✨Судьба Человека✨ (истории из жизни)

Одна для тридцати двух... Она старалась не дышать. Тридцать два человека объявили на неё настоящую охоту. Немудрено! Ни одной женщины больше не было острове, и как раз поэтому молодая японка теперь отчаянно скрывалась. Она боялась этих людей, она знала, что они способны на всё. В июне 1950 года Кадзуко не знала, сколько она сможет продержаться.

Сеющий слезами пожнет радостью... Наташа не могла поверить в происходящее с нею. Ее муж, родной, единственный, которого она считала своей поддержкой и опорой, сегодня сказал ей: «Я тебя не люблю».

Престарелая Барби -Папа, ну что ты опять старую белую рубашку надел, у тебя же юбилей, мы тебе поярче купили - розовую, - возмутилась дочь, когда отец вышел из спальни. -Извини, дочь, но я терпеть не могу розовый цвет. -Это с каких таких пор? - не поняла молодая женщина, посмотрев на стену, которую украшал свадебный портрет ее отца и матери. На нем невеста была в нежно-розовом платье... -Я потом тебе как-нибудь расскажу, - посмотрел на часы шестидесятипятилетний мужчина, - пора, а то в ресторан опоздаем.

Сын матери позвонил и попросил, чтобы она взяла к себе на пару дней дочь – десятилетнюю девочку. А бабушка накануне приболела. Поправилась, но настроение было не очень. И казалось, что слабость не прошла. Хотелось сидеть в тихой квартире и думать о хорошем. А тут неожиданный звонок. Невестка в командировке, сын, как он выразился, «зашивается». Любит бабушка внучку, но придется готовить, разговаривать, куда-то сводить. Десять лет – мало, все равно – ребенок, который требует усилия, участия, даже напряжения. И начала плохо думать: «Могла бы от командировки отказаться. Насильно никто не гонит. Сказала бы, что ребенок. Пусть тех отправляют, у кого детей нет». Наверное, нравится невестке в командировки ездить. И ничего удивительного – там свободно, и развлекаться можно. Не надо домашними делами заниматься. И о сыне нехорошо: «Зашивается он! Тоже не хочет с ребенком возиться. Спихнет девчонку мне, а сам вечерами с мужиками в баре сидеть будет. Знаю я, как он зашивается. Никому ребенок не нужен. Только мне, а мне уже не двадцать лет, и устаю, и болела недавно». Придется в магазин идти, продукты купить, потом у плиты стоять и внучку развлекать – ни минуты покоя не будет. Отвратительное настроение у бабушки. Оделась, к сыну пошла. В их квартире душно, окна шторами закрыты, вещи разбросаны. Сына нет, внучка одна. Набросилась на нее бабушка: «Не стыдно? Уже большая – целых десять лет. Окна не можешь открыть? Проветрить не можешь? Почему вещи валяются? Ты же хозяйка, а не маленький ребенок». Надулась девочка – молчит. Не понравились замечания. Заглянула бабушка в холодильник: «Надо же! Поехала в командировку и ничего не приготовила. Есть нечего. Легкомысленная, лишь бы из дома сбежать». И сыном недовольна: умеет же готовить. Почему ничего не сделал? Конечно, девчонке только десять, может, к плите пока не стоит подпускать. Но что-нибудь небольшое можно же сделать? Приказала внучке собираться: «Пойдем ко мне». В голове думы: «Купить фарш на котлеты. А еще овощи взять надо, и что-нибудь к чаю». Прикрикнула: «Что копаешься? Некогда мне»! Вышли, а на улице хорошо – теплый ветерок, пахнет молодой листвой. Почему-то решили сделать небольшой крюк. Вышли на берег реки, а на небе легкие облака, на лебединые перья похожи. И подумала женщина: «Крылья Ангела». Спросила у внучки: «Видишь облака? Что тебе напоминают»? Взглянула девочка, задумалась и сказала: «Крылья Бога». Какое совпадение! Почти одно и то же подумали. И замечание ребенка какое-то взрослое. Ассоциация замечательная. Умеет девочка думать и чувствовать. Приобняла: «Умница! Ты про Бога, а я про Ангела подумала». Пошли домой, взяли фарш и овощи. Идут по улице, бабушка говорит: «Сейчас котлетами займемся. Меня моя мама научила, когда мне тоже десять лет было. Покажу тебе, а ты запомнишь, меня потом вспоминать будешь». На кухне рядышком у стола стояли и болтали. Даже развеселились. После обеда сказала бабушка: «Сделал дело, гуляй смело». Спросила: «Куда пойдем»? Автор Георгий Жаркой

