справился! – закончил Иван и присел. Игнат, как стоял перед односельчанами, так и остался стоять. Тишина воцарилась в клубе, слышно было, как дети ёрзали на стульях, все ожидали ответа от председателя. - Да как тебе не стыдно! – неожиданно для всех поднялась жена агронома из третьего ряда. Бледная как стена, губы синие дрожали от негодования, грудь вздымалась. – Не верьте ему! Не верьте, товарищи! – ударила она себя кулаком в грудь, глаза налились кровью. – Вы же вместе… Вы вместе… - чуть не кричала Вера, - да как ты можешь? – протягивала она руки мужу. – Опомнись! Вы же…Ты всё врёшь... - А вы присядьте Вера Васильевна, - зыркнула на неё Михайлина Андреевна, - присядьте, или у вас что-то по существу? У нас вот бумаги, документы, а вы что сообщите по делу? - А ты… - вскипала Вера, - ты же… ты же...- слова застревали в горле, она задыхалась. - Мы с вами на «ты» не переходили, - поправила блузку Михайлина, -почему защищаете Игната Захаровича всем давно известно, - хладнокровно ведала Михайлина, упёршись локтем в стол и придерживая рукой свой красивый подбородок . – Поступал сигнал от вашего мужа неоднократно, вот последняя жалоба, - она выложила на стол бумагу из закрытой папки, - сколько лет вы в связи с председателем? У председателя глаза полезли на лоб, глядя на заведующую фермы. - И с кормами у нас на ферме в этом году сложно было, правда, Игнат Захарович? Надои падали несколько раз, – обратилась она к нему, нисколько не боясь его взгляда. – То кормораздатчик приходил позже обычного, то зерно для фуража не привозили. От нашей помощи отказывались на току? - смотрела она в упор на председателя. - Девчата мои с радостью были готовы оказать посильную помощь, но нет! Зерно вымокло. Вера, шатаясь, расталкивая всех сидящих в ряду, стала двигаться к выходу, мутило её. - Вера Васильевна, - звала её Михайлина, - Вера Васильева, вам есть что сказать? Вера не отвечала, взглянула на мужа и поплелась к выходу. Все смотрели только на неё, перешёптываясь, некоторые стыдливо качали головой. - Да как тебе не стыдно, Михайлина! – выкрикнула Нюра из предпоследнего ряда, - что же ты наговариваешь… ты же сама… Вера уже никого не слышала, мужики на выходе расступились, она еле волочила свинцовые ноги, огнём горело внутри, сердце перестало стучать. Шатаясь из стороны в сторону, как пьяная, посреди дороги, зажмурившись, она направилась в сторону дома. - Где дети?! Хорошо, их не было здесь, - отбивало дробью у неё в висках. Её знобило, ноги еле отрывались от земли. Она не слышала никого рядом, не видела, хотела поскорее, бегом… но метров через двести вечерний свет померк в её глазах. Вера пришла в себя в больнице, не в сельской амбулатории, это что-то другое. Палата небольшая всего четыре койки, но в палате она одна, на окне никаких занавесок и ничего, кроме, облаков плывущих по небу в окно не видно. - Где я? – спросила она про себя, а вышло вслух, голову оторвать от подушки больно, повернуть тоже. - Ты в больнице, - послышался до боли родной голос, она не спутает этот голос ни с кем, даже через сто лет. – Ты упала в обморок, ударилась головой, к тому же у тебя серьёзные проблемы с нервами и по-женски. – ответила Аня и подошла к ней ближе. Высокая, стройная, в белом халате поверх платья в клетку. - Где дети? – выдавила Вера. - Они у меня, не волнуйся. - Где я? - Игнат Захарович привёз тебя в больницу в город, сразу сообщил мне. Дети пока у меня, не волнуйся, Иван сам отпустил их, - гладила её по руке Аня. У Веры слёзы покатились из глаз при упоминании о муже. - А где он? - Не знаю, кажется, принимает дела в колхозе, ему сейчас не до тебя и не до детей, - усмехнулась Аня. - Какой подлец…- взвыла снова Вера, словно умирала от боли, - прости меня Аня, оставь меня! Я заслужила, я не видела, какой он… я не верила. - Нет, сестра, я не оставлю! Ты всю жизнь жила ради кого-то, ради меня, мужа, свекрови, детей. Ты знаешь, мамка наша умерла, два года назад, – поправляла Аня одеяло в ногах сестры. – Я ездила на могилу, соседи говорили, что каялась мать перед смертью, тебя вспоминала, но померла как собака под забором, пьяная. – спокойно рассказывала Аня. Вера зажмурилась, крупные слёзы покатились из уголков глаз. – Не надо, плакать, не надо, а то меня больше не пустят к тебе. Детей я отвезла к себе, они уже подружились с Верой и Валерой, - присела Аня на край постели, - Антон приглядывает за ними. - Антон? - Да, мой муж. Вера и Валера наши дети. - Вера? - В честь тебя, - усмехнулась Аня и посмотрела в окно. – Я тебя не оставлю Вер, возвращаться тебе некуда, Иван сам подал на развод. Вам обоим возвращаться некуда, - улыбалась она. - Кому? - Игнат Захарович в коридоре, позвать его? Он всё время здесь, как привёз тебя два дня назад, так и ошивается тут. Спит в машине, на стоянке перед больницей. - Что ты говоришь? - Выперли его из вашего «Красного Октября», вышибли! Пинком под зад, - продолжала Аня, смеясь, отчего ей так радостно? – Что-то я с тобой разговорилась? Сам потом расскажет. Мне долго нельзя с тобой, завтра приеду, надо домой. Ты тут поправляйся, а то у меня отгулы скоро закончатся. Спи, - погладила Аня старшую сестру по руке и вышла. Лишь на следующий день пришёл к ней Игнат в палату, всё тот же плечистый, улыбчивый, смуглый, глаза голубые, голубые. Маленький больничный халат, так нелепо смотрелся на его широких сухих плечах, выглядел он нерешительным. - Можно? – попросился он. - Конечно, - попыталась Вера присесть или хотя бы облокотиться на подушку, но головная боль не давала с места сдвинуться. - Лежите, лежите, - растопырил он свои большие ручищи. - Да как же так? Игнат Захарович, - начала причитать Вера, - как же я упустила, не предупредила… - Игнат… - перебил её бывший председатель, - не надо так официально. - Как вы? - Да, нормально! – улыбался он, глубокие морщины появились вокруг глаз, но взгляд весёлый. – Предложили в начале свои ошибки исправить трудом, обычным трактористом, или скотником. Я отказался, написал заявление. Вот! Слава богу, родители не дожили до этого дня, - взъерошил он свои волосы темно-русые с редкой проседью волосы, - они бы точно расстроились. - Неужели тебе не жаль? Столько лет… - Конечно, жалко, но может, и правы коллеги мои бывшие, устал я, выдохся, - усмехнулся Игнат, - видимо, давно пора новую жизнь начать. Ты не переживай Вера, они сработаются, - подмигнул он, - там такой змеиный клубок завязался, один лучше другого. Так что я даже рад. - Чему же тут радоваться? – горько усмехнулась Вера. - Я ещё молодой, в самом расцвете сил, что мне горевать, не в первой с нуля начинать? Односельчан жалко, остаются с этими… а, ну их, - махнул он рукой. – Аня-то у вас вон какая проворная, прилетела, только телеграмму получила, такой шум навела в больнице, хотела в Армавир тебя забрать. А чего шуметь? Врачи у нас везде хорошие, в станице сразу определили, в город надо везти. Он бы говорил и говорил с ней, обо всём, но пришла медсестра с уколами. - Ну, я поехал, - смотрел он на Веру своими завораживающими глазами, - надо уже как-то устраиваться. Поправляйся Вера, - махнул он рукой и вышел, она даже не успела ответить. На следующий день Аня приехала вместе с Леной, дочка щебетала, не останавливаясь рассказывая про город и сестрёнку. А через две недели выписали Веру, забирать её приехали сестра, дочка и сын. - Ну что? – взъерошила волосы Вера своему Тимофею, - куда поедем? - Так, ко мне, - ответила Аня, - я же сказала, я тебя не оставлю! Квартира у нас небольшая, но на первое время хватит, а там разберётесь. Поехали, - поманила она всех со ступенек больницы, серая Волга-такси уже ожидала их у больничных ворот. - А где Игнат? - Не знаю, - пожала плечами Аня, поехали на вокзал, счётчик тикает. Этим же вечером вся большая семья собралась в небольшой двухкомнатной квартире, в новом районе города. Дети вели себя как дома, да и взрослые не стеснялись, все кроме Веры. Антон оказался отличным хозяином, быстро расположил к себе родственницу. После ужина сёстры закрылись на кухне и долго, долго разговаривали и никто им не мешал. Ане было за что попросить прощения, сама позволила к себе приставать бывшему зятю, могла, раньше признаться и не случилось бы того что случилось. Вера каялась, что не поверила ей тогда, восхищалась младшей сестрой, её упорству и семье. - Хлебнула я, конечно, - оправдывалась Аня, - не всё так гладко было сразу, но возвращаться мне было некуда, вот как тебе сейчас. Работала, училась, не обращая внимания на разговоры. Потом Антона встретила. Верочку он удочерил, представляешь, - такая счастливая была Аня, когда говорила о муже. – Он на заводе работает, я на фабрике, мы как две лошади в одной упряжке! Всё вместе делаем. Квартиру ему дали от завода, сразу как двумя детьми обзавёлся, - усмехнулась Аня. – Вот так-то! - Молодцы, так и надо, - радовалась за них Вера. Когда уже наговорились сёстры все в доме спали, Антон разложил детей на полу в большой комнате, Вере постелил на диване. Через неделю Вера уже работала на консервном заводе упаковщицей, дети ходили в школу недалеко от дома. А через два месяца Вера с детьми съехала от сестры в общежитие, школу пришлось сменить, но это не помешало детям дружить, Вера-младшая приезжала к Лене почти каждый день после школы. Иван не объявлялся, дети почти не вспоминали о нём. Лена пошла учиться после восьмого класса как мечтала, Тимофей увлёкся спортом, в школе его записали сразу в две секции, ему только на пользу. Не так страшно оказалось привыкать к новой жизни, как боялась Вера. Шестнадцать лет семейной жизни, казались ей каким-то смутным сном, но Прасковью Андреевну она часто вспоминала добрым словом. Особенно когда ругала сына за отметки, или хвалила дочь за учёбу в ПТУ. Легко было Вере, легко и свободно, несмотря на все трудности на новом месте. Один только вопрос не давал покоя все эти месяцы: как там Игнат, где он? Ответ пришёл сам собой, Аня принесла. - Игната Захаровича видела в Нивинке, ездили мы с Антоном к его родителям, он у меня оттуда. О тебе спрашивал, - игриво посмотрела Аня на Веру. - А ты? - Всё хорошо сказала, ну и разошлись. - Вот и правильно! У него сын, у меня дети, - вздохнула Вера, - зачем это надо в таком возрасте. - В каком? – рассмеялась Аня, - вот ты даёшь! Здесь тебе не деревня, после тридцати жизнь только начинается, - смеялась она. – Короче! Дала я ему твой адрес, что ломаться. Он давно тебе нравится. - Аня… - Что Аня? Думаешь, я не помню, как он на тебя смотрел. А сын его женился и живёт где-то рядом с матерью. Ты совсем со своим Иваном отстала от жизни, неужели ни с кем не общалась в станице? - Только на работе и с Нюрой. - Ладно, я поехала, мне ужин готовить, скоро Антон со смены придёт, а завтра у него ночная, надо чтобы отдохнул. Можно Лена в выходные у нас останется? Они в кино собрались. - Конечно. - Тогда и Тимофея заберу, а то обидится. Ладно, пока, - многозначительно простилась Аня с сестрой и ушла, затянув потуже поясок на своём модном плаще. Одиноко было Вере в выходной, непривычно, никогда не случалось, чтобы дети оставались где-то ночевать без неё. Она проснулась позже обычного, налила себе чай и по привычке начала уборку на своих 20 кв метрах в общежитии. Намывала, скоблила, мела и совсем забыла, что не завтракала, дело уже к обеду. Стёкла на единственном окне в их жилище блестели аж ослепляли, скрипели от усилий Веры. Но она продолжала начищать их газетой. Смятая газета выпала из рук, с высоты второго этажа, когда она увидела знакомую Волгу под подъездом. Вера смотрела в окно, забыв об уборке, не верила, что это ЕГО машина, сколько тут таких. "Это не деревня" - любила повторять Аня, поэтому и не верила Вера глазам своим. Игнат вышел из машины, закурил. - Он стал курить, - подумала Вера, грустно улыбаясь. Он стоял у машины, сложив руки на крышу в куртке нараспашку, вглядываясь в каждое окно неприветливого серого здания, кому-то даже махнул рукой и улыбнулся, как он умеет, с прищуром. На втором этаже, в четвёртом окне от середины, они встретились взглядами. По тротуарам проходили редкие прохожие, по дороге проезжали машины, а эти двое смотрели друг друга и улыбались, как в кино… Глупо, оба взрослые люди целые жизни за плечами, а будто виделись впервые. Они разговаривали глазами, Вера вытирала слёзы, Игнат так и стоял, пока не докурил. Потом выбросил окурок и решительно направился в подъезд, исчезла и Вера в окне. Прошло 10 лет. - Вернёмся домой, ходовую переберу, что-то мне не нравится, как хрустит слева, - объяснял Игнат жене. Вера сидела рядом на пассажирском сидении, придерживая сумку на коленях. Короткая стрижка, ей очень идёт, она улыбается, и две морщины вокруг губ лишь намекают на её возраст, хотя и так понятно взрослая женщина, приятной наружности. - Ты разве не собирался её продавать? - спросила жена. - Вер, ну как я её продам? В самом деле! Самая преданная и верная подруга моя, - погладил он выгоревшую приборную панель своей машины, - хотя, наверное, надо. Навес во дворе ставить думаю, а то уже не помещаемся все в доме. Летом можно и во дворе собираться, под навесом. - Неугомонный ты у меня, - посмотрела Вера в окно на бесконечные поля и поросшие бурьяном лесополосы. – Николай, когда приедет? - Сегодня - завтра заедет, у него опять рейс на Москву, внука завезёт на неделю, пока каникулы. Ты не против? Жена его работает, говорит, не справляется с пацаном одна. Вот как мы в своё время справлялись? Как женщины раньше управлялись и с двумя, и с пятью, и работали, - начал возмущаться Игнат по-стариковски. - Да не ворчи, время было другое. Конечно, я не против, они с Захаром отлично ладят, пусть приезжает. На заднем сидении послышалась возня, потом шум. - Отвали от меня! - отмахивался от старшего брата Захар. Тимофей не хотел ехать в деревню, вот и отрывался на младшем брате. – Слышал? Скоро Егор приедет? – корчил рожи Захар старшему брату. Тимофей хотел остаться в городе, слишком много своих дел у подростка, но мама его уговорила, чтобы младшему брату было не скучно. Захар балованный, как и Тимоха в своё время, им нечем заняться, дорога долгая, вот и спорят время от времени. - Ребят, хватит ссориться, что вы в самом деле, как неродные, – пожурила их мама, слегка повернувшись к ним, а толку, они всё равно щипались и толкались на заднем сидении. Игнат с семьёй ехал на своей старенькой Волге на Родину, давно его там не было, лет пять. Сегодня пасхальное воскресенье, Игнат спешил к родителям, да и Вера с удовольствием навестит Прасковью Андреевну. Она не была в станице с того дня, как перебралась к сестре в Армавир. Вера с мужем всю дорогу разговаривали о детях, о внуках, о работе. Они хотели взять с собой Машеньку –дочку Лены, но мама не разрешила. Маше всего два, куда ей ехать в такую даль. Лена выйдя замуж стала совсем как мама, домашняя, тихая, не торопилась выходить из декрета, благо времена изменились и можно позволить себе такую роскошь. Из декрета Лена выходить не планировала, ей хватало и того, что тётя Аня подкидывала из своего ателье. Не успевала тётя с этими школьными формами, никакие другие заказы брать. Началась перестройка и Аня не стала ждать, как другие. Первая уволилась с фабрики и шила дома, не всегда за деньги, но в то время они и не ценились. Потом, как чуть улеглось, открыла свой закуток, где отшивала всё подряд, сама! День и ночь, не разгибаясь. Скоро помещение пришлось искать побольше, после отмены единой школьной формы у неё работы прибавилось. Племянница пока в декрете помогает, но работать насовсем к тётке не спешит, уж больно строга она на работе, хоть к своим, хоть к чужим, да и к себе тоже. Дядя Игнат, говорит: так и надо иначе сожрут! Недолго радовались Вера и Игнат тихому семейному счастью, как сошлись. Так совпало, времена начались лихие, детей поднимать надо несмотря ни на что. Игнат с семьёй успели перебраться в дом на окраине, и, куда было всем разместиться в общежитии или хотя бы в квартире. После рождения Захара, совсем не повернуться. Он продал дом в станице, земельные наделы свои и родителей, едва началась неразбериха в колхозе с фермерскими хозяйствами. Вернуться его просили несколько раз, но за живое задело его тогда на собрании, когда грязью облили, а заступались за него одни работяги и доярки. Коллеги по кабинетам, друзья-товарищи молчали, уткнувшись в бумажки. У других и вовсе рот не закрывался, обрадовались, что крайнего наши, во всём сделали Игната виноватым. Прежнее руководство давно сменилось, вот и обратились к старым кадрам. Игнат больше не рвался в руководители, перегорело, как в очередной раз на заводе сократили во время перестройки и на заслуги не посмотрели. Работает обычным водителем в АТП и самую большую ответственность берёт только за свою семью и детей. А Ивана через пару лет повысили, и он перебрался в район, а через год забрали в город в министерство. Поговаривали, он зубами выгрызал эту должность, растаптывая каждого на своём пути. Детей не забывал, алименты платил исправно пока не выросли. Но не видел их с того момента, как Аня забрала к себе. Не приезжал Игнат в станицу несколько лет, даже на пасху к родителям, скучал. Своих проблем хватало, то зарплату задерживали, то сократили, крутился как мог, чем только не приходилось заниматься, даже в подсобниках работал на стройке. Однажды пожалел Игнат, что уехал из деревни, но постепенно, всё наладилось. Выжили. Вера тоже не сидела без дела, так что все вместе справились. А теперь и детям помогают, особенно Николаю. Большое