Предыдущая публикация
«В РОССИИ есть один актер – абсолютный гений!
Только фамилию его произнести невозможно», - эти слова Лоуренс Оливье произнес о выдающемся актере, огромном острове, необузданной стихии по фамилии Луспекаев.
Сын армянина и донской казачки получился высоким, красивым, горластым, прямодушным, с горячим нравом и неистребимой склонностью к загулам. Жить разумной, размеренной жизнью он не умел.
Мальчишкой, в родном Луганске, дрался так, что однажды получил раскаленным металлическим прутом в лицо – меньше, чем в сантиметре от глаза.
В 1943-м, в шестнадцать, сбежал к партизанам, однажды в разведке несколько часов неподвижно пролежал на снегу, сильно обморозил ноги, потом в ближнем бою тяжело ранен в руку разрывной пулей, раздробило локтевой сустав. В госпитале его срочно готовят к ампутации руки. Невероятным усилием воли он вытаскивает себя из беспамятства, не дает хирургу до себя дотронуться, пока тот не поклянется обойтись без ампутации. И что же? Руку удалось спасти, Луспекаев возвращается на фронт.
В 19 поступает в Щепку. Однажды профессор Зубов влепил ему четверку и оскорбленный студент поехал скандалить к педагогу на дачу. Пока добрался – наступила ночь, стал стучать кулаком по воротам, перебудил соседей, через час стоял на коленях перед опешившим Зубовым и рвал на груди рубаху: «Отец родной, прости! Ты для меня дороже всех, я за тебя землю есть стану», - и отправил пригоршню чернозема в рот.
БДТ, где он служил, на гастролях в Варшаве. Перед официальным приемом в Министерстве культуры представитель администрации театра умоляет его не пить, не буянить, держать себя в руках! Никаких драк! Не позорь высокое звание советского артиста! Сиди тихо, чтоб тебя никто не заметил! Ты понял?
Он понял.
Вошел на прием в светлом бежевом костюме, в бабочке, красавец-богатырь, с блестящими карими глазами, и все, кто там был, смотрели только на него.
Сидел тихо, но…не долго. После пятого тоста поднялся, рванул рубаху, раскинул руки: О-о-очи че-о-о-рные! О-о-очи стра-а-астные!
Душа его потребовала песни.
Но обещание не драться сдержал.
Вместо него, подрались две польские оперные дивы, вцепились друг в другу в прически, не могли решить, кому из них он подмигнул.
А что он устроил на гастролях в ГДР!
Немецкие актеры пригласили русских в ресторан гостиницы и заказали бутылку шнапса. Луспекаев шепчет Басилашвили, что на такую компанию и одна бутылка! Неси нашу водку из номера. Тот принес. Луспекаев начал говорить тост:
В замечательном городе Берлине, чистом, красивом, где даже в гостиничных номерах – легчайшие пуховые перины…ну и тд и тп…и закончил: Моя бы воля, построил бы вас в ряд, вывел в чисто поле, и из пулемета, из пулемета.
Переводчик пытается спасти ситуацию, но лютый взгляд Луспекаева был красноречивее слов.
Потом, оправдывался: «Ну не могу я слышать их поганую немецкую речь! С самого 43 года не могу. Уж вы меня простите, дорогие мои!»
На съемках «Белого солнца..», эпизод, где пуля рассекла Верещагину бровь, был придуман на съемочной площадке. Он явился с ножевой раной на лице, поссорился с местными в пивнушке, никаким гримом рану не смогли скрыть…
Такой уж это был человек и таких вот историй за его короткую жизнь было немало
В 30 на его ногах началась газовая гангрена, последствия обморожения ног. Надеялись обойтись малой жертвой, но это привело к тому, что резали его частями: сначала ампутация пальцев на одной ноге, через месяц, на другой, потом, одна стопа, затем вторая.
Если бы не министр культуры Фурцева, не встал бы. Она выписала из Франции лекарства и добилась изготовления специальных протезов.
Боли терпел адские, ему выписали обезболивающий наркотик пантопон, около года он жил в полубреду. «Мне противно держать перо и что-то писать, но я должен записать, что в течение суток уколол что-то около 16 кубиков. Я погряз в этой мрази и хочу, чтобы быстрее наступил конец», - пишет он в дневнике и тут же решает бороться.
«Люди! Я боюсь даже верить, но через три часа будет трое суток, как я сделал последний укол. Муки адовы я прошел… Терплю! Через восемь часов будет четверо суток. Вымотало страшно, ничего не ем – ослаб, ужасно устал. … Да, да! Поборол! Самому не верится! Пантопончики – тю-тю! Будь они прокляты».
Он мог всё, даже невозможное.
Безногого, безработного, его звал в Современник Олег Ефремов. «Олежка, дорогой ты мой человек! Ты посмотри на меня внимательно! Да если ТАКОЕ выйдет на твою сцену, весь твой “Современник” рухнет!»…
Евгений Вестник, закадычный друг, рассказывал, как бродил с Луспекаевым по Ленинграду, ночь, ни души, присели на скамеечку около Гостиного двора. Луспекаев с палкой, ее смастерили ему в подарок на съемках «Белого солнца..», спрашивает:
«Палка моя нравится? Я с ней много километров по пустыне прошел. Теперь это мой талисман. Чувствую, если потеряю, ей-богу, не смейся, умру!» Подошла компания молодых людей: Спички есть? Есть. Пожалуйста. Покурили. Шумно подошли, шумно ушли. Хватились. «А палка?», палки не было. В такси Луспекаев тихо плакал.
Его пригласил сниматься Козаков в свой фильм «Вся королевская рать», поселил в гостинице «Минск».
17 апреля в час дня Луспекаев позвонил ему из своего номера, рассказал, что встретил приятелей из Еревана, что ждет завтрашней съемки, страшно соскучился.
Через два часа кто-то пришел на съемочную площадку и сказал, что Луспекаев умер от разрыва сердечной аорты.
Павел Борисович ЛУСПЕКАЕВ
20 апреля 1927-17 апреля 1970
(42 года)
ДЕНЬ ПАМЯТИ
Следующая публикация
Нет комментариев