Женщина платье в магазине выбирала. Минут тридцать на это ушло. Наконец, нашла. То, что надо.. Вышла с обновкой, на душе радостно. Дорога лежала мимо дома, в котором подруга живет. Не позвонила, без предупреждения зашла. Бледная подруга, губы сжаты, с трудом говорить может. Видимо, шок какой-то. Заговорила: «Завтра сын из армии приезжает. Было ранение, но легкое. Скрыл, ничего мне не сказал. Надо бы радоваться, а у меня все внутри сжалось. Ранение было, Господи, как страшно». И заплакала тихо-тихо. Продолжила: «Все это время как на иголках жила, места не находила. Работать не могла. Сердцем чувствовала, что с ним что-то случилось. Знаешь, двигаться не могу. В себя прийти надо». Обнялись подруги, так и сидели. Опомнилась: «Знаешь, Таня, постепенно понимание приходит, что все позади. Все страхи и тревоги позади, и бессонные ночи тоже позади. Не жила я, а существовала. Внутри испуг. А вот сейчас как будто что-то отпускает. Легче становится». И нова тихо-тихо заплакала. Надо вывести ее из этого состояния, внимание на другое переключить. И достала Таня платье, показала, тут же надела, кружилась перед подругой. Сняла: «А сейчас ты надень. Хочу со стороны посмотреть. Ну, пожалуйста, что тебе стоит»? И заставила примерить. Платье в пору, очень идет подруге. И было видно, что нравится. Такое сложно скрыть. И вдруг как озарение: «Дарю, носи и радуйся. К лицу тебе, ты обалденно в нем выглядишь». Подруга резко сняла: «Не дури, себе же купила. Нет, дорогая, не возьму, сама носи». Тогда Таня на хитрость пошла: «А в чем сына встречать в аэропорт поедешь? В старье? Платье праздничное, понимаешь? Ты в нем будто светишься. Пусть сын почувствует. Ничего знать не хочу! Забирай. Это подарок, у тебя же праздник? Разве не так»? Подруга немного подумала, снова надела. Стояла перед зеркалом: «Действительно хорошо? Ты уверена»? Какие могут быть сомнения? Все отлично! Снова обнялись. И сказала счастливая мать: «Завтра встречу. Только бы там не расплакаться. Нельзя его волновать. Буду себя в руках держать. Завтра то да сё, а через день милости просим к нам. Застолье хочу устроить. Не в кафе, а чтобы все домашнее было, как мой сынок любит. Приходи, Танюша, с нами нашу радость разделишь». Шла домой счастливая, даже улыбалась. И радостно было, что платье подошло. Оно как бы подчеркивает, что темное ушло, пришло светлое. И представила, как подруга в радостном платье ждет посадки самолета. Объявили, что приземлился. Надо еще немного подождать. От нетерпения даже побледнела. Так надо обнять, чтобы больно не сделать, не побеспокоить. Наверное, рана еще не совсем затянулась. Острожной надо быть. Люди идут, смотрит внимательно, глазами сына ищет. Вот высокий парень, издалека видно, что улыбается. Подойдет мать, положит голову ему на грудь и замрет. Мира нам всем, всем-всем - мира! Да будет так. Текст не для критиканов. Автор Георгий Жаркой

Люська разведёнка Все деревенские бабы как-то сразу возненавидели Люську, которая спустя столько лет вернулась к матери. То ли они чувствовали в ней угрозу для своих мужей, то ли просто она выглядела лучше, чем они. Но ненависть к ней была крепкой и лютой.