сельское кладбище на пригорке не доезжая станицы, много машин, людей, здесь так принято, приходить именно к усопшим в пасхальное воскресенье. Многие с Игнатом здоровались, Вере кивали, Тимофей недовольно нёс сумку с куличами за мамой, Захар – один в один, отец, смуглый, голубоглазый, жилистый, зайцем скакал впереди всех. Нюра, Нюрочка увидела Веру, едва подъехала знакомая чёрная Волга к погосту. Располнела очень Нюра, поседела, видно, хоть и платок нарядный на голове, по-прежнему добродушная, и болтала не умолкая. Обняла Веру, прямо захватила в объятия, как родную, расплакалась. И Игната Захаровича рада была видеть. - Ну будет, будет, - улыбалась Вера, успокаивая бывшую соседку, - сколько же лет мы не виделись?! – она сама чуть не разревелась, так рада была видеть Нюру. - А, где Илюха твой? – Бойко спросил у неё Игнат. - Так, здесь он, - вытерла платком глаза Нюра, - тут! Он теперь всё время здесь... год назад схоронили, - всхлипывала Нюра, Вера обняла её крепко, крепко. – Пить стал, как в колхозе дела разные начались, зарплату перестали платить. И кодировали мы его, к бабкам возила, всё без толку. Палёнку выпил и вот! – шагала она по сухой кладбищенской травке вместе с нежданными гостями, - вот он, - показала она на достаточно свежую могилку. – В этом году памятник ставить будем. Дети мне очень помогают. - Прости Нюра, не знал, - похлопал её по плечу чуть постаревший Игнат, но годы ему только к лицу. Наплакалась Нюра, наговорилась, рассказала, что внуков у неё уже четверо, дочка здесь осталась, пацаны разъехались. Так и дошли до могилки Прасковьи Андреевны. - Что же это Иван совсем не следит за могилой матери, - расстроилась Вера, глядя на заросший памятник, веночки и цветы искусственные давно выцвели, облезли. – Видать, много лет не появлялся. - Так нет его, - всплеснула Нюра крупными руками, - что ты же совсем не знаешь? Ты ничего не знаешь?! Как же? Такие новости и до нас дошли… Бог не Ерошка… - погрозила пальцем Нюра. - Ну как-то первый год приходилось общаться, суд, развод, потом он забыл о нас. - Так сидит он, ага! Посадили, говорят, на взятке поймали, на крупной. Он же стесняться давно перестал, совсем зажрался! Даже со своих требовал с бывших коллег, а ныне фермеров, ага. Столько препонов вставлял нашим горемычным фермерам, работать не давал, проверки одна за другой приезжали, а то не знали они откуда руки растут! С кого иметь в первую очередь, если не со своих, ага. Он когда председателем стал, немало кровушки попил со всех, а тут... Так что наши первые обрадовались, что его посадили. На Михайлину через два года после того собрания всех собак навешали, сам же Иван и подставил её. Ой, как подставил, - сокрушалась Нюра, словно жалела бывшую начальницу. - Она-то вышла в прошлом году, к дочке куда-то уехала. А Ивану сидеть и сидеть, - подбоченилась Нюра, раскраснелась немного от майского солнышка, но так рада была видеть старую соседку, что и забыла про своих родных. - Вот как, - усмехнулась Вера. - Да! По заслугам и чин даётся. Рада была тебя видеть, побегу к своим. Заезжайте сегодня ко мне, не побрезгуй, посидим поговорим, вспомним. Сынок у вас смотрю? На Игната как похож, как похож, - покачала головой Нюра. Так не хотелось ей уходить от Веры, но её уже несколько раз звали. - Постараемся Нюра, но не обещаю, нам ещё ехать обратно, да и Коля должен заехать с сыном. - Ну, бывайте! Дай Бог, чтобы всё у вас хорошо было. - И тебе Нюрочка всех благ, береги себя, - обнялись они и расстались навсегда. Вера привела в порядок могилку свекрови, цветочки искусственные положила, салфетку вафельную оставила под куличами с конфетами. Сходила с мужем к его родителям. Игнат пока со всеми наговорился время уже и к обеду, ехать надо. Не заехали они к старой знакомой, добродушной соседке. Поехали по улице мимо бывшего дома Игната, птицы домашней уже не так много на дороге как раньше, да и асфальт разбит местами. Дом весь перестроили, переделали, что-то ещё можно было узнать от старых хозяев, но он уже чужой, неродной. Игнат специально ехал медленно, держась за рычаг передач, чтобы разглядеть всё. А дом Веры и Ивана пустовал, ставни закрыты, бурьян выше головы, штакетник почти завалился на землю, на воротах краска облупилась, шифер на крыше побит. - О, мам, - оживился Тимофей, - помнишь, мы тут жили?! – вертелся он на сидении, проезжая мимо. - Помню сынок, помню, - вздохнула Вера и положила свою руку на руку мужа. Они переглянулись и поехали домой, в далёкий город. – Видимо, так и не прижился тут никто, жаль, - смотрела Вера прямо, ей совсем не хотелось возвращаться в прошлое, хотя ничего плохого ей уже не помнилось. Рада она, что навестила бывшую свекровь, Нюру и других знакомых, но больше ничего. Даже про Ивана плохого ничего не могла сказать, было и прошло… Значит, так и должно быть. А вечером вся семья собралась за праздничным ужином, Аня приехала с мужем и сыном, Вера год назад уехала учиться в Самару, приедет только летом, как сессию сдаст. Лена с мужем и дочкой пришли. Шумно, тесно, тепло и уютно было в доме на окраине города. Мужики так шумели весь вечер во дворе, спорили, доказывали друг другу что-то, да разве переспоришь Игната. В конце ужина решили, навесу во дворе быть! И даже с формой его уже определились, так что в ближайшие месяцы мужикам найдётся чем заняться по выходным. И у мамы со взрослой дочерью будет больше времени пообщаться и с внучкой понянчится. Одна Аня не любительница домашних посиделок, она женщина деловая, образованная, живёт своим делом. Она и в выходные моталась по городу, по делам. Только когда дочка Вера приезжала на каникулы, бросала все дела и становилась обычной мамой, заботливой, сентиментальной, иногда надоедливой, но такой счастливой, совсем как старшая сестра, хотя и счастливы сёстры каждая по-своему. Источник Группа автора https://ok.ru/rasskazyi КОПИРОВАНИЕБЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА - ЗАПРЕЩЕНО

Я тебя не оставлю. Глава 2 продолжение Автор Наталья Кор. #ятебянеоставлюНатальяКор Вера тряслась в своём неудобном, объёмном пальто и вязаной шапке на сидении автобуса очень похожем на грузовик ГАЗ. Тот же голубой капот впереди, большие колёса, сидения с невысокой спинкой. К ним в деревню ходил другой автобус, там и дорога была лучше, а здесь кочки, да ухабы, снежные перемёты. Из больших, плачущих окон видна только снежная пустыня с редкими вкраплениями чёрных кустарников. Они едут уже полтора часа, Вере даже страшно спросить, сколько ещё ехать. Сердце радовалось и успокоилось, сестра рядом у окна, спит у неё на плече. Голова её постоянно соскальзывала вниз, по колючему рукаву пальто старшей сестры и той приходилось придерживать Аню другой рукой. ЕГО спина в дублёнке с овечьим воротником, затылок с тёмно-русым ёжиком и крупная, красная шея на сидении впереди. Вера смотрела Ивану в затылок и не понимала, почему ей не хочется сесть рядом. Она нарочно посадила Аню рядом с собой, а могла взять на руки, муж и жена тогда сидели бы рядом. Но она не знала, что с ним делать, как вести себя, что думать, её не влекло к нему, наоборот, отталкивало. Почему так? Он ведь теперь её муж… За последние пару месяцев мама ни разу не вспомнила о дочерях, не искала их, не интересовалась, где живут и на что. О дочерях ей напомнил совершенно незнакомый, нагловатый молодой человек, он искал Веру. Зина тогда была не в состоянии ответить, у них с Геннадием очередной праздник. Молодой человек оказался настойчивым. - Вера указала этот адрес, когда устраивалась на работу, - пояснил он, явившись на следующий день. - Да откуда мне знать, - отвечала Зина размахивая руками как перепуганная утка крыльями, голова раскалывалась, муж ворчал. – Умотали они куда-то с Анькой, не удивлюсь, если в деревню, - усмехнулась Зина, - туда ей и дорога, не умеет жить по-человечески. Иван лишь вздохнул, глядя на человеческое обличие этой женщины, противная, неприятная жалость почувствовал он к ней, как к бродяжке. - Подумайте, может, вы знаете, как её найти? - Да почём мне знать, - хотела отделаться от него Зина, пристал как репей. – Ты лучше помоги материально. Иван достал рубль, Зина встрепенулась, глядя на заветную бумажку. - В садик она водит сестру, если меня ещё не вызывали, значит, водит и забирает. Это через две улицы отсюда, седьмой, кажется. Анька в старшую группу уже ходит, кажется… - неуверенно почесала затылок с грязными волосами Зина, ёрзая на табурете, перед столом. В квартире накурено, под столом бутылки, на столе грязная посуда, пустые консервные банки, чайник, полная окурков пепельница, большая громоздкая, когда-то была красивая, а теперь серая от пепла и бычков, совсем как её хозяйка. Иван сунул рубль обратно в карман, встал, натянул шапку на голову, лицо его ещё больше округлилось, начал застёгивать бушлат. - Эй! – возмутилась Зина, Гена привстал с кровати в углу, где он валялся прямо в одежде и обуви. – А, деньги? - Вам они не нужны! Всё равно пропьёте. И как вас только земля носит таких мамаш, - скривился он от отвращения застёгиваясь последнюю пуговицу и вышел. - А ты сначала своих воспитай, - кричала ему Зинка вслед в тёмный коридор, - потом других поучай. Никто ей не ответил, Иван очень спешил. Спешил в тот благополучный дом, на последний этаж в угловую квартиру, сегодня он останется в городе, всё равно на хуторе замело. На работе он взял отгул. В этой квартире его ждала сухонькая, очень пожилая старушка, совсем скрюченная, тётка его отца. Самого отца он не видел лет двадцать, ушёл от них с матерью, когда Ваня был маленьким. Пожилая тётя всегда помогала им из города, пока могла, деньгами, посылками. Иван узнал о ней, будучи взрослым, когда отучился и вернулся в село работать. Мама просила заглядывать, проверять как она. Но он вечно занят, вот и приезжал спозаранку, тётку всё равно мучила бессонница. Одинокая, ни мужа, ни детей, брат живёт далеко, да и не общаются они много лет. Радовал иногда Иван, заезжал к ней, ему нетрудно. От мамы привозил гостинцев деревенских, тётушка давно не выходила из дома, жила затворницей. Что-то купить, оплатить ей помогала соседка. Не сказать, что он проявлял особую заботу, просто исполнял свой долг, приплачивал соседке, чтобы она забегала к старушке, раз в день хотя бы. Квартира его не интересовала, да вроде и не тёткина она, а муниципальная. У них с матерью свой дом в деревне отличный, он хорошо получает в колхозе и востребован, как молодой специалист. Иван – агроном, любит своё дело, любит землю, родной край, маму, ну, и Партию конечно. Добрая, чуткая, кроткая и заботливая мама, которая дала единственному сыну всё что могла и даже не думала устраивать свою личную жизнь после ухода отца. Сын был для целой жизнью. Иван на несколько лет уезжал из родного села учиться, потом армия, вернулся домой настоящим мужчиной, не по годам взрослый и рассудительный, настоящий комсомолец. У девиц на выданье он интереса не вызывал, маменькин сынок какой-то! Щёки эти круглые румяные, гладкие, не мужские. То ли дело местные парубки, косая сажень в плечах, и поругаться, и выпить, на мотоцикле или на бричке в клуб на танцы, а этот… Одна работа да мама на уме. Со школы Иван не пользовался популярность у сверстников из-за своей полноты и стремлению к учёбе. Отличником был, да не просто отличником, а гордостью школы, на доске почёта его лицо красовалось всегда! Кроме учёбы и комсомола ничего не интересовало парня, он зубрил уставы, постановления, выполнял все поставленные перед ним задачи. Вот и сейчас став взрослым мужчиной, он был крайне исполнителен и очень ответственным. О женитьбе не думал, пока не встретил Веру на лестничной клетке. Подумал - сделал! До этого он пылал желанием быть полезным членом общества, быть востребованным в родном колхозе. Немного заносчив Иван, имел на это право, очень уж положительный. Вере пришлось несладко в тот день, когда она внезапно получила предложение выйти замуж. Она опоздала в общежитие, не пришла на учёбу, искала комнату для них с сестрой, полгорода пришлось оббежать. Опять помогла баба Нина. Она отвела девчонок к своей соседке, на вид суровой женщине, но на самом деле доброй, склонной к состраданию и опеке даме преклонного возраста. За десять рублей в месяц она сдала им комнату, готовила для девочек, занималась с Аней, но это больше от скуки. Свои внуки далеко, вот и радовалась она чужому ребёнку, была строга если требовалось. - Вара, - обратилась к ней Евгения Дмитриевна однажды вечером, - Аня говорит. - Да?! А что она вам сказала? – обрадовалась Вера, для неё это было такое счастье. - Мне ничего, - ответила хозяйка комнаты своим равнодушным бархатистым голосом. – Она во сне говорила, я слышала. Тебя звала и маму, - Евгения Дмитриевна вопросительно посмотрела на озадаченную Веру. Женщина видела, как старается старшая сестра ради младшей, с утра до вечера то на занятиях, то на работе. - Вы думаете, она притворяется? – опустила голову Вера и села на старинный, плюшевый диван с круглыми подушками по бокам. У хозяйки в доме всегда порядок, коврики со стен она регулярно выбивала, дорожки раз в неделю выносила на мороз. Постояльцев согласилась принять только потому, что тётя Нина рекомендовала Веру как очень чистоплотную и аккуратную девушку. - Нет, я так не думаю, боится, защищается. Надо подождать. Я так понимаю, она ничего хорошего не видела дома? Ей тепло семьи и ласка нужна. Вера отвернулась и покраснела, будто это она виновата в том, что у сестры такое детство. - А как у тебя дела в училище, - тем же ровным, безынициативным, но в то же время приятным голосом интересовалась Евгения Дмитриевна, стоя у окна. - Хорошо, сегодня даже не опоздала. - Замечательно. Учиться надо девочка, жизнь она такая, не знаешь, как повернётся. В доме где мыла подъезд Вера, она больше не встречала круглолицего молодого человека с походным рюкзаком, просто не пересекались по времени. Консьержка с ней беседы не водила, о жильцах не рассказывала. Она вообще относилась к поломойке весьма пренебрежительно, их тут уже с десяток поменялось молодых девчонок. А она который год здесь сидит, вторым домом для неё была работа. И что ей перед каждой отчитываться? Сделала дело и иди своей дорогой. Поэтому ничего не передавала она молоденькой поломойке и ни о чём не спрашивала. Мужику этому деревенскому, чтобы не докучал дала адрес регистрации Веры. Не устояла консьержка перед его напором и кондитерской плиткой. Для Веры было полнейшей неожиданностью увидеть его морозным вечером у ворот детского садика. Родители входили — выходили из ворот, а этот топтался, перепрыгивал с ноги на ногу, озяб. Видимо, давно ждёт. - А вы как здесь?! – подошла к нему Вера, скрипя по снегу валенками, поверх туфель. В своём бесформенном пальто, на голове пуховый платок до самых плеч. - Я вас искал Вера, - остановился он и посмотрел на неё своими зелёными глазами с ресницами, посеребрёнными инеем. – Отказ от вас не получил, значит, могу надеяться? Вера я был у вас дома… Вера резко повернулась и зашагала вперёд, через калитку во двор садика. - Вера, что вы от меня убегаете? Я же ничего плохого… Можно я вас провожу? Темно уже… - кричал он ей вслед. Никто не обращал на него внимания, все торопились домой, выкатывая своё чадо на санях, замотанные с ног до головы в платки и одеяла. Опять ему топтаться здесь в ожидании Веры. Он дождался её и Аню. Вера обиделась на него, даже с санками не давала помочь. - Вера, вы обиделись на меня? За что? Я же сказал, найду вас… - Зачем вы это? Из жалости! - Вера, не надо так?! – шагал он за санями по дорожке с утоптанным снегом, уличные фонари бросали на него свои жёлтые лучи. Скоро они свернули за угол, там всего 4 фонаря на всю улицу, а в основном темень. – Я раньше с вами познакомился, потом больше не видел в том доме. У меня там тётка живёт больная, вот я приезжаю к ней по возможности два-три раза в месяц. Вера, - схватил он её за рукав на ходу, - остановитесь же! Аня изумлённо смотрела то на сестру, но на незнакомого человека, у которого от быстрой ходьбы щёки горели. - Да что вы от меня хотите? Вам сиделка для тётушки нужна? – повернулась она к нему глазами, полными слёз, - я согласна! Я согласна, мне нужны деньги. Пока я учусь, мне… нам, - опустила она свои длинные ресницы и слёзы покатились по щекам. – Нам нужны деньги! Потом я устроюсь на завод или куда партия пошлёт и всё наладится. Так шутить и издеваться надо мной не надо. - Вера, я не шутил, - пожал плечами Иван, - у меня с детства плохо с чувством юмора, правда. Не сказать, что я влюбился в вас без памяти, но вы мне понравились. Я человек занятой, живу в деревне, ухаживать за вами не смогу как положено, - он совсем опустил голову, - да и не умею я. Я только и умею, что учиться и работать на благо партии. Вера ослабила руку, дальше они шли спокойно, никто ни от кого не убегал, и не обижался. Говорил в основном Иван, оправдывался, что ли… Просто Вера не умела говорить, да и не знала, что в таких случаях говорят. Иван не обманул, на следующий день они подали заявление в ЗАГС, он опять уехал домой, они договорились встретиться через неделю. Теперь он ехал в город не по делам, не к тётке, а к своей девушке. Много рассказывал о себе, гостинцев деревенских привёз и девочкам, и квартиросдатчице, чем очень впечатлил даму, Евгения Дмитриевна во второй его визит приглашала парня в дом, он отказался. Много говорил Иван о маме, с восхищением, с глубочайшим уважением в голосе. Никогда Вера раньше не видела, чтобы взрослый