КОМПАНЬОНКА Давно дом Барониных не видел столько народу. Жаль, что его хозяин, Савелий Баронин умер, не то порадовался бы, сколько людей приехали его помянуть. Смерть его и собрала родню за одним столом. Вдова, Зинаида, всё суетилась, зорко следила чтобы на столе не кончались блинки да кисель. — Да сядь, ты, Зин, передохни, мы сами управимся! — увещевала её младшая сестра мужа, Антонина, но всё бестолку. — Да оставь ты её, — шепнула соседка, — успеет теперь, небось насидеться, сердешная! Вскоре соседи разошлись по домам, остались только близкие родственники — два сына Зинаиды и Савелия с жёнами и детьми. Теперь Зинаида впала в ступор: сидела и смотрела прямо перед собой. Детей уложили спать на печку, супруга старшего сына, Геннадия, всё пыталась уговорить мужа вернуться домой, в город, а жена младшего, Ивана, спокойно и методично гремела посудой, ополаскивая её в тазике с содой. Братья выпили немало, но держались, и только теперь их, похоже, развезло. Они отправились курить на улицу и говорили громко, так, что матери было слышно каждое слово. — Ну что, Ген, как мы решим вопрос с мамкой-то? Без отца ей теперь трудно будет — возраст. Может, возьмёшь к себе? У тебя квартира побольше моей! — спрашивал Иван. — Да я бы взял, без проблем, но ты же знаешь, что мать в контрах с моей Анькой. Я очень скандалов не люблю! — отвечал старший брат, — лучше вы мамку к себе возьмите, она и за внуками приглядит! — Ген, ты забыл, что у меня двухкомнатная квартира? Как ты себе это представляешь? — сокрушался Иван. Мать слушала, и с горечью вспоминала те времена, когда сыновья дрались за её внимание, ревновали друг к другу. А теперь... но она была на них не в обиде. Прекрасно понимала и старшего, Гену, и младшего Ваню. Братья порешили на том, что полгода мать будет жить у Гены, полгода у Ивана. Покупатель на дом нашёлся ещё на поминках — это был сосед Барониных и дальний родственник их отца, Глеб Баронин. Раньше-то он был наполовину городским, но бизнес его прогорел, потом и жена бросила, и теперь он, разочаровавшись, решил окончательно осесть в деревне. Мать знала, что Глеб Борисович заинтересован в покупке их дома и участка, но не ожидала от детей такой прыти. — Я никуда не поеду! — заявила она утром на вопрос Геннадия, что из вещей она хотела бы взять с собой в город. — Нет, мам, такой возможности нет. Деревенский быт тебе не потянуть. Воду тяжело носить, мам. У тебя давление! Нет, ты уж живи с нами, в городе и медицинское обслуживание, и вообще! И... за детьми приглядишь, мам. Окинула Зинаида взглядом своё пустое жилище, сердце сжала тоска, и она поддалась минутному порыву — согласилась. Свою ошибку она поняла очень скоро. В городской квартире сына было ей тесно и душно. Дети были увлечены своими делами, на кухне главенствовала невестка, которая всё сказанное ей воспринимала в штыки, и Зинаиде только и оставалось, что сидеть на лавочке у подъезда и слушать бесконечные сплетни соседок. Не выдержала она, приехала к Ивану. А у того теснота. — Ваня, а нельзя ли Глебу деньги за дом отдать? Мне идти некуда, не могу я здесь в городе жить, задыхаюсь. — Мам ну ты что? Так дела не делаются! — возразил сын, — к тому же, я слышал, Генка машину новую купил! — Купил, ну и что? — не поняла мать. — А то, что он деньги за дом в неё вложил. И мою половину тоже. — А я? А как же я? — на глаза Зинаиды навернулись слёзы. — Мам, ну мы же тебя не гоним. Жить тебе есть где, в чём проблема-то? — успокаивал её Иван, но не помогло. Зинаида собрала свои немногочисленные вещи, и поехала в родную деревню. Глеб Борисович пил чай. Он любил чаевничать долго, обстоятельно, пока не сомлеет. На столе стоял самовар увенчанный пузатым заварочным чайником. Множество баночек различного варенья и связки простых сушек дополняли картину. — Да-а-а... — сказал сам себе хозяин, и подул на блюдце с чаем. — Доброго здоровьичка, Глеб Борисыч! — раздался звонкий голос. В начищенном боку самовара отразилась фигура старушки в платке. Глеб обернулся и признал в ней бывшую соседку, Зинаиду. Её приход не обрадовал его. Глеб был тёртый калач, и покупая соседский дом подозревал, что Зинаида, рано или поздно может захотеть вернуться сюда. — И вам не хворать! — хмуро отозвался он, — с чем пожаловали, Зинаида Парфёновна? — Да вот, хочу свой дом назад вернуть, — сказала она