мужчина так отзывался о матери. Этим он завоевал и Веру, и Евгению Дмитриевну. - Она у меня преподаватель! Всю жизнь посвятила мне и школе, у неё столько благодарственных писем, орден! Её выпускники до сих пор навещают и пишут из всех уголков нашей страны. Вере оставалось только завидовать белой завистью. О своей маме она предпочитала не вспоминать. Молодые встретились всего 3 раза, вот и всё знакомство и ухаживания, а потом тихо расписались, едва исполнилось Вере 18 и супруг сразу забрал девчат в деревню. - Вера, Вера, Вера проснитесь, - слегка тряс её кто-то за плечо. – Вера, мы приехали, - с улыбкой смотрел на неё раскрасневшийся от тепла в автобусе Иван. Он всегда краснел, и на морозе, и в тепле, когда смущался, когда радовался. – Аннушка просыпайтесь, мы дома, - обратился он к сестре своей жены. Аня испуганно спросонья вертела головой во все стороны, в автобусе уже почти никого не было, из открытых дверей тянуло холодом, за окном темно. Слышен лай собак, видны многочисленные, светящиеся электрическим светом окошки и всё тот же белый снег, на который падал свет из салона автобуса. Сёстры переглянулись, встали, достали свой небольшой узел из-под сидения и послушно пошли за Иваном. Они вышли и двери за ними закрылись, автобус зарычал и поехал дальше. Люди бегом, не оборачиваясь, торопились домой по рыхлому снегу, по колену. Иван тоже не стал топтаться у остановки. - Вера, Аня, вы идёте? – обернулся он к ним, - так и будете стоять здесь? Нас уже ждут. Не волнуйтесь, здесь недалеко. Пойдёмте скорее! А то продрогните, мороз крепчает. Вера взяла за руку сестру и пошла навстречу мужу в новую неизвестную для неё жизнь. Вот она и дома! Иван лихо вскинул себе на плечи узел, немного подождал и пошёл вперёд, показывая дорогу. Большой дом, снегу во дворе по самый забор, чётко расчищены только дорожки. Главный охранник двора затявкал где-то за дверью в доме, Анечка радостно посмотрела на сестру. Щенки и котята вызывали у девочки особые эмоции, глазки светились от умиления. - Это наш Барсик, мама его пускает на веранду в лютый мороз, боится, замёрзнет, - улыбнулся Иван, обернувшись к девчатам. – Аня, тебе он понравится, похож на кота, только лает, поэтому и имя такое. Девочка улыбнулась новому родственнику. На деревянном крыльце стоял веник у дверей слева, но Иван лишь сильнее притопнул ногами в сапогах и открыл дверь. Маленький, лохматый, рыжий пёсик выскочил ему навстречу и кинулся в ноги ласкаясь о сапоги. Аня прямо подскочила к собачонке, Вера не успела ничего сказать. - Барсик! Барсик! Не приставай к гостям, завтра напрыгаешься, - раздался приятный, ровный, женский голос на веранде. Женщина стояла у открытой двери в дом откуда тянуло теплом и пирогами. Она куталась в большой пуховый платок, поверх скромного тёмно-синего платья-футляра с кружевным воротником. Невысокая, седовласая женщина, волосы строго собраны в пучок на затылке, головка маленькая и такая же круглая как у сына, они очень похожи. Вера и подумать не могла, что у Ивана такая взрослая мама. - Проходите, девочки! – женщина протянула свою мягкую, чуть сухую от возраста руку Анютке. Аня попятилась и прижалась к сестре. - Аня, - одёрнула её Вера, будто хотела сказать: «так нельзя». - Проходите милые, я вас так долго жду! – улыбалась милая деревенская учительница, глядя на неё, сразу можно сказать, она работает в школе. Женщина такой наружности, с такими мягкими и добрыми чертами лица не может работать в другом месте. - Знакомься Вера, это моя мама, Прасковья Андреевна. - Здравствуй, дочка, - ласково произнесла Прасковья Андреевна. У Веры язык онемел от таких слов, родная мать никогда так не обращалась к ней. - Здравствуйте, - еле слышно проблеяла Аннушка. Взрослые так и кинулись к ней, а она широко улыбалась, смотрела на Барсика, который путался под ногами и на плачущую старшую сестру. - Ладно, будет вам! – сказал Иван и прошёл в дом, - что мы так и будем в сенях мёрзнуть? Сказала и сказала! Врач ведь говорил, что она здоровая. Он по-хозяйски вошёл в дом, сбросил узел в угол под вешалку с верхней одеждой, снял свой походный рюкзак и повесил его на свободный крючок. Девочки топтались в пороге, стаскивая валенки. Собаку в дом не пустили, и он несколько минут царапал двери снаружи. Большая комната, очень похожа на ту, что была у них в деревенском доме, четыре окна в комнате с ситцевыми занавесками, печь дровяная в углу, на входе в другую комнату, возле неё в два ряда лежали дрова, в доме пахло сухой древесиной и пирогами. Сбоку на печке, накрытые белоснежными вафельными полотенцами возвышались жаровни с выпечкой, три или четыре противня. Посередине комнаты большой стол, накрытый скатертью, а не клеёнкой, над столом абажур светился мягким зеленоватым светом. Слева между двух окон стоял диван на ножках, под покрывалом с оленями, справа у стены кровать, на стене между двух других окон множество фотографий в рамах, по одной под стеклом или собранные в коллажи. - Это всё мои ученики, - уловила взгляд Веры Прасковья Андреевна, - да вы проходите Верочка! Я вас так ждала… Неожиданно тёплый и ласковый приём. Прасковья Андреевна была невероятно обходительна и приветлива, не лебезила, конечно, просто искренне радовалась появлению невестки в доме. В разговоре часто проскакивало: «дочка, девочка моя». Но это ведь понарошку, не по-настоящему, разве можно так относиться к чужому человеку? За ужином Прасковья Андреевна с гордостью показывала фотокарточки сына из детства, его грамоты и награды, он уже успел отличиться в родном селе. Он - мамина гордость, мамина жизнь и мамина радость. У матери такая привязанность к сыну, чистая и неподдельная любовь. Вера думала, это нормально, она тоже привязана к маленькой сестре, и сделает всё, чтобы у неё было нормальное детство. Дом оказался не таким уж большим, как виделся снаружи. Комнат всего три, все, кроме последней проходные. В последней комнате и разместили молодых. Аню после сытного, наивкуснейшего ужина оставили в большой комнате на диване. Лишних вопросов свекровь не задавала об Анечке, но была внимательна к деталям. - Это не беда Верочка! У нас одного мальчика в селе напугали гуси в детстве, он до десяти лет не разговаривал, а потом как из пулемёта строчил. Ваня, ты ведь помнишь Игоря Сивцова? Иван кивал одобрительно, что-то он подустал сегодня ему бы отдохнуть. Мама с полувзгляда понимала сына, между ними, казалось, есть особенная связь, он ей практически не отвечал, а получался диалог. Мама его ни о чём не просила, но он сам знал, что делать. Вот и в этот вечер, Прасковья Андреевна предложила гостям отдохнуть, глядя на сына, ненавязчиво, но настойчиво оставила с собой в комнате Аню и подав Вере стопку белоснежного, накрахмаленного постельного белья отправила молодых в свою комнату. Если бы эта добрая и чуткая женщина знала, как Вере хотелось остаться здесь с ними, как не хотела она идти через комнатушку, с маленьким телевизором на столике ,прикрытым кружевной салфеткой, с кружевными занавесочками, плюшевыми покрывальцами и буфетом, набитым вазами и сервизами в ту единственную комнату с дверями - их спальню. Иван просто встал и пошёл, и Вера пошла, как послушная благодарная жена. А мама будто ничего не заметила, продолжала разговаривать с Аней. Муж не тронул жены этой ночью, не тронул и другой, слишком боялась его Вера, зажималась, не хотел он так. - Я Вера не зверь какой принуждать тебя. Как сама потянешься ко мне, так и будет. Мы теперь одно целое. На следующий день за завтраком, мама разговаривала с Верой, как будто она выросла здесь. - Верочка, вы продолжите учёбу? Возможно, заочно? - Не-е-е… Не знаю, - оглядывалась она на мужа. - Верочка, а вы ни на кого не смотрите! Образование получить надо. - Мам, ну какое образование, - сконфузился Иван перед миской со сметаной, - она на наборщицу учится, разве нужны такие на селе? - Вань, а ты не смотри только перед собой. Надо и вперёд заглядывать, вдруг вы решите перебраться в город? Или… - Пусть на работу выходит, да хоть к вам в школу. У неё сестра ещё маленькая, сама видишь непростая, рядом надо быть. - Ну, за это вообще не переживайте! – разливая крепкий чай по чашкам, убеждала его мама, - ты сам прекрасно знаешь какой у нас сад, и начальная школа. Мы с Аней поладим, вот увидите, - кротко погладила она по голове Анечку. Девочка уплетала драники со сметаной и торопилась на веранду к Барсику. Вера краснела, бледнела, смущалась, ей даже стыдно стало. К ней с открытым сердцем и мать, и сын, а она такая неблагодарная. Иван, можно сказать, вытащил её из грязи, а она повернуться к нему лицом не может в постели. - Верочка, вы уже забрали документы из детского сада Анечки? – поинтересовалась Прасковья Андреевна. - Нет, мне надо к маме, я хочу взять над сестрой опеку, так мне не позволят. - Вы взрослая замужняя девушка, студентка, работаете, вам позволят, не волнуйтесь, если возникнут сложности, обращайтесь, не стесняйтесь. Я всю жизнь мечтала о дочери, но судьба распорядилась иначе, а теперь у меня их две, - поправила она бантики в косах Анюты. Прасковья Андреевна сама их заплела девочке поутру. - Мам, ну что ты начинаешь? – вздохнул Иван. - Я не начинаю… - дрожащим голосом ответила Прасковья Андреевна, - двадцать шестой год пошёл, а он ни на одну девушку не посмотрел, всё только учёба и работа. Обо мне никогда не забывал. И вот, наконец, порадовал мать-старушку. - Ну, какая ты старушка? – усмехнулся Иван. Вера просто умилялась такой семейной идиллии, Аня уже юркнула из-за стола, и раздетая вышла в холодные сени. - Верочка, - обратилась к ней Прасковья Андреевна, - никого не слушайте! Образование надо получить. Завтра понедельник езжайте в город и улаживайте все вопросы, а я Аню отведу в наш сад. Не волнуйтесь, - мягко пресекла она возражения Веры, - девочку примут без документов. Вы же всё привезёте? Вера опять пожимала плечами, оглядываясь на мужа. Она как будто вручила ему всю себя, полностью доверила свою жизнь, он должен был решать, как дальше. - Мама права. Переходи на заочный, работа у нас в селе найдётся для каждого. - Вы же не будете откладывать надолго… и… порадуете мать-старушку? – слишком наигранно смотрела на сына мать, словно выпрашивая что-то. - Разберёмся, - поднялся из-за стола Иван и направился к выходу. – Анютка, - скомандовал он, - а, ну-ка в дом! Оденься, а потом иди играть. Вера спохватилась, забрала сестру в дом и начала одевать. Иван пошёл на двор, день сегодня выходной, снежный, и безветренный, самое время раскидать снег со двора. Аня тоже засобиралась на улицу, тем более, там Барсик. Один за другим они вышли из дома на мороз, впуская в дом ледяной воздух. Вера осталась со свекровью в комнате, сначала ей было неловко, а потом она спохватилась за грязные чашки и блюдца, кинулась убирать со стола, натирать до блеска чашки. Некоторое время Прасковья Андреевна наблюдала за ней, потом, коснувшись руки, остановила молодую хозяюшку. - Верочка, ты не суетись! Ваня мне всё рассказал, ты только не подумай ничего, он по-хорошему, по-доброму. - Я и не думаю, - опустила голову Вера. - Ты не переживай девочка, характер у него непростой, это моя вина, избаловала я его. А кого мне ещё было баловать? - усмехнулась она. – Ты не переживай, тебя здесь никто не обидит, пока я жива. Ты мне теперь как родная дочь! У Веры слёзы покатились из глаз, ей хотелось упасть на колени перед этой женщиной и пред её сыном, благодарить, целовать руки. Но не в одну постель… Не в одну комнату с ним... Он хороший, добрый, умный, терпеливый, не пьёт, работящий, любящий сын, но она вся скукоживалась рядом с ним. - Ничего Верочка, стерпится — слюбится, я верю, союз у вас будет крепким. Ваня у меня хороший мальчик. Если хочешь, я с тобой поеду в город, помогу тебе, - тёплыми руками обхватила Прасковья Андреевна худую, холодную кисть невестки. - Спасибо вам… - Не надо «вам», называй меня мама! - Спасибо, попробую сама. Я справлюсь! - Как знаешь девочка, - Прасковья Андреевна поднялась со стула и неожиданно обняла Веру. Тут уж молодой хозяйке совсем стало не по себе, она и не помнит, когда в последний раз её кто-то так искренне с такой любовью прижимал к себе. Вера расплакалась. А за окнами во дворе слышен лай Барсика, и звонкий переливчатый смех Ани. Снег летит во все стороны из-под большой снеговой лопаты Ивана, он тоже не прочь порезвиться с этими двумя, тем более, собака путалась у него под лопатой, мешая кидать снег. - Здравствуйте, Иван Петрович, - улыбаясь крикнула ему с дороги чернобровая, высокая женщина в платке и овечьем тулупчике. Ровные, белые зубы слепили не хуже, чем высоченные белоснежные сугробы на солнце. – Вас можно поздравить?! - с намёком на девочку спросила она. - И вы будьте здоровы Марина Яковлевна, и мужу вашему не хворать. - Что же вы, от односельчан скрываете такие важные вести? - А я не обязан ни перед кем отчитываться. Семья – это главная ячейка общества! – схватился за лопату Иван и яростно начал метать снег. - Ну что же, семейного вам благополучия, - иронично рассмеялась женщина и побежала дальше по дороге, стараясь не поскользнуться в своих красивых сапожках. А дома уже всё сладилось, мама с Верой в четыре руки готовили обед, вкусно пахло жареным мясом из форточки, обе улыбались, разговаривали и старались угодить одна другой. Вера будто не первый год здесь жила, и Прасковью Андреевну знала с детства. Значит, не ошибся Иван, правильный выбор сделал. Разве могла Вера не понравиться его маме? Слишком уж она несчастна и невинна для своих лет. А сестра? Сестра уже не маленькая, туда-сюда и в школу пойдёт, будет с детьми помогать старшей. Главное, чтобы горе-мамаша не явилась. Иван на пушечный выстрел её не подпустит к своей семье. Это он с виду такой нежный, не мужественный, а где надо может и характер проявить. Семейная жизнь молодых потекла своим чередом, жена больше не отворачивалась от мужа. Вера вышла на работу в колхоз на пекарню, Аня пошла в местный садик. Мама даже и не знала, что старшая дочь вышла замуж, забрала документы Ани. Ей без разницы, где её дочери у неё по-прежнему праздник каждый день, пили, пока было на что, потом по соседям занимали. Зина всё больше и больше скатывалась в самую яму, а подталкивал её улюлюкая и мыча от пьянки собственный муж, оставалось только ждать, кто из них первый загнётся от этой заразы. В июне Вера сообщила мужу и свекрови радостную новость, она ждала первенца. Иван отреагировал сдержанно, что тут размазывать, так и должно быть в семье, у него на работе дел выше головы, новые планы и инструкции спустили из Райкома. А вот Прасковья Андреевна обнимала и целовала невестку. Дождалась и она дождалась внуков. Вера чуть поправилась, грудь и бёдра заметно округлились, сама, не понимая, своего счастья она превращалась и серенькой, сутулой мышки в красивую женщину, стройную, высокую, очень привлекательную. На щеках алел румянец, глаза всегда улыбались, любо-дорого смотреть на молодуху. Разве могла она заметить чьи-то косые взгляды в свою сторону? Кому может помешать её маленькое благополучие? Да никому… Она работает, свекровь с неё пылинки сдувает, муж любит или уважает, это не важно - главное взаимопонимание! В доме всё ладно и Аня заговорила, наконец-то. Вот уж правду говорят, стерпится — слюбится! Вот и дождалась Вера своего маленького семейного счастья. - Верочка, ты бы поберегла себя, - уговаривала Прасковья Андреевна невестку. - Мама, не волнуйтесь так, - Вере особенно нравилось произносить слово «мама», с любовью, согретое многолетним душевным теплом ребёнка не получавшим от родной матери ничего, кроме, затрещин и просьб сбегать в магазин за бутылкой. - На пекарне не так трудно, просто жарко, очень жарко, - вытирала пот со лба тыльной стороной ладони Вера. Такое лето выдалось жаркое и токсикоз невыносимый, она уже и не понимала отчего, её тошнит, от еды, от запахов, или от… Гнала от себя эти ужасные мысли, но спать перебралась во вторую комнату, муж даже слово не сказал против. Прасковья Андреевна смотрела на него, как-то по-особенному, когда он уставший и замученный возвращался с бригады и закрывался у себя, но молчала. Аннушке нравилось спать в большой комнате с «бабушкой», она так и называла Прасковью Андреевну. Иван приладил ей небольшой столик у окна, по просьбе мамы, для занятий и они часами просиживали там за книжками и прописями. Аня усердно, под зорким оком Прасковьи Андреевны, сжав губы, прикусив язык, выводила палочки, крючочки, потом буквы и слова в тетрадке. А вечером младшая сестра с гордостью показывала Вере свои закорючки в тетрадках, радуя новыми достижениями. - Мама, я счастлива, что судьба привела меня в ваш дом, - обнимала Вера любимую свекровь, она поистине заменила ей мать. - А как я рада, - смахивала слезу сельская учительница, - о лучшей невестке я и мечтать не могла. Вера не жаловалась на недомогания, по дому успевала очень многое, вставала раньше всех и тихо, как мышка готовила завтраки на веранде, оттуда доносились лишь шорохи и манящие ароматы запеканок, оладушек, иногда ничем не пахло, в такой день на завтрак обычно была каша с маслом. Наводила порядки и также тихо ускользала на работу, пока все спали. За это тоже корила её свекровь, но Вера всё равно делала, по-своему желая всем угодить, больше всего ей, Прасковье Андреевне. Второй курс Вера закрыла гораздо лучше чем первый. Уверено сдала сессию, хоть и заочница. Никто из преподавателей не косился на неё из-за опозданий на пары, наоборот, хвалили студентку. Девочка совмещает учёбу, работу и семью! Настоящая советская женщина, сильная и ответственная. Село девочкам полюбилось не меньше чем родное, из которого они переехали в город. До леса здесь далековато, километров 15-20 через дорогу, речку, пешком туда лучше не ходить, особенно летом, жара нестерпимая. Ягод там немного, а вот про грибы говорили, что мешками выносят из лесу по осени. Кругом степи, холмы, поля, засеянные пшеницей и кукурузой, редкие лесополосы. Вялая, грязная, илистая, поросшая камышом по берегам речушка извивалась недалеко от дороги, у неё и название имелось, Илинка. Не потому, что Илья какой-нибудь назвал этот ручеёк так, а потому что дно настолько илистое, даже детвора в ней не купалась, бегали на озеро недалеко от бригады, там и рыбачили мужики по выходным, а в речке одни головастики и цапли водились. Это большое село в несколько улиц, жителей много, свой универмаг в два этажа есть на центральной улице, амбулатория, ветеринарная станция, пекарня, маслобойня, ферма. Ферма находилась в отдалении от села ближе к пастбищам и лесу. Летом доярок и скотников собирал по улице трактор с телегой, а зимой Прасковья Андреевна говорила, буханки бегают по улице. Вера в свою первую зиму здесь как-то не обратила на них внимание. Школа большая имелась, кирпичная в два этажа, детей так много было в селе, казалось разойдётся по швам новое здание школы от детворы, которая бежала и бежала по утрам на уроки. Раньше маленькая была школа, одноэтажная, около клуба. Деревянное здание ещё дореволюционной постройки, сейчас оно стояло с заколоченными окнами и дверями, такое количество детей она уже вмещала, да и слишком износилось здание за все годы. Руководство колхоза, по инициативе молодого агронома выстроили новую школу в прошлом году, планировали и садик на следующий год поставить, для этого надо планы по урожаю перевыполнить, за что и бился председатель колхоза, агрономы, зоотехники, бригадиры и механизаторы. Обязательно раз в неделю в клубе перед фильмом или танцами проводили собрание для односельчан и тружеников села. Вера частенько видела на трибуне своего мужа, а сама пряталась в самый дальний угол. Иван спрашивал у неё после собрания дома: - А ты была на собрании? Что-то я не видел тебя. - Конечно, Ваня. Душно в клубе, вот я ближе к выходу и держалась, речь твою внимательно слушала. Ты правильно всё сказал, по существу! - Ты не подумай, просто нехорошо получится, если муж с трибуны вещает, за правду, за идею, за партию, а жена на собрания не ходит. - Не пропускаю Ваня, не волнуйся. На танцы или в кино не водил Иван молодую супругу, но и дома в такие дни не сидел, самое время поработать с директивами, подумать, как улучшить и без того отточенную работу колхоза. На виду у руководства и рабочих старался находиться молодой специалист, деятельный. На уборке наряду со всеми садился за баранку трактора или помогал девчатам на току с зерном. Не пьющий, весь положительный передовик. Таким был Иван на работе, а дома безучастный, с появлением молодой жены совсем отстранился от домашних дел, старался не мешать хозяйкам, тем более их в доме аж три! Никогда не справлялся о самочувствии Веры, бледна немного, в её положении это нормально, мама есть – она женщина, подскажет и поможет, а с него взятки гладки. Он - добытчик и глава семейства. Вера была безропотной, еле заметной тенью своего мужа, она и не стремилась к другому. Подругами не обзавелась, на пекарне работали в основном взрослые бабы, крикливые, весёлые, подтрунивали друг над другом, шутили. Они много лет работают одним коллективом, Веру не отталкивали, но принимать в свой клуб не спешили, слишком уж она тихая. Здесь все такие, шумные, весёлые, разговорчивые, знают по именам каждого и её запомнили. Все с ней здоровались и стар и мал, по имени к ней обращались, а вот ей не удавалось никак запомнить всех по именам. Пока хватило только на девчат с работы и на соседей. Придёт Вера в магазин за продуктами, а с ней и поздороваются, о здоровье Прасковьи Андреевны обязательно справятся, Ивану Петровичу привет передадут, о себе что-то расскажут, о детях, внуках, племянниках и прочей родне, а она молчит. Что она может сказать в ответ, она всего лишь хорошая жена трудолюбивого мужа. Только одна продавщица и доярка всегда косились на Веру, как не придёт тихушница в магазин так давай хихикать над ней и шептаться. Продавщица в присутствии своей закадычной подруги нормально не отпускала товар, швыряла на прилавок, будто в долг безвозвратный отпускала. Её, кажется, Олесей звали или Олей, Вера десяти минут не могла находиться в универмаге, если они вдвоём там находились. Доярку эту Марину, она не первый раз видела. Неоднократно Марина пыталась вывести Веру поближе к сцене или в центр зала во время собраний. Самая говорливая была во время выступлений Ивана и во всём поддакивала. - Правильно говорит Иван Петрович! - взмывал её кулак вверх, зрители равнодушно смотрели на активистку, бабы посмеивались и шушукались. А муж её уходил из зала, опустив голову, расталкивая всех на пути, как танк. - Что же вы Вера… простите, не знаю, как вас по батюшке, мы хоть тут и деревенские, а воспитание имеем! - Я Васильевна, - собирала в сетку покупки Вера, ей побыстрее хотелось уйти отсюда, от взглядов этих женщин, напоминавших хищниц, - не надо по отчеству, я значительно младше вас… - Ле-е-ська, ты посмотри! – подбоченилась белозубая красавица Марина Яковлевна, - нас уже в старухи записали. Пухлая, кудрявая, ровная по бокам как тополь продавщица в чепчике и фартуке усмехнулась. - Маринка, вот что ты цепляешься к девчонке? – раздался чей-то голос постарше, Вера повернулась, их соседка Евдокия Семёновна стояла у прилавка с промтоварами. - Что вы тёть Дусь, разве я могу… - ехидничала Марина, положа руку на пышную грудь. Она очень женственна и по-деревенски красива. Чёрные густые брови, большие карие глаза, толстый пучок чёрных волос не могла прикрыть даже белая ситцевая косынка. Два кокетливых локона, как бы случайно выпали из-под платочка и обрамляли её правильный овал лица. Платье с пояском подчёркивало стройную талию и выделяло без того выдающуюся грудь. Круглые в плечах руки, плотно облегали короткие рукава. Она стояла поодаль от прилавка с весами и счётами, рядом с дверями в подсобку, держа в руках сумку в хлебом. – Я только познакомиться хочу, очень наслышана о Вере Васильевне. - Тьфу ты! Маринка, - топнула Евдокия Семёновна о деревянный пол, вышло очень громко. – Постыдилась бы! - А мне нечего стыдиться! – взвизгнула Марина, - я женщина замужняя, мать двоих детей! - Оставь её Маринка! А то Прасковья тебе все косы повыдергает! Живи спокойно и людей не трогай. Вера, схватив свою сетку направилась к выходу, она здесь лишняя, они ругаются, о чём-то своём говорят, она здесь при чём? - До свидания Вера Васильевна! – крикнула ей вслед Марина, вытянув шею, как гусыня и хитро посмотрела на свою подругу за прилавком. - Эх, Маринка! Отходил бы тебя разок Валерка твой, тогда и за ум бы взялась, - Евдокия Семёновна положила на стол перед счётами пару галош. Марина только отвернулась, приподняв бровь, она никому ничего плохого не сделала. Дома Вера тоже не раз заставала мужа и маму за неприятным разговором, она это понимала по их лицам, оба замолкали, когда Вера входила в дом. Иван заметно нервничал и обычно убегал на работу после такого разговора, но такое случалось редко, всего раз или два. Вера даже не спрашивала, что случилось. С мужем они не ругаются, с мамой вообще живут душа в душу, токсикоз, слава богу, закончился и жара эта невыносимая начала спадать. Ане в этом году в школу, столько приятных забот у Веры, что не видела она дальше своего милого дома, она счастлива. - Ой, Верочка живот у тебя так рано появился, как бы не двойня, - взволнованно складывала перед собой ладони свекровь, когда Вера возвращалась из местной амбулатории. – А что доктор говорит? Иван, ты как считаешь? – обращалась она к сыну. Иван, как обычно, сидя за столом, читал, сложив пополам газету Труд, что-то промычал в ответ. – Вера, так что доктор говорит? - Всё хорошо мама, сердцебиение чёткое, живот растёт в пределах нормы. Я просто сама по себе худенькая, вот… - Нет, Верочка! Ты прекрасно выглядишь, всё при тебе, сейчас родишь, распустишься как цветочек весенний. Женщина она ведь от любви расцветает, от мужниной или от материнской, это не имеет значения. Ивану надоели эти разговоры, он встал и вышел вместе с газетой. - Верочка, - осторожненько спросила Прасковья Андреевна, - у вас всё хорошо? Вера покраснела вся, взглянув на младшую сестру, ответила вполголоса. - Да, мама, всё в порядке. Откуда же ей знать, как оно - хорошо. Муж, когда узнал о беременности жены, так и не касается её. Поначалу она сама перебралась в другую комнату, а как вернулась, отворачивается от неё муж будто с чужим человеком в одну постель ложится. Вскоре и одеяло себе второе взял. Муж старше, он знает, что делает! С мамой обсуждать это стыдно, да и не хотелось Вере обидеть или оскорбить мужа, он ведь ни разу не позволил себе такого. Он своё слово держал, обещал, что никогда не обидит, вот и не обижал. А как он мог обидеть… Говорил с женой мало, в основном о собраниях, о работе, о маме. Имя ребёнка, пол он не обсуждал с женой, только с мамой. Вдвоём выбирали имя почему-то только для мальчика. - А вдруг дочка, - неожиданно вклинилась Вера в их обсуждение. - Ну как родится, так и решим, а пацана значит Никифором назовём, в честь моего деда. - Ну какой Никифор, Иван?! – волновалась Прасковья Андреевна, - Иван Иванович будет, правда, Верочка? – вспоминала вдруг о невестке свекровь ища поддержку. Вера послушно кивала, что ей ещё оставалось делать, оба варианта хороши. Сын с матерью долго не спорил, убегал на работу или во двор хозяйничать, так и жили большой дружной семьёй. Родилась девочка. В лютый мороз, под завывание вьюги под окнами амбулатории, в конце января. Шесть часов мучилась Вера с дочерью, десять раз хотелось умереть, но мгновенно забыла обо всём пережитом в родильной палате, когда услышала первый крик своего ребёнка! Видела бы её сейчас родная мать, знала бы… что стала бабушкой. Но разве ей это интересно, они с мужем куда-то пропали из своей городской квартиры, наделав кучу долгов. Так что счастье своё Вера разделит с мужем, с младшей сестрой и любимой свекровью. Иван плотнее закрывал двери за собой в спальню, когда дочка начинала плакать под вечер. Иногда выходил из себя и обращался к маме: - Мам, да неужели вы втроём не можете справиться с одним ребёнком! Что она разрывается по ночам? – он растирал лоб ладонью, всем видом показывая, что он устал, день трудный выдался. С молодой женой не о чем говорить, если ребёнок орёт, значит, не справляется. Он даже не смотрел в её сторону, как забрал их из больницы. - Ваня, у девочки колики, запоры или она не наедается, такое бывает с младенцами, - спокойно, тоном учительницы отвечала Прасковья Андреевна. От неё тоже чуть веяло холодком, небольшое разочарование в душе, она ждала внука, а тут девчонка и такая крикливая. - Вань, - робко обратилась к мужу Вера. - Ну что ещё?! – качал он головой. - Она и в больнице кричала по ночам, надо потерпеть, я постараюсь её успокоить. - Уж постарайся, - торопился опять в дальнюю комнату Иван, мимо кроватки с дочерью. - Мам, что я не так делаю? Я же с ней и днём, и ночью, – чуть не плакала Вера. Ане стало жалко сестру, она подбежала к ней и обняла за талию, потом ушла в другую комнату и начала качать люльку с малышкой. - Не переживай Верочка, всё наладится. Ваня он такой, только о работе думает, многие мужчины к малышам равнодушны, подрастёт девочка, вот увидишь лететь будет домой отец. А с питанием надо быть внимательнее, больше кушать, девочка наверняка не наедается, ты вон какая хрупкая, молока совсем нет? - Я Аню козьим молоком выпаивала, мама рано оторвала её от груди, и всё хорошо. - Ещё чего не хватало, ребёнок должен получать молоко от матери! – строго заметила Прасковья Андреевна и присела на диван. Она тоже устала сегодня в школе и ей хотелось чуточку тишины. Хорошо хоть Аня могла ненадолго успокоить внучку. - Мам, имя мы так и не выбрали для неё, - грустно посмотрела Вера на дочь. - Какое это имеет значение, главное, чтобы здоровая была, - поднялась Прасковья Андреевна с дивана, сняла свою сумку с вешалки для верхней одежды и начала выкладывать тетради на стол, одна стопка, вторая… - Мне сегодня до полуночи проверять тетради, так что, пока отдохни, а мы с Аней присмотрим за малюткой, - она вела себя так, будто у неё с десяток внучек уже. - Может, Лена? - Какая Лена? - рассеянно посмотрела свекровь из-под абажура над столом на Веру. - Еленой назовём, - улыбнулась Вера, - Елена Ивановна! - А… Прекрасное имя! Звонкое, мягкое, очень нежное. Пусть будет Лена! Прасковья Андреевна поправила очки на носу, разложила перед собой первую тетрадку и ушла с головой в работу. Завтра надо объявить оценки по контрольной. Аня качала племянницу в другой комнате, наконец-то, долгожданная вечерняя тишина в доме! Почти неделю о таком и не слышали в этом доме. Вера посмотрела на занятую свекровь, на закрытые двери дальней комнате и пошла к сестре и дочери. Прилегла рядом на кровать и заснула крепким сном. Проснулась поздней ночью, Аня спала рядом. Вера и не услышала, когда она прилегла рядом. Вот и поспала, теперь до зари ходить по дому с дочерью на руках. Иван оценил выбор жены. - Хорошее имя, пусть будет Лена. - Вань, может, ты заедешь в сельсовет, сделаешь свидетельство, ты же всё равно там бываешь по нескольку раз в неделю. Давно уже надо документ Леночке сделать. - Ты мать, вот и занимайся своими материнскими обязанностями, у меня голова и так квадратная, обязательно забуду о такой мелочи. Нас с Егорычем по два раза на дню в город вызывают, то в райком, то местком. Маму попроси, пусть она останется с внучкой, не стоит её тащить в сельсовет в такой мороз. - Ты прав, - обрадовалась Вера маленькой заботе со стороны мужа, - рано ей ещё. - Вот и хорошо, а я на работу. - Вань, а ты сегодня поздно? - Конечно, Вера! – недовольно ответил Иван, - сегодня же собрание в клубе. Забыла какой день недели? - Ах да! – отступила Вера. Какая разница, собрание или нет, муж в последнее время пропадает в конторе. Вот что значит ответственная должность. С Нового года Иван стал главным агрономом колхоза, а старого, опытного агронома перевели в район, он там нужнее. Свидетельство Вера справила сама, и крики по ночам поутихли. Прасковья Андреевна настояла, чтобы жена вернулась в спальню к мужу, помогла перенести люльку в дальнюю комнату и ей спокойнее, меньше слышно за закрытыми дверями плач ребёнка. Прасковья Андреевна вскоре намекать начала: засиживаться дома не стоит, в селе отличные ясли. - А как же кормление? Вы же сами говорили… - удивлялась Вера, стоя у печки над тазиком с бельём. Она приготовила ужин, нанесла дров в дом с мороза, чтобы просохли, натаскала вёдра воды, они всегда стояли в сенях, кран во дворе мог замёрзнуть, а для маленького ребёнка вода необходима. Сейчас замочила пелёнки на стирку. - Будешь прибегать кормить, по закону кормящим женщинам предоставляется несколько перерывов в день. - Пекарня на другом конце села, мне сорок минут идти только в одну сторону. - Ничего, другие же рожают и на работу выходят, и кормить успевают. Не будешь успевать, кашу дадут ребёнку, у них там своя молочная кухня отличная. Утром я буду Лену отвозить в ясли, тебе ведь к 5 на работу? А ты забирать. - Я думала… - Что тут думать? Иван не позволит долго сидеть дома с ребёнком, он сам ответственный работник и жена должна быть под стать. На виду ты должна быть девочка, - сменила тон Прасковья Андреевна, будто что-то другое хотела сказать. – Все должны знать и понимать: Иван - женатый человек! – ласково погладила она Веру по плечу, подойдя совсем близко. - Кто же этого не знает? – удивилась Вера. Прасковья Андреевна не ответила, отвлеклась на маленькую внучку, она как раз запищала у себя в кроватке в дальней комнате. Бабушка просияла и ушла в спальню, а Вера продолжила жамкать в тазу пелёнки. Не хотела она так рано бросать Лену, именно бросать. Для неё ясли ассоциировались с теми яслями, в которые мама сдала Аню, ей казалось, с дочерью придётся расставаться надолго. Но оказалось всё намного проще. С работы она приходила раньше, так как после обеда их уже отпускали с пекарни. Дочку первое время она забирала раньше времени, потом и вовсе оставляла до вечера, чтобы успеть всё по дому сделать. Аня во всём помогала сестре, училась хорошо, это заслуга Прасковьи Андреевны. Щепетильно она относилась к оценкам, требовала от Ани больше чем от других детей, не по возрасту больше. Времени на игры и забавы у Ани не было, за двор после школы она почти не выходила , успевала по дороге домой порезвиться с одноклассниками на горке, но недолго, к приходу Прасковьи Андреевны ей надо выполнить всё домашние задания. Аня быстро приловчилась и делала домашку ещё в школе, так что дома могла порисовать или помочь сестре по дому. Дружно, большой семьёй и жили, привыкли к Аннушке все, да и Вера была самой родной для свекрови. Только замечать начала Вера, как замолкали при ней в сельпо или в клубе, шушукались и переглядывались, а Марина смотрела на неё чуть ли не с отвращением. - Что же вы Вера Васильевна! Жена главного агронома, а собрания пропускали столько времени? Не боитесь, что мужу замечание сделают? – грациозно наклонилась она к Вере из своего