прямо. — Ну, это уже не ваш дом, бабушка, — нарочито обидно ответил Глеб, — я за него заплатил хорошую цену. Ваш сын не хотел уступать ни рубля. Так что... — Я верну всё. Сколько ты отдал за него? - от волнения она перешла на "ты". — Нет. Не годится, у меня в старом доме уже переделка, — подперев рукой заросшую щетиной щёку, сказал Глеб. Зинаида опустилась на скамью, сколоченную её покойным мужем, и ей показалось, что скамья придала ей сил. — Послушай, Глеб! А давай ты меня возьмёшь в компаньонки? Я всё, что хочешь, могу. Буду тебе стряпать, чистоту поддерживать в доме, обстирывать тебя! — Да ты на себя-то посмотри! Компаньонка! — зло усмехнулся Глеб и тряхнул головой. — Так я же тебе не в жёны набиваюсь! — не обиделась Зина, ты подумай. Смотри, ведь зарос весь. — Ну, допустим. И что это мне будет стоить? — Я буду жить здесь, и спать в своём закутке. — И всё? — Всё! — Чаю налить? — спросил Глеб, не дожидаясь ответа наливая чашку и протягивая ей. — С большим удовольствием, — обрадовалась Зинаида, принимая чай. На следующий день приехал сын Геннадий. Мать к нему выйти не захотела. О чём они говорили с Глебом Борисовичем, она могла лишь догадываться. Наконец, сын сел за руль своего нового авто и уехал. Началась новая жизнь. Зина старалась вовсю, даже больше, чем в своей прежней жизни. Она стирала, стряпала, скребла, мыла. Готовила так, чтобы угодить "компаньону". Усвоила его вкусы. Он, казалось, был ошарашен свалившейся на него заботой — никогда и никто не заботился о нём прежде. Его бывшая жена никогда не готовила ничего сложнее бутерброда, а тут.. Незаметно для себя он стал советоваться с Зинаидой по хозяйственным вопросам, относительно пристроек и посадок. — Не завести ли нам мясных кур на сезон? — спросил как-то. — Я сама хотела предложить, — обрадовалась она, и достала вырезанную статью из краевой газеты — об особенностях мясных пород. В деревне о них говорили всякое, люди завистливы. Доставалось по большей мере, Зинаиде — как только она появлялась на людях, за спиной у неё слышались злые смешки. — И не стыдно ведь! — Старуха, а туда же! Судачили соседки, имевшие виды на Глеба Борисовича. Как-то раз, вернувшись из магазина, Зинаида увидела возле забора блестящий автомобиль. Оставив сумки в сенях, она шагнула в дом. За столом сидел Глеб Борисович и какая-то женщина в светлом брючном костюме и с вычурной бижутерией. — Здравствуйте, — поздоровалась Зинаида с незнакомкой. — Глеб Борисович, я купила, что вы наказали. Вы тогда сами в холодильник поставьте, а я пойду пройдусь, по делам. Глеб Борисович хмуро кивнул. Он оценил деликатность Зинаиды. Когда дверь за ней закрылась, гостья, достав из сумочки тонкую сигарету, насмешливо сказала: — Не врут, значит? Ты и правда старуху назад пустил? — Пустил, и что с того? Она по хозяйству старается. — Говорят, что не только по хозяйству! Надо же, ловкая старушонка! — Ир, я не ожидал, что ты опустишься до грязных сплетен! — Да ладно, тебе, остынь. Конечно, я не верю, что ты на такое способен, Глеб. — Хорошо. Зачем приехала? Не за тем же, чтобы посмотреть, как я живу? — Ты прав. У меня к тебе деловое предложение. Наш холдинг разрастается и открывается новое, перспективное направление. Ты, если бы захотел, мог возглавить его. — С чего такая щедрость? — Ну, я ценю твой опыт, твои знания. У тебя бы всё получилось тогда, если бы ты умел договариваться, но ты.. — Я просто не умею давать взятки. — Мы поняли друг друга. Давать взятки тебе не придется, я всё беру на себя. Новое направление — это большие деньги и шикарные возможности. Соглашайся. Вернуться в это болото всегда успеешь, если что! — она потушила сигарету в блюдце, из которого Глеб любил пить чай, и захлопала норковыми ресницами. — Я подумаю, — сдержанно сказал Глеб. — Только не долго. Мне нужен ответ завтра, — бывшая супруга встала и хотела коснуться на прощанье его щеки, но он шарахнулся от неё. — Не надо, Ира. — До завтра, Глеб, — она подхватила сумочку и вышла. Известие о том, что Глеб Борисович решил вернуться в город, ошеломило Зинаиду. Она и не подозревала, насколько прикипела душой к своему "компаньону". — Как же так, а курятник? — кивнула она в недоумении на свежепостроенный сарайчик. — А что? Можешь, Зинаида Парфёновна, завести себе кур. Хочешь несушек, хочешь бройлеров, всё получится! — отшучивался Глеб, но получалось невесело. За время, что Глеб Борисович хозяйничал, он успел поправить дом, пробурил скважину. Теперь Зинаиде не нужно было таскать тяжелые ведра. Прощаясь, Глеб вынес ей папку, в которой были документы на дом и землю. Провожая его, она не удержалась и заплакала. Прошла осень, за ней зима. Весной приехали сыновья, Геннадий и Иван с младшими детьми. Они привезли денег, чтобы выкупить дом у Глеба Борисовича. Просили у матери прощения, говорили, что искренне думали, что ей будет лучше в городе. Уезжая, оставили бабушке внуков на лето. Дети разнообразили быт Зинаиды. Она снова почувствовала себя нужной и была почти счастлива. Она копалась в огороде, когда к ней подбежала внучка, Оленька. — Баб Зин, там дядя какой-то тебя спрашивает! Он приехал на грузовике, и у него клетки, а в них, баба Зин, курочки! Такие хорошие! Зинаида бегом выскочила за околицу. Мужчина в шляпе рассчитывался с водителем. Повернувшись, он улыбнулся ей и помахал рукой. — Глеб Борисыч, родненький, что же это? Неужели куры? — бросилась она к нему. — Они! — смеясь ответил он, — отличные несушки! — он подмигнул Оленьке и Пашке, которые с восторгом крутились вокруг клеток. — Надолго ли, Глеб? — спросила Зинаида и сердце её замерло в ожидании ответа. — Как получится. Пока что, в отпуск! — ответил Глеб. — Дядя Глеб, пойдёмте скорее, надо разместить курочек в домике, им плохо в клетке! — тянули его дети за лацканы пиджака. — Иди, иди, Глеб Борисыч, я пока на стол соберу! — сказала Зинаида. *** — Ба, а что Глеб Борисович, теперь будет вместо дедушки? — спросила перед сном Оленька. — Нет, конечно. Дедушка это дедушка. Глеб Борисович наш сосед. — Жалко. Мне Глеб очень понравился! Он мне удочку сделал! — прошептал Павлик. — Глеб Борисович вам не дедушка, — строго сказала Зинаида. Мы с ним ... компаньоны! — А что такое компаньоны? — засыпая, спросила Оленька. — Это люди, которых объединяет... нечто общее, — ответила Зинаида, улыбаясь в темноте.   Автор Лютик

Присоединяйтесь!))

- Сколько, сколько? - переспросила бабушка. Вернее, прабабушка, но кто будет тратить время на это ненужное "пра". Бабушка, бабуля, ба, там мы все называли ее. И дети и внуки и правнуки. Я больно ущипнул Ленку за пухлый зад. Она взвизгнула, вслед за ней Тимка - любимец, обожаемое чадушко - йоркширский терьер, только что из собачьей парикмахерской. - Не пугай бабулю ценами, - прошипел я подруге. То, что для нас естественно и не так уж и дорого, для бабули шок и целое состояние. - А шерсть вам отдали? - тем временем ба не дождалась ответа на вопрос, сколько же мы на самом деле заплатили за то, чтобы собачку искупали, высушили, подстригли, заглянули в пасть, уши и глаза и в очередной раз сказали нам, что это не собака, а золото, в прямом смысле, "если захотите продавать, только позвоните." - Какую шерсть? - прервала мои мысли Ленка. - Собачью, конечно, - удивилась ба. - Зачем? - Как это зачем? Ба и Ленка смотрели друг на друга и явно думали, что одна из них выжила из ума, а вторая дурочка с рождения. Бабушка глянула на меня так сочувственно, словно говоря: "Где ж ты ее такую тупенькую сыскал, Даня? Красавица, конечно, но тупа, как пробка! Элементарных вещей не знает!" Ба из вредности находила кучу недостатков у всех избранников или избранниц своих многочисленных отпрысков. Всё волшебным образом менялось сразу после свадьбы. Уже новую родню она защищала с пеной у рта и я был уверен, стоит нам с Леночкой расписаться, она в мгновение ока станет самой лучшей правнучкой на свете. Пока же мы только жили вместе (о чем прабабушка не знала) и именно поэтому недостатков у моей подруги было немеряно. Вот только что прибавилась и глупость. - Как же ты не знаешь, милая, носочки, пояс можно из шерсти связать, хотя с вашего кобеля, тьфу, а не пояс, не собака, игрушка, - бабушка осторожно погладила Тимку по голове, а тот попытался лизнуть ее руку. - Глупости, - ответила ему бабушка и брезгливо вытерла ладонь о фартук, - собака должна на цепи сидеть, дом охранять, а эта что? Да ее цепка к земле придавит, любой хороший пинок и подохнет моментально. Баловство. Ленка вспыхнула и уже хотела что-то сказать, обидное и уничижительное, но я взял ее под руку и сказал, что нам пора. Бабушка тут же засуетилась, пошла в кладовку за пирогами, а я попытался объяснить любимой, что в деревне проще относятся к