ряда. Весь вечер Вера ощущала затылком взгляд деревенской активистки на себе. - Не боюсь! Все знают, что у нас маленький ребёнок. - Ой, да не смешите! Вера Васильевна, - Марина держалась одной рукой за грудь, а другой обмахивалась как веером, она вот-вот рассмеётся. - Можно просто Вера. - У всех были маленькие дети, у каждой бабы в этом зале спросите! – обвела она рукой заполненный примерно наполовину зал клуба, женщины внимательно наблюдали за ними. Маринка вырядилась словно в райцентр собралась, медаль получать. Толстая коса собрана на затылке в круг, волосы блестят, платок цветастый с белыми кисточками на плечах, румянец горит на щеках. – Я вон с грудничками в своё время прибегала и ничего! - Ничего, - передёрнула её Вера, - а ваш муж где? Марина Яковлевна, - не сдержалась молодая жена главного агронома. – Не боитесь вам выговор или замечание сделают? Маринка побагровела вся, в зале рядом послышались женские насмешки, Марина оглядывалась по сторонам: кто там смеётся над ней. Какая-то женщина, сидящая впереди справа повернулась к Вере и подмигнула: правильно, мол, сразу надо на место ставить. Больше Марина не трогала Веру, даже в магазине, даже если по улице пересекались. Но вот муж Веру не похвалил за эту выходку и выказался через несколько дней в спальне, за закрытыми дверями. - Ты какое право имела хамить Марине Яковлевне? Она, между прочим, лучшая доярка колхоза! Ей в районе грамоту вручали! – негодовал Иван. - Я ей не грубила, просто не надо меня учить, как быть твоей женой, у неё свой муж есть. - Не знаю, что между вами произошло, но, чтобы больше такого не было! Не хватало мне разных сплетен. - Вань, между вами что-то было раньше? – напрямую, но очень нерешительно спросила Вера, - я ей с первого дня не нравлюсь. Мы ещё незнакомы были, а она уже задевала меня всячески. - Вера! Ваши женские штучки, догадки, сплетни оставь для себя. Главное! Ты должна понимать, что ты моя жена! И вести себя соответствующе. - Инструкции? – не сдержалась Вера, так сух и груб был Иван. - Вера! - Вань, зачем ты меня замуж позвал? Потому что надо было? Пожалел? Маме помощница по дому нужна была? - Вера! – притопнул Иван, у него лоб покраснел от неожиданности, не ждал он от неё такой благодарности. Он её не заставлял. - Ты к Лене не подходишь, даже не смотришь на дочь, за ерунду какую-то из-за склочной бабы отчитываешь меня, а я ведь всё правильно делаю! Строго по указаниям партии. И счастлива, представляешь? Мать у меня настоящая появилась. Но… только зачем же ты меня сюда привёз?! – присела Вера на край постели и сложила руки на коленях. - Вот только не надо сцен! Я думал ты девушка работящая, с пониманием, - подбоченился Иван, выпятив грудь как петух. – Я тебя никогда не обидел и сестру твою тоже. В любви великой тебе не признавался, да и ты не клялась, так что всё по-честному! Тебе нужно быть хорошей, верной, ответственной женой и всё будет хорошо, - декламировал он как на собрании. - Я же не спрашиваю Вера, зачем ты за меня пошла, - чуть прищурился Иван. - От жены не отворачиваются и полгода под разными одеялами не спят, - откуда-то из глубины донеслось от Веры. Привязалась она к мужу, прикипела, из благодарности или сердцем отогрелась, но обидно ей было. Ночами не могла заснуть, отвернувшись к стенке. Ревность подчас закрадывалась в её юное сердечко. - Не думал я… - ударил Иван пухлым кулачком о железный набалдашник спинки кровати и вышел из комнаты, так и недоговорив. Не разговаривали некоторое время муж и жена, это не страшно, Иван и раньше был скуп на разговоры, всё только по делу чётко, без лишних эмоций. Но приходить домой начал вовремя, с Аней играли в настольные игры, и к кроватке подходил в основном, когда засыпала дочь. Прасковья Андреевна оправдывала сына: - Не переживай Верочка, он всегда таким сухарём был. Сынок родится, оттает, вот увидишь! – обнимала она сноху. – Ты бы отдохнула Верочка, а я пока посижу с Леной или Аня посидит. Обычно Аня и сидела с племянницей, и гуляла, и кормила, купала, а сестра хозяйничала по дому. Вера смотрела на сестру и себя вспоминала, как качала её маленькой, как укладывала с собой в одну постель, кормила, одевала, а теперь Аня ей помогает с её дочерью, как же быстро промчалось время, и как быстро забылось всё плохое. По сути, ничего хорошего не было у девочек, пока они не приехали сюда. Так что обе по-своему были рады, что им так повезло. А больше всех радовалась снохе Прасковья Андреевна, жили они вдвоём с сыном, всё равно что одна в большом доме, а теперь у неё и дочка, и внучка, и Анечка есть. Снова горячее лето, запах скошенной травы, шум комбайнов в полях до глубокой ночи, трактора с телегами носились по дороге, поднимая пыль, женщины в самый полуденный зной торопились на ток или в столовую. Веру на время уборочной страды перевели на работу столовую, рук не хватало. Там ей больше нравилось, девчата молодые, хохотушки, в основном незамужние, главная повариха Зинаида Матвеевна высокая, крупная женщина, выдающихся форм сзади и спереди, была самой «старой» в коллективе ей уже 33. У неё четверо детей! Но Зина оказалась самой заводной и своим девчонкам скучать не давала. Приходила в столовую на обед и Марина Яковлевна, с чего бы? Доярки не питались в столовой. Вера не выясняла, что она тут делает, ей бы с тарелками управиться она сегодня за посудницу, а то не успеют накормить всех. Кому-то из них сегодня ещё на дальние поля ехать, комбайнёрам и трактористам обед везти, пока горячий. Марина сама подошла к окошку с кучей грязных тарелок и стаканов на столике. Мялась, вроде не знала, куда поставить свою посуду. Мужики загорелые, взмыленные от работы поглядывали на неё, причмокивали, хитро подмигивали. Разошлись немного люди, Марина обратилась к Вере: - Вера Васильевна, вы извините, если что не так! Нам с вами делить нечего, в прошлый раз как-то не по-людски вышло. Я же ничего плохого… просто с Иваном выросли в оном селе, хоть я и старше его. Вы не обижайтесь на меня, ладно? – поставила она наконец свою миску с борщом на столик. - Я не обижаюсь, - вся сияя и улыбаясь отвечала Вера, - нам с вами делить нечего, так что… - она чуть не выронила большой таз, выйдя из душной моечной, - не могли бы вы мне помочь, не успеваю я, - вдохнула Вера. – Подержите, я мигом. Она быстро собрала посуду со стола и подхватила красный таз, вот и место освободилось, а то ставить уже некуда кружки и ложки, сейчас ещё со второй бригады приедут ребята. - Вера, давай на «ты». - Да, я не против Марин, - ловко поворачивалась Вера стройная, как осинка, будто и не рожала вовсе. Права была Прасковья Андреевна – расцвела Верочка как июньский шиповник в саду, глаз не оторвать. На ресницах солнечные лучики блестели, ситцевая косынка постоянно сползала назад по блестящим тёмно-русым волосам. – Я сейчас занята, сама видишь, не успеваю. Ты заходи. Меня до конца уборки в столовую определили, - не переставала улыбаться Вера. Марина тоже улыбнулась, но очень уж натянуто, ехидно. - Вера Васильевна, Вера Васильевна! - возмущался Андрей, Зинаида Матвеевна выталкивала его из столовой. Загорелый молодой парень, высокий как шпала и такой же деревянный. - Вот прохиндей! Расскажу их бригадиру, пусть на собрании разберут поведение этого орла, - поправила чепчик Зина и вернулась на свою кухню, девчата-поварихи уже разошлись, Нина поехала в поля развозить обед. Вера и Зина ждали только её, чтобы принять посуду, вымыть и разойтись по домам. - Не надо, - испугалась Вера, - разговоры пойдут. Он молодой, глупый, ерунду всякую несёт, - незаметно улыбнулась Вера, натирая до блеска алюминиевые ложки и вилки. - А ты прям прожжённая баба, - усмехнулась Зина и сняла наконец свой белый чепчик, и так жарко. Зина села на табурет, расставив пухлые ноги, прикрыла их передником, обмахиваясь своим чепчиком внимательно наблюдала за Верой, больно усердная она сегодня. Нинка - эта шельма, опять задерживается, небось комбайнёрам глазки строит. Заневестилась, посмотри на неё! Засиделась у мамки, аж до 17 лет. - Вер, что ты зарделась вся? Нравится этот балабол? – задыхаясь от жары, интересовалась Зина. - Зинаида Мат… - Просто Зина! Вера улыбнулась. - Мою маму тоже звали Зина. - Померла? - Нет, не знаю, я как сюда приехала, так мы и не общались. - Бывает, - простодушно кивнула Зина и наклонилась к своим отёкшим ногам. – А с Маринкой, зачем общаешься? Прямо повадилась она к тебе… Слушай! – опомнилась Зина и вся выпрямилась, - а не Маринкина ли это работа?! Андрюшку сюда засылать? – приложила она два пальца к круглому подбородку. - Зачем это ей? – удивилась Вера и присела рядом на соседний табурет ложки и вилки уже блестят. - Хах! Наивная ты девчонка, плохо ты знаешь наше село, раз такая доверчивая. Маринка, она же много лет с… Тут водовоз подъехал к самому парадному входу в столовую, стёкла в деревянных рамах в ромбы и треугольники задрожали. Зина, упёршись руками в колени, поднялась со стула. - Ну наконец-то! - направилась она к дверям, а во дворе у самых ступенек в столовую Нина хихикала и кокетничала перед водителем водовоза из соседнего села. Заведующая столовой это сразу определила, местных она знает в лицо каждого, с рождения. – Нинка! Я уж думала тебя волки съели, или волк, тебя только за смертью посылать, - покосилась она на парня в широкой рубахе. Он натянул кепку пониже на глаза и побыстрее достал из кабины бадьи и бидоны, поставил на крыльцо к дверям, приложил два пальца к козырьку кепки, сверкнул на Нину своими безумно-голубыми глазами и был таков. - Простите, Зинаида Матвевна, ребята не хотели останавливать работу, тучи собираются, видели? – показала она на сине-голубое небо, ни тучки, ни облачка, ни ветерка. Нина смутилась. - Ага! Видела! Это только ты витаешь в облаках, ой смотри! Заморочит тебе голову, потом будешь считать по головам рыжих и голубоглазых. Мой тоже так глазками стрелял, а теперь вон четверо бегает, а он всё молодится. Ты, кстати, моего Тихона не видела там? - Видела, он даже не подходил на обед, ему ребята оставили, работает, остановиться не может. - Ну пускай. Вера принимай посуду и по домам. Завтра к четырём! Поняла, Нинка? Чтобы никаких гулянок у реки под ивами. - Что вы такое говорите? – обиделась рыженькая, в веснушках Нина. Маленькая, в юбке в сборочку, брови и ресницы чуть выгорели от солнца, - и вообще у меня мамка есть! Ещё вы меня будете учить. Зина улыбнулась, Вера тоже не смогла сдержаться. - Это я так! Для виду, чтобы время поскорее, вон видишь Вера уже и помыла всё, шустрая она у нас? - Да, - всё равно обиженно ответила Нина. – Я пойду? - Иди, голубоглазому своему скажи, пусть в следующий раз заносит инвентарь в помещение, а то ишь ты! Только что и умеют, глазьями сверкать. Нина с лёгкостью девчонки-старшеклассницы побежала через ореховую рощу, к почте, а там вниз по дороге в село. Сняла косынку, распустила наполовину косу и небрежно положила на плечико, сняла свои единственные босоножки, взяла в другую руку и босая по горячим камушкам, проваливаясь пальчиками в рыхлую серую пыль зашагала домой. - Вот, скоро и Нинку отдадим, - тяжело дыша, обмахиваясь платком, сказала Зинаида Матвеевна. Они шли следом за Ниной, только медленно и помощница по кухне уже расплывалась в летнем мареве далеко впереди. – И куда они так торопятся? - Зинаида Матвеевна… - Зина! - Хорошо, а что вы хотели сказать про Марину? - А-а-а! – махнула она рукой и вытерла пот со лба, в другой руке болталась полупустая хозяйственная сумка с вещами. – Ничего, дела минувшие. - Понятно. - Что тебе понятно? – остановилась Зина и резко повернулась к Вере, - держись от этой змеи подальше, и длинного этого гони взашей. Не дай бог, Иван Петрович… узнает, - вздохнула Зина, - ладно, мне сюда, а тебе прямо. До завтра. Зина повернула в зелёный проулок, огородом спустилась на соседнюю улицу. Вера спокойно пошла дальше. Здесь все явно что-то недоговаривают, боятся главного агронома? Или действительно всё было давно и неправда. Глупости всё это, Вере надо забрать дочку из яслей, дома прибраться, Аню отпустить погулять ненадолго. И так каждый день. Ранний подъём, поздний отбой, Ивана вообще дома не застать. Прасковья Андреевна несколько раз оставляла дома внучку, пока сама в отпуске. Аня подружилась с соседскими ребятами, носилась вместе со всеми на речку-вонючку или на озеро за бригадой. Убегала Аня, через раз слушалась «бабушку», за что вечером выговаривали ей и сестра, и Прасковья Андреевна. Она всё равно на следующий день всё сделает, попросится в огород кукурузу полоть или огурцы выбирать и исчезнет из дому. Вера хоть и воспитывала сестру, но в душе радовалась, у самой-то мало было таких беззаботных денёчков. - Ань, ты бы хоть за временем следила, - шептала она украдкой сестре, - пока Прасковья Андреевна отдыхает, и ты погуляй, а после домой. - Откуда мне знать, сколько она отдыхать будет? Лето, каникулы! А она всё учись да учись, - дула щёки Аня. - Ну ладно, только старайся, недолго, чтобы не ругалась она. Заниматься и вправду надо. - Хорошо, - обняла Аня сестру и убежала в самый зной гулять. - И зачем ты её отпускаешь? Пусть дома сидит, помогает, занимается, книжки читает. - Успеет ещё. Пусть погуляет ребёнок. - Да уж… - выдохнула Прасковья Андреевна, - Лену мы точно по-другому воспитаем. Только через два дня Андрей опять последним приехал в столовую и Зинаиды не было его прогнать, сидит и сидит за столом, в моечную поглядывает. Нет там сегодня Веры, она на кухне работает. Через день всё повторилось. Вере уже и на работу идти страшно. Марина приходит, как старая подруга улыбается, о делах на току, о ферме рассказывает, зачем это Вере? Но слушала, улыбалась, деваться некуда. Другие поели - на работу спешат, а она если Вера на посуде, придёт, встанет у двери с окошком, облокотиться на стену и болтает. - Надоел мне ток! Зерно это бесконечное. Всех денег не заработаешь и медаль не вручат, брошу! Вернусь к своим бурёнкам! Вера? А ты не хочешь к нам на ферму? У нас такой дружный коллектив, девчата молодые, и платят там больше. - Не хочет! – прикрыла перед её носом окошко Зина, открыла дверь и вышла к ней грудью вперёд. – Иди-ка ты Марин, работать! Нехорошо, бабы на току вкалывают, а ты тут лясы точишь. - А тебе-то что? Без тебя разберусь! – дерзила Марина, но больше не задерживалась в столовой. Андрей настиг Веру по дороге домой, на следующий день она как раз возвращалась одна и не по улице, а по верхней дороге над селом, так быстрее. Он ехал на тракторе в поле этой дорогой, увидев её, свернул чуть на луг, пристроив свой трактор выпрыгнул из кабины и побежал за Верой, она уже пожалела, что пошла этой дорогой. - Вера Васильевна! Вера Васильевна! Да остановитесь же вы! Что вы убегаете от меня, как от прокажённого. Вера, - остановился он чтобы отдышаться. Вера остановилась, повернулась к нему и пошла навстречу. - Вера! – выпрямился и замер Андрей от неожиданности. - Что вы меня преследуете?! Что вам от меня нужно? Зачем компрометируете меня? – указала она на него пальцем, и сама не поняла, как выговорила последнее слово. - Я же ничего плохого! Нет у меня дурных мыслей… - Вы это другим расскажите! Я замужняя женщина! Не надо меня вот так подстерегать, в столовой меня искать взглядом, пытаться заговорить со мной! Вы же знаете, кто мой муж. Так нельзя! Слухи разные поползут. - Кто его не знает, - удивился Андрей, глядя ей прямо в глаза, они стояли так близко, она чувствовала тепло его разгорячённого тела. - Вера, я поговорить, спросить, но вы убегаете от меня, ото всех. - Я ясно выразилась? Или мне мужу сказать? - Да говори ты кому хочешь! – махнул рукой Андрей и со злости бросил кепку на землю. – Посмотри на неё фифа какая! Уж и поздороваться с ней нельзя. - Андрей, оставьте меня в покое! У меня семья, ребёнок, я люблю мужа. - Да? А он… - Не смейте! - Хватит, из себя строить, прям и заговорить с тобой нельзя. А то ты не знаешь, что он с Маринкой таскается всю жизнь! Всё село знает, одна ты святая, - скрежетал зубами Андрей, не привык он получать отказы от девушек, слишком хорош. – А он всё речи толкает с трибуны! Тьфу! - сплюнул Андрей в сторону. Вера влепила ему пощёчину. Она вся дрожала от негодования, от услышанного, от одного вида этого наглеца. Как он посмел наговаривать на Ивана? Мягкая, горячая от солнца земля ушла из-под ног. Вера, не обращая внимание на проехавший мимо грузовик, на Андрея, он кричал что-то вслед, она как пьяная шатаясь из стороны в сторону, пошла вдоль дороги. Мозаика сложилась, вот о чём недоговаривала свекровь, Зина. Вот о чём все шушукались, смотрели на неё как на дуру, замолкали при ней. Вот почему Марина так себя вела, а Иван защищал её. - Нет! Это неправда! Нельзя верить глупому мальчишке, он возомнил о себе! Он со зла от зависти, он ненавидит Ивана, - думала Вера. – Господи! Он же сравнил её с Мариной, он же хотел… Андрей сначала ехал за ней несколько минут, молодой, горячий, лупил кулаками по рулю, осознав, что натворил. Потом понял Вера не в себе и говорить с ней без толку. Развернул на месте своего неповоротливого трудягу и поехал вверх по бугру в другую сторону. Всё его дурацкая привычка рубить наотмашь, вот дурак! Он и есть дурака! Может, они и не видятся, не встречаются больше Маринка эта с Иваном. Но слово не воробей. Вера ему безумно нравилась, и как только он старался подойти к ней, подъехать, заговорить, просто заговорить, а она… Смотрела сквозь него, не замечала. Разве она могла любить такого, как Иван? Он же как баба… Похоже, Вера единственная не знала про своего мужа и Марину. Она давно прошла мимо своего огорода, в абсолютном беспамятстве забыв обо всём. Мимо проносились трактора, машины, поднимая густую пыль. Где-то в конце села, у последнего или предпоследнего дома она свернула на поляну, густыми зарослями щавеля и репейника прошла вдоль чужого огорода вниз и вышла на широкую незнакомую улицу. Она не ревновала, просто не понимала зачем?! За что он с ней так?! Ужасная пустота образовалась внутри, хоть камни в неё кидай ей не больно. Вера посидела у чужого двора, на чужой скамейке, приводя пса на цепи во дворе в бешенство. Встала и пошла за дочерью в садик, время всего пять часов дня, но решение принято! Домой, немедленно! Прямо сейчас! И пусть мама посмотрит ей в глаза, пусть скажет, что это неправда. Но в глаза ей смотрела Марина, прямо сейчас, улыбаясь, идя навстречу, держа за руку мальчишку лет семи. Она шла легко и непринуждённо размахивая одной рукой, улыбаясь встречным прохожим, здороваясь с каждым, она светилась красотой и здоровьем. Ей всё можно! Ей даже можно влезть в чужую семью и свою с грязью мешать. Каких только мыслей не было в голове у Веры, пока она преодолела несколько десятков метров, что она только не хотела сделать с ней. Но ничего не сделала. Мальчик – старший сын Марины поздоровался с ней, и она онемела в исступлении. - Вера, что с тобой? Ты плохо выглядишь?! – испуганно нахмурилась Марина, глядя на свою новую приятельницу. – Испачкалась вся, поцарапалась. Тебе плохо? – хмурила брови жгучая брюнетка. - Тебя до дома довести, ты шатаешься… - Это сол-нце, - сдавленно произнесла Вера, – всё хорошо, - она прошла мимо, прибавила шаг. Слёзы брызнули у неё из глаз, это надо же так лицемерить. Вера не оборачиваясь почти бегом пошла в садик. Женщины у калиток оглядывались на неё, дед Семён на скамейке скручивал табак- самосад в газету, поздоровался с ней, Вера не ответила. Вот и тучи набежали, ветер поднялся, свежий прохладный, листья на деревьях зашепталась между собой, значит быть грозе! Зря не поверили Нине, она не обманывала