животным. - Это не деревня, это просто люди такие, - проговорила Леночка сквозь слезы и еще крепче прижала Тимку к себе. Я хотел его погладить, но стервец зарычал на меня, подумал, это я довел до слез его обожаемую хозяйку, которую он был готов защищать до последнего мгновения своей жизни. - Эх, ты! А я тебе еду покупаю, лежанку твою любимую тоже я присмотрел, - упрекнул я Тимку и удивился, что он не рычал на бабушку. - Не нужны нам никакие пироги, поехали, а? - Ленчик, не дуйся, ба не хотела тебя обидеть, воспитана она так: собака двор охраняет, кошка мышей ловит и все. Ба рассказывала, что в ее детстве кошек почти не кормили, чтобы они не переставали охотиться. - Это жестоко! - Да, но так было. И ба не со зла, поверь. Она просто не понимает, как собака может жить в квартире и спать с нами на кровати. Любимая недовольно пожала плечами и с бабушкой попрощалась сухо и нелюбезно. Я думал, ба тоже обидится, но она и ухом не повела. Ба всегда считала, что пока не венчаны и могут в любой момент разбежаться и внимания особого на избранника или избранницу нечего обращать. Мало ли кого привезли помочь ей с яблоками. Я загрузил Леночку, Тимку и три большие корзины яблок в машину, поцеловал бабушку и мы уехали. - Куда нам столько яблок? - тихо возмущалась любимая. - Во-первых, съедим или раздадим, во-вторых, они еще полежат, пирог испечешь, - немного съязвил я. Леночка и кухня не ладили между собой и если я не успевал что-нибудь приготовить, мы ели полуфабрикаты или ходили в кафе. Я надеялся, что став полноправной хозяйкой, Ленчик все-таки научится хотя бы картошку жарить. - Тебя надо бы к бабушке на стажировку по пирогам, - неудачно пошутил я и тут же пожалел об этой неуместной фразе. Ленка всерьез обиделась и сказала, что если мне нужна повариха, то вон он кулинарный техникум и сотни кухарок на любой вкус, а она никого не держит. Ругались мы часто и не только по поводу кухни. Я любил ее и думал, что это чувство поможет преодолеть абсолютно любые преграды. Время показало, я сильно ошибался. Но пока я об этом не подозревал, будущее казалось мне сложным, но интересным, я мечтал о детях, о большой и дружной семье, о воскресных пирогах и походах. А сейчас любимая девушка была рядом, Тимка посапывал у нее на коленях и яблоки пахли так сильно и дурманяще, что я остро прочувствовал этот момент. Понял, что неизвестно, что там будет в дальнейшем, но здесь и сейчас я абсолютно счастлив. Хвала всем богам! Есть у меня такая способность - остро чувствовать реальность и я за нее действительно благодарен, такое обычно редко с людьми случается, а у меня так постоянно и по ничтожному поводу. Ленка в такие моменты даже злилась на меня, говорила, ну что такого счастливого в том, чтобы пинать ногами опавшие листья или подбирать каштаны или рвать яблоки или сидеть у костра. То ли дело шикарный ресторан, отдых где-нибудь на модном курорте, вон там счастье, а здесь... - Милая, но это все достаточно редко бывает! - пытался я ее убедить, - ведь и ресторан и курорт - это такие мгновения по сравнению с целой жизнью и выгоднее наслаждаться обычными моментами, они ведь чаще бывают! - Сказал тоже! Выгоднее! Кому? - Тебе самой! Представь - счастье вот прямо сейчас оттого, что мы ужинаем пиццей и вином, нам хорошо вместе, мы здоровы и молоды, мы ... - А я хотела сегодня в ресторан! Я хочу чувствовать счастье там, а не здесь! - Хорошо, - смеялся я, понимая, что мы немного не на одной волне, - завтра ты будешь счастлива в ресторане. В любом союзе всегда кто-то должен делать первый шаг во всем, всегда кто-то терпимее, всегда любит немного больше. Немного или очень много? Это как повезет. С Леной мы расстались ровно через год, она собрала вещи - свои и Тимкины, сказав, что мы не сошлись характерами - удобный и вежливый парафраз слов: "Я тебя больше не люблю." Я унижался перед ней, молил о возвращении, караулил ее, следил, думал, у нее появился кто-то другой и готовился бить ему морду и требовать сатисфакции. Вел себя, как последний дурак, как безнадежно влюбленный дурак. Это все прошло со временем, оно действительно лечит и через два года я с легкой и свободной душой, один снова поехал к бабушке, чтобы помочь ей с яблоками. - В спаленку не заходи, - так приветствовала меня любящая ба. Спаленка - махонькая комнатка в ее крошечном домике - там стояла бабушкина кровать и комод. Сакральное для меня место, там лежал тяжело больной деда, там же он умер и мне всегда казалось, что он не ушел оттуда, не смог оставить бабулю одну. В спаленку я всегда заходил, чтобы поздороваться с дедом. Мне даже иногда казалось, я чувствую там запах его папирос. - Почему? - удивился я, сколько себя помню, бабушка редко что-то запрещала так строго. - Васенька приболел, - бабушка смахнула слезу. Васенька? У меня мелькнула мысль про абсолютно чужого человека, который прямо сейчас спит на месте деда, возможно даже укрылся его любимым лоскутным одеялом, которое аккуратно свернутое лежало в комоде и никому, абсолютно никому не разрешалось его трогать. Мне стало так больно и неприятно от этого предательства, что я не нашелся, что сказать и только переспросил: - Васенька? - Данька, пойдем посмотришь, может чего подскажешь, а? - бабушка потянула меня за рукав. Я хотел сказать, что я не врач и что надо бы вызвать участкового терапевта, а если нужны деньги на лекарства этому незнакомому подлецу, посмевшему влезть в чужую жизнь, то я, конечно, помогу, если бабушка так трясется за этого незнакомого Васеньку. Я хотел все это сказать, но посмотрел на унылую бабулю, расстроенную и несчастную, засунул все свои претензии в карман и вошел в дом. - Тихо, тихо, Васенька, лежи, не вставай, - проворковала моя бабуля, войдя в спаленку, а мне стало так противно, так мерзко, что сейчас на кровати, на месте любимого деда я увижу... Большой рыжий кот раззявил пасть в немом мяве. Еще бы он мог что-нибудь мяукнуть при такой огромной ране на горле. Вонь гниющего кота встретила на пороге и постаралась пропитать всего меня. - Дань, может ему таблеточку какую дать? Я промывала, но не помогает, видишь, как мучается? Кот, по-моему уже был полудохлым и ему было все равно. Он лежал на клеенке и простыне, из раны сочился гной, а сам кот горел. "Огненный и снаружи и внутри", подумалось мне. - Когда-то был красавцем, - я погладил кота, тот даже ухом не повел, - у вас ветеринар должен быть, ты ходила к нему? - Как не быть, есть конечно, бегала к нему, сказал нечего на всякую дрянь лекарства переводить, стукни его бабка поленом, да в лесу выброси, так и посоветовал, изверг, - бабушка вдруг заплакала, как малое дитя, громко, всхлипывая, словно жестокость этого мира вот только сейчас коснулась ее, как и не было долгой и трудной жизни. - Ба, - осторожно начал я, - ты откуда вообще его взяла? Она не то, чтобы не любила кошек и собак, они были легко заменяемыми букашками в ее мире: покормить, похоронить, взять другого. Схема была проста и пункта "лечить" в ней не было. Не потому, что бабушка была злой или бесчувственной, просто так было заведено, так ее воспитали. - Сам пришел, - она вытерла слезы аккуратным платочком и тихо что-то сказала. - Я не расслышал, ба. - Дань, не смейся только, я этого Васеньку как увидела, загадала почему-то: вылечу его, дед меня на том свете дождется, не бросит, а не вылечу... "Деда никуда и не ушел без тебя," чуть не ляпнул я. Сквозь гнойную вонь я почувствовал запах папирос и вдруг мне в голову пришла мысль: "Если спасем кота, бабуля еще долго будет жить и деда здесь вместе с ней останется." Я немедленно заругал себя за это. Никогда нельзя загадывать, ни за что! А уж тем более на умирающего кота и на любимую бабушку. "Нет, нет никакой связи между котом и бабулей!" повторял я про себя, стараясь изменить то, что пришло мне в голову, изменить мысли, не каркать. - Дань, - она опять заплакала, уже тихо, безнадежно, - Дань, пожалуйста, помоги. "Тут может помочь только чудо," подумал я и начал чудить: звонок в ветеринарку, куда водили Тима, долгий разговор с администратором, отказ - "мы не лечим по фотографии, привозите", отвечаю, что не довезу, молчат сочувственно. Прошу позвать хоть какого-нибудь врача к телефону, вспоминаю имя Тимкиного терапевта - тезка моей Леночки - Елена Андреевна - милая, приятная девушка, Леночка ее еще даже однажды приревновала ко мне. Чудо чудное! Елена Андреевна помнит Тимку, абсолютно не помнит меня, но из любви к моей бывшей собаке соглашается посмотреть на фотографии. Отсылаю. - Температура у него есть? - она перезвонила сама, по ее голосу я понял, дело плохо. - Пылает. Она вздохнула. Я понял ее без слов - коту не выжить. - Но надежда же есть? - я ухватился за эту