Автор Олег Букач. У деда Алёхи была невестка. Одна. Потому что и сын был, когда-то, один-разъединственный. А «был» потому, что почти год назад на машине разбился. Умер сразу, на месте аварии. Хоронили в закрытом гробу, потому что уснул за рулём и угодил под «КАМаз» - всмятку… Молодой совсем, ещё и тридцати не было. И вот случилось так, нехорошо случилось. Погиб, одним словом, сын-то. Но успел оставить двух внуков – Юрика и Серёжу. Старшему четыре, а младшему два годика. Ага, так вот, значит… Дёд Алёха со своей бабкой Алёной жили у себя в деревне, в доме, который ещё отец Алексея к своей свадьбе поставил. А сын, значит, с семьёй – в областном центре. Аж 100 километров до него было. Во, в какую даль забрался! На похороны сына они со старухой-то вместе ездили. После чего Алёна сильно хворать стала и большее время всё лежала, повязав голову платком и сдвинут его на самое лицо. Алёха подходил к ней, садился на край кровати, брал её загрубевшую от работы на земле руку в свои, ещё более грубые, но словно бы теплевшие, когда он брал в них руку жены. Сидел просто и держал её за руку своими двумя. Потом ещё что-нибудь хорошее для неё сделать хотел, а потому говорил: - Мож, воды тебе принесть, Алёнушка?.. Та чуть шевелила пальцами в его руке, что, как дед Алёха думал, значило, что пить она хочет. Он вставал, шёл к порогу, где стояло ведро с колодезной водой. Черпал её оттуда зелёной эмалированной кружкой с обитой эмалью на дне и нёс старухе. Та едва касалась края кружки губами, снова натягивала платок на лицо и затихала, поджав под себя ноги. Алёха прикрывал её лоскутным одеялом и отходил. Шёл во двор, оглядывал его широким хозяйским взглядом - искал работу для себя. Находил, обязательно ( в деревне да работы чтобы не было!), и начинал что-нибудь делать. К обеду вновь возвращался в избу. Алёна за это время уже какой-нибудь обед немудрящий сделала, а сама опять лежала на кровати всё в той же позе, ровно бы и не вставала даже. Алёха резал хлеб, разливал щи по мискам и кликал жену. Та молча вставала, подходила к столу. Тихо и как-то безучастно ела, потом убирала со стола, мыла посуду и снова ложилась. Он её не понукал, понимал: по сыну тоскует.#ВГостяхУБелки После похорон прошёл уже почти год, а невестка, Наталья, так ни разу с детьми к ним и не приезжала. Сама не звонила, когда же старики набирали на древнем телефоне с диском её городской номер, то, после первого молодого «Да?», узнав голос свёкра, она как-то тускнела, скучнела. На вопросы о том, ну, как там у них дома? Не болеют ли дети? Приедут или нет к старикам погостить? – отвечала односложно, отрывисто и при первой же возможности прервать разговор быстро прощалась и клала трубку. А вчера вечером дед Алёха решил, что самому в город ехать надо, чтобы внуков повидать. Взял бы с собой и Алёну, да боялся, что слабая она совсем стала, не доедет. Когда он сообщил жене о своём решении, она даже как-то духом воспряла, улыбнулась ему и начала обсуждать со стариком, что он в город повезёт как деревенские гостинцы. О ней просила мужа не думать: что ж она, совсем, что ли, инвалид. И энергично заползала по избе, готовя мужа в дорогу. Сам старик сходил к соседям своим Прохоровым, что жили по левую руку от их двора, просил, чтобы они за Алёной приглядывали и в случае чего не отказали в помощи. Колька Прохоров заверил, что всё будет в порядке и ещё вот чего сделал. Дал деду Алёхе и бабке Алёне два старых мобильных телефона, в каждом из которых был поставлен вызов только на один номер: друг на друга. Показал, как ими пользоваться. Взял у старика 500 рублей (!) и оплатил связь. Телефоны загудели. Дорого, конечно, но дело того стоило – они так с женой вместе решили, когда дед Алёха позвонил, для пробы, ей со двора в хату. Утром вышел с двумя сумками и рюкзаком за плечами во двор дед Алёха и пошёл в сторону станции. А чё там идти-то? Всего два с половиной километра! У калитки оглянулся на дом родимый и увидел в окошечке Алёну свою, она ему рукой махала. Он едва кивнул головой и двинулся, значит, в город, к внукам. Дорога нормальная, длинная только очень. К вечеру добрался. #ВГостяхУБелки Ровно в шесть часов жал кнопку звонка в сыновой квартире. Там долго не открывали: ходили, шептались, кажется, наконец, захрустел замок и дверь распахнулась. На пороге стояла хмельная Наталья в застиранном халате, расползавшемся у неё на груди. Засаленные волосы прилипли к вспотевшему лбу. Вмиг дед Алёха всё понял, оценил ситуацию и, не здороваясь даже, шагнул в квартиру. Прямо из прихожей заглянул на кухню. Там, уронив голову на заваленный окурками и остатками какой-то еды стол, спал щуплый мужичонка в грязном пиджаке, надетом прямо на голое тело. О ноги его тёрлась тощая трёхцветная кошка, жалобным мяуканьем клянчившая хоть какую-то еду. Когда в дверях появился дед Алёха, она подняла на него свои медовые глаза и, задрав хвост, направилась к старику. Наталья, ничего не понимающая, молча, как больная корова, следовала за свёкром. Старик, тоже молча, пошёл в комнату, где внуков увидел сразу же. Они спали, оба, рядом с диваном на половике. Старший, Юрик, обнимал брата и прижимал его к себе. А маленький Серёжик, зажав руки в кулачки, сопел ровно и спокойно, как может сопеть совсем ещё маленький человек, когда он даже не знает, насколько несчастлив. На продавленном диване места для них не было, потому что весь он был завален какими-то коробками и старой одеждой. И тут в кармане у деда Алёхи зазвонил телефон. Кто звонит, думать ему было не нужно. Он нажал кнопку и, стараясь говорить спокойно, чтобы не испугать старуху, ответил: - Эт я, Алён, здравствуй… - Ты добрался, Алёшенька? Как там дети, Наташенька как? – донеслось с другого конца провода. - Нормально всё, Алёнушка,- ответил, сразу же успокоившись от голоса жены, старик. – Мы вот в дорогу с детьми собираемся. Заберу их в деревню, на свежий воздух. А? Что ты спрашиваешь? Да, Наталья согласна… Старик скосил глаза на стоящую рядом с низко опущенной головой невестку, а потом добавил, обращаясь снова к жене: - Во! Мы тебе ещё и кошку городскую привезём. Ей тоже деревенский воздух полезен будет. Так что завтра с утра жди нас целой командой, Алёнушка… А? Наталья, говоришь?.. Она потом приедет… если захочет… https://dzen.ru/id/5db5679be4fff000ad3e77ac

Автор Милана Лебедьева. Галина минут сорок стояла у витрины антикварной лавки. Женщина рассматривала разные вещицы, и никак не могла сделать выбор. — Вам помочь? — улыбнулся приятный старичок. — Даже не знаю… Думаю, мне уже никто не поможет! — тяжело вздохнула покупательница. — Понимаете, завтра у меня знакомство со сватами. Они очень богатые люди, а сваха известная художница и любительница антиквариата. Я так волнуюсь! — Почему? Такое замечательное событие. Я помогу вам выбрать хороший подарок! — успокаивал женщину седовласый старик. — Вы не понимаете! Мой муж работает всю жизнь электриком, я мастером в ЖЭКе. О чем нам говорить с художницей и бизнесменом? — Ничего страшного в этом нет! Проще всего найти общий язык с художником. Попросите сваху показать картины, а дальше, просто восхищайтесь ее творчеством. Уверен, вы сразу подружитесь! — засмеялся мужчина. Хозяин антикварной лавки помог Галине и с выбором подарка. Мужчина посоветовал приобрести замечательную шкатулку из бронзы и фарфора, с ручной росписью. Женщина купила недешевую вещицу, и поблагодарила старика за помощь. По дороге домой Галина купила себе новое платье и туфли. Женщина очень волновалась перед завтрашней встречей. С одной стороны, она радовалась, что у сына будет большое будущее. Ведь отец невесты пообещал взять Рому к себе на фирму, и сделать своим замом. А с другой стороны, понимала, что они совсем разные люди.#ВГостяхУБелки — Сынок, ты обедал? — спросила Галина, придя домой. — Мне некогда, мамуль. Много работы накопилось, — произнес Ромка, не отрываясь от компьютера. — У тебя всегда много работы! Я уже полгода прошу тебя найти в «одноклассниках» мою подругу детства, а тебе все некогда! — упрекнула Галина. — Мать, ты требуешь практически невозможного. Знаешь, сколько Людмил Ивановых в соцсетях? Нужно несколько месяцев проверять все профили, к тому же, половина из них без фото… Как предлагаешь найти твою Людочку? — усмехнулся парень. — Да ну тебя! — махнула рукой мать. — У тебя всегда все сложно! Мы так хорошо дружили с ней в детстве: сидели за одной партой, делились самым сокровенным. Была бы она сейчас рядом, обязательно поддержала меня в такой не простой ситуации… — Мама! Я тысячу раз объяснял, родители Катюши очень простые люди! Не нужно боятся встречи с ними. — Конечно, у нас же все простые люди живут во дворцах и имеют собственные галереи! — сказала с сарказмом Галя. — Не буду с тобой спорить. Завтра сама во всем убедишься. — Да. Если не грохнусь в обморок раньше времени… Рома тяжело вздохнул, и продолжил работу. Он знал, что если мать что-то втемяшит себе в голову, то спорить бесполезно. На следующий день, Галя с самого утра побежала в парикмахерскую. Сделав сногсшибательную прическу и одев новое платье, женщина почувствовала себя немного уверенней. Но, вся ее уверенность вскоре улетучилась. — Боже мой! Какие владения! Рома, у наших сватов даже конюшня есть и площадка для гольфа? — испугано поинтересовалась женщина. — Мать! Прекращай! Я тысячу раз повторил, что они обычные, простые и добродушные люди! — разозлился парень. — И правда, Галя, заканчивай! Познакомимся сейчас, а там видно будет. Если бы они были заносчивы, то не позволили бы дочери выйти замуж за сына электрика, — произнес Николай. — У них наверное и прислуга есть? — стояла на своем женщина. — Конечно есть! Но не прислуга, а помощник по дому. Посуди сама, как один человек может справится, с таким большим хозяйством и домом? — ответил Роман. — Ну да, ну да… — с иронией ответила мать. Машина остановилась у больших ворот. Встречать сватов вышел сам хозяин дома. — Здравствуйте! Меня зовут Борис. Как доехали? Очень рад нашему знакомству! Боря по-панибратски обнял будущих сватов и повел в дом. Галина с Николаем, первый раз видела такую роскошь и великолепие. — А где же хозяйка дома? — спросил Николай, держа в руках огромную корзину роз. — Сейчас придет. У нее пироги горят, побежала на кухню. Да вы присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. Ведь не чужие люди, сваты как никак! — улыбнулся Борис. «Надо же, такая важная дама, и сама пироги печет!» — подумала Галя. — Добрый день! — Галина услышала мелодичный, до боли знакомый голос. Оглянувшись, женщина увидела хозяйку дома, и чуть не лишилась чувств. Перед ней стояла подруга детства. — Людочка! Это ты?! — радостно воскликнула Галя, и бросилась в объятия подруги. — Галина! Родная моя! Я же тебя много лет уже ищу! — произнесла Людмила, заплакала от счастья. Женщины смеялись и плакали от радости, никого не замечая вокруг. Их мужья и дети смотрели с удивлением на двух женщин, которые на первый взгляд казались совершенно разными. Худенькая, в простеньком сарафане хозяйка дома, и статная, в красивом наряде и с изумительной прической гостья. — Галя, ты такая элегантная и красивая. Не то, что я. Совсем нет времени на себя, — улыбнулась Люда. — Ой! Это же я к тебе на встречу вырядилась. Знала бы ты Людочка, сколько я нервов своих потратила. Как же я боялась нашей встречи! — Милые дамы, мы конечно очень рады встрече давних подруг, но шашлык стынет, а мы очень голодные! — произнес Борис. — И правда, пойдемте к столу! — пригласила Люда.#ВГостяхУБелки — Видишь мама, я все-таки нашел твою Людочку, — засмеялся Рома. — А ты ехать сюда боялась! Я же говорил, ваши сваты очень простые и добрые люди! — Ты прав сынок! О такой свахе, я даже мечтать не смела! — засмеялась Галина. Катя подошла к Роме, и обняла парня: — Замечательно! Я так боялась своей свекрови. Знаешь, я всю жизнь слушала мамины рассказы о подруге Галочке. Складывается впечатление, что я очень хорошо знаю твою маму. — Аналогичная ситуация! — засмеялся Ромка... https://dzen.ru/a/ZUDL7CMvy2h6zSKs

Глупый человек пытается втянуть вас в спор. Автор : Анна Кирьянова После спора, в котором вы вряд ли победите, вы долго будете чувствовать раздражение и досаду. А потом придёт упадок сил, словно вы не говорили или писали, а дрова рубили или мешки таскали. Начнётся угнетенное состояние… Немного похоже на похмелье, извините. Или как будто вы на карусели в детстве перекружились, на качелях перекачались. Как-то тошно на душе. Ну, или как будто вас ударили по голове. Отчего это? Это оттого, что глупый человек говорил глупости. Алогичные, лишённые здравого смысла высказывания говорил или писал. А ваш мозг затрачивал громадные усилия, чтобы хаос упорядочить и отыскать смысл в бессмыслице. Нейроны мозга проделывали гигантскую работу, чтобы «перевести» слова неумного человека на человеческий язык. Это огромная и бесполезная работа. И при каждом новом «аргументе» вы получали маленькую контузию, как в мультфильме, когда звездочки кружатся вокруг головы… Мозг довольно хрупкая вещь, как высокотехнологичный компьютер. Его легко «сломать» или заставить «зависнуть». Есть такой способ мгновенно ввести человека в гипноз: надо подойти и сказать убедительным тоном бессмыслицу. Энергично и внятно. Например: «почему это в левом ухе пришит снеговик из мяса?». Или: «надо понимать, что курицы рассветом владеют!». Это глупости, бессмыслица, но высказано это твёрдо и повелительно. Уверенно. А вы заметили, что неумные люди очень уверенно говорят! И мозг «зависает» на несколько секунд. Он пытается обработать информацию и извлечь из неё смысл, чтобы отреагировать. Но никакого смысла нет! И вот в эти моменты человеку можно внушить что угодно: он совершенно беззащитен. «Сейчас вы упадёте!», - и происходит падение. Этим трюком частенько пользуются «уличные гипнотизеры». А вы потом и не вспомните ту фразу, которая ввела вас в транс. Потому что этот набор слов не может запечатлеться в сознании, его трудно запомнить. То же самое происходит в споре с глупцом. На ваше суждение глупец отвечает примерно таким же бессмысленным набором слов, а вы пытаетесь найти логику и смысл. И «зависаете», а потом приходите в себя, потеряв нить мыслей. Снова что-то утверждаете и снова получаете «удар по мозгам». Вроде контузии. Можно только представить, что испытывает ваш бедный мозг. А мышцы в это время напрягаются, сжимаются… И к концу «дискуссии» вы чувствуете себя совершенно вымотанным и отравленным - это «гормоны стресса» постарались… И несколько часов вы будете приходить в себя. Пройдёт время, прежде чем восстановится логика, здравый смысл и нормальное настроение… Так что без крайней необходимости не надо дискутировать с неумным человеком. Вы его все равно не переубедите, а себе навредите очень сильно. И на какое-то время ваш собственный интеллект снизится… Без обид и гнева лучше прервать спор и поберечь своё здоровье. Если нравится вести дискуссии - лучше вести их с равными по интеллекту людьми. А на мой взгляд, лучше вообще от споров воздержаться, если речь не о святынях и не о личной чести. Но обычно умные люди по таким вопросам согласны друг с другом… *** Источник : сообщество автора в вк ⤵️ https://vk.com/club58603823 ЭССЕ АННЫ КИРЬЯНОВОЙ ПУБЛИКУЮТСЯ В ГРУППЕ " В гостях у белки " С РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА. Распространение ( копирование) в другие группы, без согласия автора, запрещено🚫.