хрупкую соломинку и мы с бабулей, как два ребенка стали ждать чуда от ветеринара, который даже не видел этого рыжего Васеньку. - Я не знаю, вы же понимаете, что лечить по фотографии - это... - Да, да, я все понимаю, но что-то можно сделать? - Записывайте. На наше счастье в аптеке было все, что нужно и дело оставалось за малым - сделать несколько уколов, промыть рану и надеяться на лучшее. Я читал, животные чувствуют, когда их лечат, этот же рыжий гад не чувствовал ничего и бился как лев, желая сдохнуть с достоинством, без иголок и промываний. - А прикидывался почти трупом, - сказал я и оценил последствия лечения. Кот поцарапал бабушке щеку, мне достались глубокие царапины на руках, но я вколол все, что было велено и засобирался домой. - Нет, Данечка, нет, не уезжай, - бабушка испугалась так, словно в ее доме умирал тяжело больной родственник. - Его же завтра еще колоть? Даня, я не справлюсь и помочь некому. Я вздохнул и позвонил на работу. Утром я боялся, что увижу около крыльца тело на старой тряпке, увижу тусклый мех - неживой, блеклый, увижу потерянную бабушку и буду корить себя за дурацкие загадывания и мысли. К счастью, я ошибся. Кот был жив, хотя и выглядел также ужасно. К лечению мы с бабулей подготовились основательно: запеленали кота, как младенца, чтобы лапой не мог пошевелить. Но этот рыжий больной видимо почувствовал себя немного легче и своей башкой додумался до логической связи: уколы и промывания = не так уж паршиво, поэтому не только лежал смирно, но даже пытался мурлыкать. Бабуля опять расплакалась, теперь уже от радости. Мы полечили кота и я пошел рвать яблоки. Мне пришлось колоть Васеньку еще целую неделю. Он становился сильнее, начал есть и умываться, а когда смог спрыгнуть с кровати и, пошатываясь, выйти во двор, бабушка откупорила бутылку заветной наливки и мы отпраздновали выздоровление кота. Васеньке надоели уколы и когда он не выдержал и снова поцарапал меня, я решил, что ему хватит и пусть уже природа делает свое дело, пусть этот местами неблагодарный, а местами очень благодарный пациент долечивается сам. У бабули он жил, как в санатории и я не сомневался, что скоро всем соседским котам придется плохо: их ждет раздел территории и суровые битвы. - Ты этой врачице обязательно яблочек передай, - бабушка сама отобрала самые красивые и румяные яблоки в новую корзинку. - Ба, я ее лучше в ресторан приглашу, цветы подарю, - рассмеялся я. - Это как знаешь, а от нас с Васенькой яблочек, это же самый витамин! Если бабуля что-то решила, перечить ей было невозможно и я забрал яблоки. Елена Андреевна сначала долго отказывалась и от ресторана и от цветов, а вот яблоки взяла сразу. - Знаете, у них такой аромат, я даже есть их сразу не буду, просто поставлю в своей комнате, сначала попытаюсь насытиться их запахом, - она так смешно и вкусно потянула носом, что я захотел выпросить у нее одно яблочко. Мне показалось, что в ее руках они засветились, стали еще красивее. - Жизнь настолько мимолетна, я люблю наслаждаться каждым ее моментом, стараюсь наслаждаться, - это она сказала мне уже за ужином в ресторане и что-то в ее словах послышалось такое знакомое и родное, что я неожиданно для себя предложил ей съездить к бабушке, полюбоваться на яблочный сад, на осенние цветы и, конечно же, на Васеньку. Елена Андреевна, Леночка, была единственным человеком, которого бабушка приняла радостно и безоговорочно сразу же, с первого взгляда, не просто приняла, но полюбила и привязалась всей душой. - Ты будешь идиотом, если не женишься на это девушке, - сказал мне отец и добавил, что такие, как она крайне редко встречаются, - да и врач в семье не помешает, - посмеялся папа. - Она ветеринар, - поправил я. - Какая разница, - ответил отец, - все мы звери-человеки. Если судьба есть, она приходит именно так: неожиданно и необычно. Ко мне она пришла в лице рыжего, раненого кота и в бабушкиных страхах. Я так и не смог понять, почему она приняла того кота, почему не прогнала и стала лечить. Она потом и сама не смогла ответить на этот вопрос. Просто Судьба. Автор: Оксана Нарейко

Зеленоградский маньяк выйдет на свободу уже 14 июня спустя 22 года. Маньяк действовал на территории города Зеленограда и Северного округа столицы с апреля по ноябрь 2001 года. Жертвами маньяка стали 5 женщин, различные ранения получили еще 10 россиянок.