Я назову его Дима Автор Мария Скиба Тихоновы, Дима и Ульяна, жили неплохо. Дима работал прорабом на стройке, Ульяна зубным врачом в частной клинике. Городок у них маленький, ее многие знали. К внимательной, аккуратной Ульяне на прием было трудно записаться, все к ней хотели попасть. Особенно детей своих привести. Стоило Ульяне посмотреть на ребенка своими добрыми зелеными глазами, сказать мягким голосом: "Я не сделаю тебе больно" и малыш ей верил и больше не боялся. Ульяна очень любила детей и мечтала о своем малыше. Почти сразу после свадьбы, она забеременела. Очень обрадовалась, но Дима тогда твердо заявил, что пока не до ребенка. Квартиры своей не было, с работой проблемы, Ульяна тоже тогда еще доучивалась в колледже. Пришлось ей сделать аборт. Тяжело она его перенесла, ревела целую неделю, на детей чужих смотреть не могла, спала плохо, все кошмары ей снились. Будто грудного ребенка кто-то у нее из рук грубо вырывает и... но она никогда дальше сон не видела, просыпалась в слезах. Ульяна старалась убедить себя, что Дима был прав, и им было бы тяжело с ребенком, но у нее это плохо получалось. Прошло несколько лет. Они купили квартиру, машину, можно бы уже и ребенка завести, а нет, теперь не получается Ульяне забеременеть. Она уже и к врачам обращалась, а они только руками развели. Сказали, что она в порядке, и проблема, скорее всего, психологическая. Что-то мешает ей зачать ребенка, а что, только она знает. Ульяна не знала и очень переживала. Дима ее был очень серьезным и совсем неласковым. Хотя, может, поэтому Ульяна и вышла за него замуж. Она была младше мужа на восемь лет. Тихая, робкая, ей польстило внимание взрослого самостоятельного мужчины, который обещал ей свою защиту и уверенность в будущем. И поклялся никогда не поднимать на нее руки. Отец Ульяны частенько выпивал, под хмелем запросто мог жене затрещину дать. А за компанию и троим сыновьям. Только Ульянку, младшую и единственную дочку, он никогда не трогал, но она все равно его выпившего очень боялась. Поэтому то, что Дима совсем не пил и обещал не бить жену, стало решающим аргументом в решении выйти за него замуж. Почему-то о любви она тогда даже не задумалась, была уверена, что любовь как-то сама потом приложится. Но, прожив столько лет вместе, Ульяна с грустью понимала, что чувствует к мужу только привычку. И еще обиду, за нерожденного ребенка. #ВГостяхУБелки Она не рассказывала Диме о том, что ей сказали в больнице, а он и не спрашивал. Он вообще не говорил о ребенке, словно ему он совсем не нужен. Ульяна видела, как между ними растет пустота, холодная и пугающая. И стала задумываться о разводе. В марте она заболела, банальной простудой, но на работу выйти не смогла. Дима утром налил ей чаю с малиной, поставил перед ней лекарства и ушел на работу. Ульяна пролежала до обеда, температура спала, и ей жутко захотелось встать. Она походила по квартире, придумывая, чем бы заняться в этот незапланированный выходной, и вспомнила о старом фотоальбоме, который уже очень давно хотела подклеить. Ульяна взяла стул и заглянула на верхнюю полку шкафа, потянула альбом на себя и вдруг на нее упала небольшая брошюрка, которую она раньше никогда не видела. Это была книжка о житие Матроны Московской. Ульяна заинтересовалась, раскрыла ее и начала читать. Когда она дошла до середины, вдруг между страницами увидела листок бумаги, на котором, рукой Димы было написано: «Матронушка, помоги нам родить ребенка, пожалуйста». Ульяна замерла, неужели Дима тоже переживает? Неужели он, который ни во что не верит, смог написать такую записку? Может Дима не такой и черствый, каким старается казаться? С книжкой в руках Ульяна присела на кресло и стала вспоминать: когда она делает дома уборку, он всегда ей помогает, но молча, не спрашивая, просто выбирая самое сложное: ковер выхлопать или отремонтировать что-то. Если они едут на рынок, он никогда не позволяет ей нести тяжелое, и всегда покупает ее любимые сладости, он хорошо знает, что она любит. Если они идут под зонтом в дождливую погоду, он всегда зонтик держит над ней, а сам может идти мокрый… Да много чего вспомнила Ульяна такого, что за все восемь лет, прожитых вместе не замечала. И так ей стало грустно и в то же время тепло на душе, что просто до жути захотелось услышать голос мужа. Она взяла телефон, но не успела набрать номер, как тот зазвонил. Это был Дима: - Привет, как ты? – он говорил как всегда, сухо, но заботливо. - Димка, мне плохо, можешь приехать? - Плохо? – он испугался, - Потерпи, я сейчас! Ульяна выключила телефон и счастливо улыбнулась… Через месяц увидела она странный сон, словно чьи-то теплые, мягкие руки подают ей новорожденного младенца. Ульяна бережно берет его и прикладывает к своей груди. Она чувствует, как ее наполняет счастье и радость, она начинает задыхаться и просыпается… от ласкового поцелуя мужа. - Я назову его Дима, - прошептала Ульяна и в глазах Димы появились слезы. Он смущенно спрятал лицо в ее волосах и, наконец, сказал: - Прости меня, любимая. Когда Ульяна пришла вставать на учет по беременности, доктор, обследовавший ее ранее, широко улыбнулся и спросил: - Вижу, Вы нашли причину? - Я нашла любовь, - ответила ему Ульяна, - Я и не знала, что так сильно люблю своего мужа... *** Новые рассказы автора можно найти в группе " Истории Марии Скибы " по ссылке https://ok.ru/group/58283577049274

Васька Автор : Людмила Лаврова  - Светка, ты с ума сошла! Комендант тебя со свету сживет за это! - Мань, а куда я его? Выбросить, что ли? Жалко же! Живой! - Он-то живой, а вот насчет тебя я буду совсем не уверена, если ты его оставишь. - Манечка, хорошая моя, ну что ты в самом деле?! Это же не тигр какой, а всего лишь котенок. Пусть поживет немножко, а? - Да что ты меня уговариваешь? – Маша засмеялась и погладила по крошечной головешке рыжего нежданного квартиранта. – Думаешь, мне не жалко? Где ты нашла заморыша этого? Худющий-то какой! И больной, наверное, вон голову и не держит совсем. Сокровище! - Выходим! – Света, сдернув с вешалки длинный шарф, связанный Машей, закутала в него найденыша. – Со смены вышла сегодня, иду через парк. А он на дорожке валяется. То ли из кустов выполз, то ли прямо там его кто бросил. Уже снегом всего замело. Я бы и не заметила его, если бы не рыжий был. Подняла, а он холодный совсем. Мне даже показалось, что все уже, не дышит. А потом поняла - нет, живой. Я его схватила и бежать. Всю дорогу до общаги бегом. – Света прыснула, наливая молоко в эмалированную кружку, чтобы погреть. – Вера Ивановна на меня так посмотрела, когда я мимо пронеслась. Аж рот открыла. - Тогда точно жди с визитом. Ох, Светка, нагреет она тебе! Помнишь, как она Лидочку ругала, когда та кошку принесла? Чуть не выселила. Порядка, говорит, не хватает! И нельзя в общежитие с животными. - Машенька, но ты же не выдашь? – Света с тревогой обернулась в дверях. – Если без меня придет – спрячь его. Я только молочка ему погрею и сразу назад. - Иди уже! – Маша сгребла со стола шарф с котенком и вытряхнула из своей корзинки вязание. – Ничего не видела, ничего не знаю, ничего не скажу! – пропела она и, прикрыв крышку корзинки, подмигнула Свете. – Иди! Не бойся! Света ушла, а Маша заглянула в корзинку и покачала головой: - Вот уж счастье привалило! Рыжее-бесстыжее… Дыши, заморыш! Светка девка добрая, если с тобой что случится, реветь будет долго. А мне оно надо? Котенок молчал. Дышал он еле-еле, лежа с закрытыми глазами, и на Машины слова никак не отреагировал. Комната постепенно погружалась в темноту. Вечерние сумерки вступали в свои права, но Маше не хотелось зажигать свет. Она любила это время. Весь вечер впереди. То ли дело, когда во вторую работаешь – домой пришел и сразу спать пора. А так – хорошо! И почитать можно, и со Светкой поболтать. Расспросить, как дела у нее с Михаилом. Маша вздохнула. Хорошо ей! И парень есть, и замуж позвал. А у нее, Маши, никого. Да и кому она нужна – дылда? Светка вон – миниатюрная как куколка. Глаза русалочьи, косы ниже пояса. Красавица! А она, Маша? Богатырша! Так ее бабушка называла, глядя, как рослая внучка одним щелчком восстанавливает справедливость среди своих троих братцев. Мальчишки были помладше и задиры страшные. Сейчас стали совсем взрослые. Старший из них уже и жениться успел. Хорошую девушку за себя взял. Только-только Маша на свадьбу ездила в родное село. А она, Маша, все одна. И никого даже близко нет на горизонте. Слишком уж она видная для ребят в городе. И ростом, и статью природа не обидела, да только где же такого богатыря найдешь, чтобы рядом встал и не стыдно было? Может и правильно, что бабушка ее домой зовет? Но, что ей там делать? Парней в поселке не осталось почти. Да и работы там толком нет. Только ферма. А зря она училась, что ли? Ее здесь, на фабрике, ценят, уважают. Путевку вон дали, когда в отпуск собралась. Маша тряхнула головой, гоня грустные мысли. Подумаешь, замуж! Успеет еще! Не может быть такого, чтобы не нашелся никто! Светка вернулась в комнату и принялась искать пипетку, чтобы накормить котенка. Из блюдца пить он не смог. Глупо тыкался мордочкой, но сил лакать у него, видно, не было. Глядя, как Света, чуть не плача, пытается напоить его, Маша отложила книгу и отобрала у нее рыжее недоразумение: - Дай-ка! Набрав в пипетку молока, она зажала голову котенка пальцами, силком открывая ему рот, и шикнула: - А ну, работай! Не для того она тебя приволокла, чтобы ты тут от голода хвост протянул! Котенок давился, перхал, но начал есть. Кота назвали Васькой. Вера Ивановна не знала почти год, что в комнате девчат живет кто-то кроме них, пока случайно не увидела, как в открытую форточку на первом этаже с улицы махнула рыжая молния с пушистым хвостом. - Это еще что?! Ее крик поставил на уши все общежитие. - Верочка Ивановна, ну, пожалуйста! Вы же и не знали, что у нас кот живет! Он такой умница! Мышей ловит! - Каких таких мышей? Нет у нас мышей! У нас образцово-показательное общежитие! - Ага! – Маша, сложив руки на могучей груди, с прищуром оглядела комендантшу и ногой задвинула за себя вьющегося вокруг Ваську. – И мыши у нас тоже образцово-показательные! Толстенькие такие, откормленные! Васька их рядком укладывает у моей кровати чуть не каждое утро. В следующий раз покажу. А то что ж это, только нам гордиться его охотничьими успехами? Можем еще директора фабрики пригласить. Пусть полюбуется. - Мария! Договоришься ты у меня! – Вера Ивановна сбавила тон и сурово глянула на Светку. – Твоя работа? А замуж выйдешь – куда его? Заберешь? - Не знаю. – Света подхватила на руки кота. – Он меня любит, конечно, но хозяйкой Машу считает почему-то. Скучать же будет… - Тьфу, ты! – Вера Ивановна вдруг рассмеялась, глядя на растерянную Светлану. – Ты про него как про мужика говоришь, прямо. Светка, он – кот! Где кормят, там и ладно. - Не скажите. Я к нему и так и этак, а он все равно к Маше ластится. – Света отдала кота соседке и обняла коменданта за плечи. – Ну так что? Разрешите его оставить? - Ой, лиса! – Вера Ивановна пожала плечами и погрозила пальцем. – Чтобы не видно и не слышно его было! Понятно? А то и меня, и вас попрут отсюда. И правы будут. Свадьбу Светке отгуляли как положено и Маша осталась одна с Василием. Дни почему-то потянулись медленнее, тоскливее. Вера Ивановна не спешила подселять к Маше кого-то еще. Старая общага доживала свои дни. Девчата потихоньку вздыхали, надеясь получить комнату в новом общежитии. Стройка то шла, то останавливалась, но все-таки двигалась. Маша в выходные, вместе с остальными девчонками, ходила туда, чтобы помочь строителям. Бродила по гулким коридорам, пытаясь представить, как будет здесь все, когда стройка закончится. В один из таких дней она и набрела на свою, как она тогда думала, судьбу. Алексей, как и она сама, был приезжим. Последыш, он остался с родителями, чтобы «досмотреть» их. Проводив сначала мать, а потом и отца, перебрался в город. И пусть здесь у него не было ни кола, ни двора, но жизнь пошла не в пример веселее. Девчат вокруг было – не перебрать, но у Алексея были свои планы. Он искал себе жену. Да не просто абы какую, а с приданым. Чтобы квартирка какая-никакая, да помочь было кому. Маша в эти параметры не вписывалась никак. Но, пройти мимо этой красоты, которая глянула на него сверху вниз и проплыла мимо по коридору, Алексей не смог. Его неуклюжие ухаживания Машу поначалу насмешили. - Ой, мамочки! Куда мне такой? Я же его по макушке похлопывать буду. Он ниже меня на голову! А куда это? – хохотала она, рассказывая об Алексее Светке, которая заглянула в гости. - Маша! Да ты чего?! Разве в росте дело? Человек-то он какой? - Не знаю. – Маша серьезнела и опускала глаза. – Не знаю, Светка. Она смотрела, как Света с трудом встает, собираясь домой. Как гладит Ваську, растянувшегося на кровати, обхватив ладонью немаленький уже живот. - Тяжело? – Маша доставала банку с медом, присланную братьями. - Ой, да нет. Знаешь, только странно немного. Словно на вокзале стоишь. Как будто ехать куда-то собралась, где хорошо будет. И вот ты стоишь, поезд ждешь и только и думаешь – скорее бы. – Света принимала мед и, поцеловав подругу, махала на прощание коту. – Пока, Васька. Береги ее! То ли Светкин живот, то ли Машино затянувшееся одиночество, а только скоро Алексей стал частым гостем в маленькой комнате. Василий его невзлюбил сразу. Он шипел, выгибая дугой спину, как только Алексей приходил, а потом заскакивал на подоконник и сидел там, хлеща себя хвостом по бокам, готовый кинуться на гостя в любую минуту. Маша открывала форточку и выгоняла его на улицу, зная, что к ночи кот вернется и будет долго сидеть в сторонке, не давая себя погладить и отказываясь от еды. Что с ним творилось, Маша не понимала. - Ревнует, что ли? – пожимала она плечами на вопросы Веры Ивановны, к которой Васька стал приходить в те вечера, когда Алексей наведывался к Маше. - Может и ревнует. А может и чувствует что. Ты бы, Маша, поосторожнее была с этим твоим. Мало ли. Поматросит и бросит, а как ты потом? - Не надо, Вера Ивановна. Не станет он так поступать. Не верю я, что он такой. - Ох, девка… - Вера вздыхала, но развивать тему переставала. – Смотри! Тебе жить. И Васька, и комендант оказались правы. На утреннее недомогание Маша поначалу и внимания не обратила. Подумаешь! Кефир горчил, да и грибы, которые невестка прислала, тоже постояли в открытой банке. Но, прошла неделя, потом другая, а ничего не ладилось. Маша все время хотела есть и спать. Встретив по дороге с работы Светку, гуляющую с коляской, она нажаловалась подруге и только тогда поняла в чем дело. - Маша! Как же тебя так угораздило?! – Светка схватилась за голову. – Срок-то какой? А ему сказала? Маша стояла совершенно оглушенная новостью. Мысли путались, звеня в голове нежными колокольчиками, а где-то далеко, почти за пределами сознания, она вдруг услышала голос Веры: - Ох, девка… Смотри… И почему-то именно этот, еле слышный голос, разом привел ее в чувство. Качнув головой в ответ на расспросы Светланы, Маша прибавила шаг и поспешила домой. Надо было сказать Алексею. Вольная жизнь закончилась. Нужно было думать о будущем. Только вот, оказалось, что думать об этом самом будущем ей придется в одиночку. - Извини, Маша. Но, никак. Откуда мне знать, что мой это ребенок? Я так не согласен. – Алексей отмахнулся от кота, который кинулся на него и изо всех сил пнул его. – Уйди! Васька вывернувшись, все-таки умудрился вцепиться в ногу Алексею, и крик, который вырвался у мужчины, заставил Машу, неожиданно для самой себя, усмехнуться: - Плюнь его, Васенька! Отравишься еще! Не нужна нам такая пакость в доме. Пусть себе идет. Она долго еще сидела потом, вытянувшись в струнку на стуле и глядя на закрывшуюся за Алексеем дверь. Васька вился вокруг ее ног, пытаясь привлечь внимание, а потом запрыгнул к ней на колени, чего Маша ему обычно не позволяла, и, пристроившись там, долго сидел, тихо мурлыча, пока хозяйка не турнула его. - Погрустили. Будет. Чаю хочу. Горячего. Сына своего Маша записала на себя. Твердо выдержав взгляд девушки, которая заполняла свидетельство о рождении, Маша отрезала: - Нет у него отца. И не было никогда. Мать есть. Этого хватит? Света приготовила приданое ребенку, а Вера Ивановна по знакомым разыскала хорошую коляску и несколько раз ходила к директору фабрики, чтобы выбить Маше комнату получше. Но, стройка опять стояла, и директор лишь разводил руками: - Я бы с радостью, да никак. Поживут пока так, а там – посмотрим. В комнате было холодно, как Маша ни старалась заделать все щели. Поэтому она не гнала от сына кота, который сразу решил почему-то, что этот маленький кричащий комок, принесенный Машей откуда-то, теперь его собственность. Он пристраивался рядом с малышом и тот замолкал, чувствуя под боком тепло рыжей своей няньки. Маша, глядя на эту странную кошачью любовь, только посмеивалась и выдавала коту что-нибудь вкусное, хотя с этим и было сложно. Денег не хватало и, если бы не помощь братьев, Маша совсем бы растерялась. Алексей пропал, уехав куда-то из города, да и видеть его Маша не хотела. Помощи все равно не будет, а душу травить - незачем. Она вычеркнула его из памяти, оставив себе только самое лучшее, что было у них - сына. Родня заявилась в полном составе, как только Машу с ребенком выписали из роддома. - Щекастый какой! Богатырь просто! Машка, весь в тебя! Маша слушала родных и от облегчения готова была расплакаться, чего за ней не водилось отродясь. Ни словом, ни взглядом, никто из них не попрекнул ее. Наоборот, жена старшего брата, приобняв ее на кухне, тихонько шепнула на ухо: - Ну и правильно, что родила! Теперь не одна будешь. А хороший человек найдется, Машуня, даже не думай. Не все такие подлецы. И за сына не волнуйся. Поможем, чем можем. Вырастим пацана, не сомневайся. Слово свое родня сдержала. Раз в две недели приезжал в город кто-то из братьев, везя Маше с сыном гостинцы. Маша разбирала корзинки и авоськи, а сама тихонько вытирала слезы. Как мало надо человеку все-таки. Просто знать, что ты не один. Что есть те, кто тебя любит и поддержит. А если что случится, не оставит твоего ребенка, а примет, как своего. В такие минуты Маша сердилась на себя за непрошенные слезы, но радовалась, что не одна. Ясли для Вани стали настоящим испытанием. Он часто болел, и Маша разрывалась между работой и домом. Если бы не помощь Веры Ивановны и Светки, она бросила бы все и вернулась в село. Но, понимая, что там придется жить в одном доме с семьей старшего брата, Маша оттягивала этот момент как могла. Стеснять их ей не хотелось. Сидя возле кроватки сына, который спал, разметавшись от жара, Маша невольно вспоминала свою несостоявшуюся «любовь» и думала о том, что, наверное, не всем везет встретить хорошего человека. Такого, который стал бы опорой и поддержкой. Сейчас она уже очень хорошо понимала, чего именно она хочет от того, кто, возможно, появится когда-нибудь в ее жизни. Ей не нужны были больше ахи-вздохи, сладкие речи и прочая ерунда, на которую так горазд был Алексей. Нужен был тот, кто молча сделает ей чаю, а потом прогонит спать, сказав: - Иди! Я побуду с сыном. А после сводит их в выходные в зоопарк и купит Ванечке воздушный шарик. И похвалит ее борщ и котлеты, а потом приколотит полку, которая уже несколько месяцев лежит в углу комнаты, мешаясь и занимая место. Который будет рядом. Всегда. И все. И вот это будет для нее семья. Такая, как надо. Сон приходил к Маше незваным гостем, прогоняя тревоги и заботы. Она роняла голову на стол, стоящий рядом с кроваткой сына, и спала, неловко согнувшись в три погибели. В одну из таких ночей случилось то, что перевернуло всю Машину жизнь, расставив, наконец, точки и запятые в ее сложном сочинении, которое никак не хотело складываться в хорошую историю со счастливым концом. Ваня болел третий день. Температура никак не хотела падать и Маша уже сбилась с ног, пытаясь хоть как-то помочь сыну. Врач из детской поликлиники, которая жила в соседнем доме, приходила каждый день без всякого вызова, и, осмотрев ребенка, качала головой: - Пока нечем мне вас порадовать. Все делаете хорошо. Как надо. Подождем! Организм сильный, должен справиться. Маша не спускала с рук сына, который жался к ней, ненадолго засыпая, а потом снова начинал плакать, хватаясь за больное ухо. Вера принесла вечером кастрюльку со свежесваренным бульоном и, обняв Ванечку, прижалась щекой к взмокшему лбу ребенка: - Горячий какой! - Не падает температура. Как не стараюсь. - А может и хорошо? – Вера, погладив Ванечку по ладошкам, сделала ему «сороку». – Раз есть, значит организм борется. Так врач говорят. - Да знаю я. – Маша вздохнула. – Только от этого не легче. Не могу смотреть, как он плачет. Больно же ему, маленькому. - Пройдет! А вот ты, если издергаешься, точно пользы ему от себя не добавишь. Поешьте и ложитесь спать. Утро вечера мудренее. Маша кивнула и принялась готовить компресс сыну, а Вера тихонько вышла из комнаты. Васька, пристроившись рядом с мальчиком в кроватке, дергал хвостом, не давая Ване поймать его. Малыш, наигравшись, улегся рядом с котом и уснул еще до того, как Маша закончила с компрессом. Она покрутилась возле кроватки, раздумывая, будить ли сына, но решила, что не стоит. Тронув ладонью стоявшую на столе кастрюльку, Маша взяла ее, и прикрыв за собой дверь, пошла на кухню, чтобы подогреть бульон. Она стояла у плиты, когда услышала, как что-то упало и разбилось, а потом заплакал Ванечка. Бросив все, она кинулась обратно в комнату. Распахнув дверь, она замерла, окаменев от страха, а потом схватила стоявшую у порога низенькую скамеечку и кинулась на помощь коту. Огромная крыса билась не на жизнь, а на смерть. Васька вился вокруг нее рыжей молнией, но ему уже досталось. Одно ухо было порвано в клочья и располосован был бок. Маша замахнулась было, но тут Васька извернулся, подпрыгнул и схватил-таки крысу за горло. Он вцепился в нее так крепко, что, как Маша не старалась, отцепить его от задушенной уже добычи, ей не удавалось. - Васенька, хороший мой, отпусти! Все уже! Ты справился! Кот как-то совсем по-детски всхлипнул и отпустил крысу, чтобы тут же проковылять к кроватке, где заливался плачем Ванечка. Маша кинулась к сыну и от ужаса задохнулась, увидев, что лежит в кроватке рядом с ребенком. Вторая крыса была меньше размером, но ей показалась огромной. Выхватив Ваню из кроватки, она распахнула дверь и закричала на весь коридор: - Помогите! Через час, закутав сына как можно теплее, она уехала к Вере Ивановне. Та выдала ей ключи от своей квартиры и пообещала присмотреть за котом. - Безобразие какое! Крысы! У нас! Только же травили вроде эту гадость и на тебе! – Вера злилась, потому, что всегда старалась, чтобы в общежитии был порядок, но сделать со старым, разрушающимся зданием, ничего не могла, а бессилие всегда выводило ее из себя. Наведя порядок в комнате Маши, она забрала к себе в дежурку Ваську и принялась обрабатывать ему раны. - Героический ты кот, Василий! Не зря я тебя оставила, ох, не зря! Таких котов еще поискать. Васька лежал, тяжело дыша, и не пытаясь даже вылизываться. Есть он отказался, и Вера нахмурилась, понимая, что это ненормально. Утром, сдав смену, она уехала домой, где рассказала Маше о том, что коту плохо. - Присмотрите за Ваней? – Маша заметалась по комнате, собираясь. – Куда вот его? Где у нас есть врачи для котов? - Правильно, Маша! Мало ли! Ветеринарка есть через квартал от общежития. Спросишь там. Беги! Маша, и правда, почти бежала, спеша к общаге. Васька лежал на коврике у ее кровати, вытянув лапы и еле дыша. - Васенька! Что ты? Сейчас! Потерпи! Я быстро! Она добежала до ветеринарной лечебницы и, отодвинув в сторону выскочившую ей навстречу молоденькую девушку в белом халате, потребовала: - Врача мне! Лучшего! Немедленно! Та, открыв было рот, попыталась возразить, но внимательно глянув на Машу, все-таки кивнула и скрылась за дверью, указав на лавочку вдоль стены: - Посидите пока. Маша держала Василия, ловя каждый его вдох и готова уже была сама пойти на поиски врача, когда дверь открылась и, слегка пригнувшись в проеме, чтобы не зацепить его головой, в комнату вошел настоящий великан. - Что тут у вас? – глубокий бас так поразил Машу, что она не сразу ответила. Спохватившись, в ответ на укоризненный взгляд врача, она протянула ему Ваську: - Вот… - Это кто же его так? – легко, словно пушинку, перехватив у нее из рук кота, врач покрутил его, разглядывая раны. - Крысы. - На помойного не похож, вроде. Вон, какой холеный. - Это мой кот. - А где же он крыс нашел? На улицу выпускаете что ли? - Нет, в комнате. - Чудеса. - Вы долго еще расспрашивать меня будете? Ему же плохо! – Маша вдруг взорвалась, крича сквозь злые слезы. Васька лежал на руках врача такой жалкий, беспомощный, что у нее перехватило дыхание. - Он сына мне спас! Сделайте что-нибудь! Помогите ему! - А вот кричать необязательно. Разрешите представиться. Сергеем меня зовут. А вас как? - Маша! - Вот и хорошо! Познакомились! На будущее – не люблю, когда кричат. Лучше спокойно разговаривать. Врач покачал головой и, неожиданно улыбнулся: – Поможем вашему спасителю! Не волнуйтесь! А несколько лет спустя большой рыжий кот тихо войдет в детскую, обойдет ее по кругу, проверяя каждый угол, и запрыгнет в кроватку, стоящую рядом с диваном, на котором будет спать Ваня. Маленькая Аленка, почувствовав рядом теплый пушистый бок, повернется во сне и запустит пальчики в густую шерсть. Васька замурлычет, напевая ей о чем-то своем, кошачьем, и девочка уснет крепче, уже не слыша, как войдут в комнату, вслед за котом, родители. Маша поправит одеяло сыну, натянет скинутый во сне носочек дочке, и прижмется к плечу мужа: - Хороша нянька, а, Сережа? - Да куда уж лучше. – Сергей почешет за, когда-то им же прооперированным, ухом рыжего. - Не зря ты на меня тогда так накричала. И не зря я над ним трое суток колдовал. Такие коты на вес золота. - Он и так золотой. Видишь, аж светится. Васька ткнется носом в протянутую Машей ладонь, в потом вытянется рядом с Аленкой, обняв ее лапой. Маша выключит ночник, поманит за собой мужа, и тихонько прикроет дверь в детскую. Ее дети никогда не боялись темноты, ведь рядом всегда, сколько они себя помнили, был Васька. А рядом с ним бояться было нечего. © Copyright: Людмила Леонидовна Лаврова, 2022 Свидетельство о публикации №222092800977  *** Новые рассказы автора можно найти на канале "Lara's Stories"⤵️ https://dzen.ru/lara_stories *** РАССКАЗЫ ЛЮДМИЛЫ ЛАВРОВОЙ ПУБЛИКУЮТСЯ В ГРУППЕ " В гостях у белки " С РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА. Распространение ( копирование) в другие группы, без согласия автора, запрещено🚫.

Снегурочка Автор : Вера С Известие о гибели сына пришло с опозданием. Впрочем, как и все те редкие новости, которые он иногда посылал родителям. На момент приезда Федора Викторовича и Клавдии Наумовны, мужчина был уже похоронен рядом со своей женой Кариной, с которой и погиб вместе в ДТП. - Девчонку-то заберете? - необъятных размеров тетка Карины, которая и сообщила прискорбную новость, откуда-то из-за спины выволокла маленькую белесую девчушку. - Мне она без надобности. У меня у самой целый выводок. Была бы еще по крови наша, а то... Не пойми чья! Каринка нагуляла ее где-то. Армянин бы на ней ни за что не женился, а вашего вот угораздило! Тетка выжидающе уставилась на супружескую пару. Клавдия стояла, поджав губы. Девчушка и правда выделялась среди их. Белоснежные волосы заплетенные в жиденькую косичку, белые брови и ресницы, прозрачная бледная кожа и неожиданно яркие голубые глаза. "Альбиноска! - подумала Клавдия с неприязнью. - И чем думал мой сыночек, когда армянскую девку с этим недоразумением в жены брал?" Она уже хотела сказать толстой армянке, что им девчонка тоже не нужна, как Федор, до этого молчавший, произнес не терпящим возражения тоном: - Конечно заберем! Зачем ребенку по детским домам мыкаться? Чай не бедные - вырастим не хуже других! - и, бросив на Клавдию строгий взгляд, взял девчушку за руку и повел к машине. Женщина, наскоро попрощавшись, пошла за мужем. - Зовут-то тебя как, снегурочка? - ласково обратился Федор к девочке. - Катя, - голос ребенка был как колокольчик. - А меня Федор Викторович, но можешь звать меня просто дед. А это Клавдия Наумовна, жена моя, - Федор вопросительно посмотрел на супругу, но та только поджала губы. Со временем Клавдия смирилась с присутствием в доме нового члена семьи, но полюбить девочку так и не смогла. Чувствуя ее неприязнь, Катя тоже не тянулась к женщине, хоть и беспрекословно выполняла все, что та ей велела делать по хозяйству. Сам же Федор, наоборот, полюбил девчушку и каждую свободную минутку старался проводить с ней. Летом водил в лес и на рыбалку, зимой вместе строили горку и чистили снег во дворе. Не было ни дня, чтобы Федор не принес своей снегурочке гостинец. Девочка отвечала ему взаимностью: встречала с работы, помогала снять тяжелые сапоги, разминала уставшие плечи после тяжелого трудового дня и всегда была готова на все ради любимого деда. Беда пришла как всегда неожиданно. Неосторожный фискарист при разгрузке уронил на Федора бревно. Никогда не болевший никакой простудой мужчина оказался на больничной койке. Клавдия с Катей не отходили от его постели. Неожиданное горе сблизило их. Через несколько дней Федора не стало. Клавдия ходила словно тень, не замечая ничего и никого вокруг. Присутствие Катерины снова стало ее раздражать. Девочка это чувствовала и старалась не показываться Клавдии на глаза. Поначалу женщина хотел отдать девочку в интернат, но вовремя сообразила, что одна в пустом доме сойдет с ума и передумала. Хоть какая-то живая, пусть и не желанная, душа рядом будет. Так прошло два месяца. Наступила зима. Пролетели новогодние праздники, которые Клавдия словно не заметила. Она не стала ставить елку и покупать подарки Кате. Не настряпала пирогов, как обычно делала при Федоре. Даже телевизор молчал в новогоднюю ночь. Клавдия думала, что девочка что-нибудь попросит, но та молча легла спать. На крещение женщина решила сходить в церковь, принести святой воды. На улице стоял такой мороз, что даже в валенках мерзли ноги. "И чего я поперлась в такую стужу? - корила себя Клавдия. - Отправила бы Катьку! Она помоложе!" Задумавшись, женщина не заметила ледяную полоску на тропинке и, поскользнувшись, со всей силы грохнулась в сугроб. Приземление получилось мягким, но холодным. Святая вода из вылетевшего из рук бидона вся до капли пролилась на Клавдию. - Да что ж за наказание-то такое? - в отчаянии воскликнула женщина. Злая и мокрая она пришла домой. Прикрикнув на Катерину, ушла к себе в комнату переодеваться. Ночью у Клавдии поднялась температура, а к утру открылся такой кашель, что впору было задохнуться. Кутаясь в одеяла и задыхаясь от кашля, Клавдия попыталась позвать Катерину. Но не тут-то было. Горло выдавало лишь хриплые нечленораздельные звуки. Отчаявшись, Клавдия откинулась на подушки. Девчонка не поможет ей, памятуя о ее неприязни. Клавдия слышала, как Катерина ходила по дому. Вот хлопнула входная дверь и все стихло. "Гулять убежала! - решила женщина. - Ей нет никакого дела до меня. Как и мне до нее все это время не было!" Входная дверь снова хлопнула. Вскоре женщина услышала как загудела печка и засвистел чайник. Дверь в ее комнату открылась и вошла Катерина с чашкой в руках. - Клавдия Наумовна, я тут чай вам сделала, на травках, попейте. А я пока за фельдшером сбегаю! - она поставила на тумбочку дымящуюся чашку и, поправив подушки, вышла. Клавдия сделала большой глоток. По телу разлилось тепло. Вскоре дверь в комнату снова открылась и в сопровождении Катерины вошла сельский фельдшер. - Что ж ты так неаккуратно-то, Наумовна? - покачала фельдшер головой. - Я тебе лекарство вот выписываю. Катерина, сходи до аптеки. Деньги-то есть? Клавдия кивнула, указывая рукой на тумбочку. Последующие дни Клавдия помнила с трудом. Время от времени перед ней возникало лицо Катерины, которая поила ее чем-то горьким, клала на лоб мокрое полотенце, меняла одежду. Время от времени ей чудились посторонние голоса и холод металла на груди. Клавдия очнулась от яркого солнца. В теле была такая легкость, что хотелось вскочить и запрыгать как в детстве. Дома стояла тишина, лишь из печки доносился треск поленьев. Рядом, на тумбочке, стояла чашка с остывшим чаем и ванночка с полотенцем. Почувствовав тяжесть на ногах, Клавдия перевела взгляд. У кровати сидела Катерина, положив голову ей на ноги и, по всей видимости, спала. Аккуратно, чтобы не потревожить девочку, Клавдия встала и пошла на кухню. Там она быстро замесила тесто и начала печь блины. - Клавдия Наумовна! Ну зачем вы встали? - в кухне стояла встревоженная Катерина. - Затем, что я полностью выздоровела и хочу отблагодарить тебя за заботу! - Но... - Никаких но! Давай садись! Будем чай пить! - весело перебила Клавдия, ставя на стол тарелку с горкой румяных блинов. Катерина послушно села. - Ты прости меня, Катюша! За все прости! Дура я старая! Такое сокровище возле себя не разглядела! - Ну что вы, Клавдия Наумовна, - улыбнулась девочка. - Если я еще достойна, можешь звать меня бабушкой, - Клавдия положила свою руку на руку девочке, - ну, а если нет, то я не обижусь.. - Ну что в... ты! Бабушка! Не сдерживая слез, девочка и женщина обнялись. ********** - Бабушка! А давай посадим еще баклажаны! Я ни разу их не ела! - Катерина указала на пакетик с сиреневыми плодами. - Конечно, моя хозяюшка! - улыбнулась Клавдия, обнимая девочку и обращаясь к продавцу. - Нам еще пакетик вот этих семян! - Какая у вас внучка хозяйственная! - заулыбалась продавец. - Вот бабушке радость! - И радость, и счастье! - ответила Клавдия, забирая покупку. - Пойдем, Катюшка! Нам еще обновки к весне покупать! *** Источник : Канал автора ( Дзен) ⤵️ https://dzen.ru/veras РАССКАЗЫ ВЕРЫ С ПУБЛИКУЮТСЯ В ГРУППЕ "В гостях у белки " С РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА. Распространение ( копирование) , без согласия автора, запрещено 🚫