Предыдущая публикация
Ирина Горбачева
КОГДА ЗАЗВОНЯТ КОЛОКОЛА - 10
Пояс армянской невесты
ГЛАВА 10
Глава 10
Дина подошла к калитке и сразу почувствовала что-то неладное. Она точно помнила, что, уходя, она её плотно закрыла. В комнате Софьи Игнатьевны был потушен свет. Но Софья Игнатьевна всегда спала ночью при включённом маленьком ночнике. Эта была вторая странность. Дина включила верхний свет и обомлела. Софья Игнатьевна лежала в какой-то странной для неё позе. Её глаза и рот были широко открыты и выражали ужас.
– Софья Игнатьевна! Софья Игнатьевна! – Дина подбежала к кровати.
На полу увидела разбитую настольную лампу, которая всегда стояла на прикроватной тумбочке. Она кинулась к телефону и набрала номер милиции.
– Женщина, успокойтесь. Какое убийство? Женщине почти девяносто. Сердце схватило. Вы сказали, что она приболела. У неё высокое давление? А говорите убийство.
– А лампа, свет, калитка? – здесь был кто-то чужой, – возмущённо доказывала Дина.
– Вот уж эти женщины! Детективы любите? Сериалы смотрите? У вашей бабушки было что искать? Что? Золото, бриллианты? Не надо фантазировать. Успокойтесь. Смерть всегда горе. Смиритесь.
– А вы что, экспертизу делать не будете?
– Все такие умные стали, – усмехнулась приехавшая с группой оперативников женщина криминалист.
– Всё, выйдите из комнаты, не мешайте работать, – строго сказал мужчина в штатском и закрыл за Диной дверь.
Убитая горем Дина села в кресло. И вдруг она заметила, что в углу комнаты на Божнице нет самой большой иконы в красивом киоте. А в горке с посудой один из нижних ящиков был приоткрыт. Она вбежала в комнату Софьи Игнатьевны, в которой ещё находилась следственная бригада.
– Икона пропала! – громко объявила она, – и в ящиках рылись!
– Ничего не трогайте! – так же громко предупредила её криминалист.
– Так, всё-таки, что могли искать у старушки? – не унимался следователь, – похищенная икона была дорогая?
– Я ничего не понимаю в иконах. Но Софья Игнатьевна никогда не говорила, что эта или другая какая икона в доме имеет какую-то ценность. Если бы это было так, она бы обязательно мне сказала об этом. Если бы были в доме ценности, то она закрывала бы дверь в дом на все запоры. Но у нас дверь почти всегда была открыта. К ней часто приходили люди.
– Странно. Бывшая директриса школы и верила в Бога. Коммунистка, наверняка, а иконы в доме, – удивлялся следователь.
– Она родилась до революции. Естественно, была крещённой. А в компартии не состояла. И в сорок третьем фашисты сожгли её двоих детей и близких ей людей. Батюшку нашего храма и его жену, которая спасла её от расстрела, тоже убили. Может, в память о них она и держала эти иконы. Может, и молилась о душах своих детей и друзей. Я, во всяком случае, этого не видела. Софья Игнатьевна ничего и никогда не делала напоказ.
– Извините. Такое пережить трудно. Не переживайте так, – успокаивающе сказала криминалист, сделав свою работу и собирая специальный чемоданчик.
Дина закрыла за всеми дверь на замок, села в кресло, да так в нём и просидела до рассвета. Только утром она позвонила Люсьене и Глаше, которым сообщила печальную весть. Проснувшейся Марусе она сказала, что бабушку увезла скорая в больницу. Она побоялась сразу сказать дочери о смерти любимого человека.
Потом были слёзы подруг, и плачь Маруси, которая всё поняла из разговоров взрослых. Походы на опросы к следователю в Микрорайон, где у неё постоянно выясняли, что убийца мог искать в доме. Конечно, Дина сразу поняла, что искали. Но тайну, доверенную ей, никому не открыла, хотя самой было интересно узнать, что хранится в тайнике. Но искать его она даже не собиралась.
– Значит, кто-то знал, что искал. Значит, кому-то известна тайна, которую столько лет хранила Софья Игнатьевна. Вот только бы знать кому?
Через некоторое время она поняла, что убийцу не нашли и искать не будут.
– Гастролёры, гастролёры, – повторила Дина слова, с которыми её выпроводили из кабинета, – ясно, что зацепок никаких. Но это у вас, дорогие мои сыщики. А я подойду к расследованию с другой стороны. Говорят, что непрофессионалы иногда видят то, что не замечают опытные сыщики.
С этого дня Дина решила расшевелить свою память и записать всё, что говорила ей Софья Игнатьевна.
– Бывает так, что иногда вскользь брошенная фраза натолкнёт на нужную мысль. Так что мысли, Диночка. Начинать надо с того момента, когда тайник попал в руки Софьи Игнатьевны. Нет. Начинать надо с истории города. Если священник спрятал от фашистов то, что находилось в церкви, значит, это была какая-то дорогая вещь не в материальном смысле, а… Возможно, реликвия?
Дина решила расспросить своих Ангелов Хранителей.
– Тётушки должны что-то помнить. Хотя и было им в ту пору мало лет, но иногда детская память хранит такую мелочь, на что взрослый не обратит никакого внимания.
***
На похороны любимой учительницы пришли почти все жители города. Ученик Софьи Игнатьевны, молодой МЭР Катово, посодействовал тому, что старую заслуженную учительницу хоронили за счёт городских средств. Дина не постеснялась спросить его о том, чего так ждала его учительница.
– Софья Игнатьевна сказала, что вы посодействуете с восстановлением нашего храма.
– Да, я сделал всё, что в моих силах. Мне в Московской епархии заверили, что пришлют деятельного священника. Но когда? Это вопрос. Не переживайте, у меня всё под контролем.
– Как вы думаете, найдут убийцу Софьи Игнатьевны? – спросила его Дина.
– Если честно? Вижу, мало заинтересованности. В районе более серьёзных преступлений хватает.
Дина с укором посмотрела на него.
– Я не правильно выразился. Сейчас такое творится…
– Знаете, такое творится уже много лет. А ваша учительница заслуженный человек, хотя бы ради её памяти…
МЭР не стал дослушивать её гневную речь:
– Я вам обещаю, что в любом случае буду держать всё под контролем. Вы же видите, как разросся наш город. Сколько приезжих. И не все могут найти работу. Может это их рук дело. Но что они могли искать и за что убивать? Но поверьте, всё, что в моих силах, всё сделаю, помогу.
– Под контролем сделает он. Рынок только и разросся. Да на каждом углу появились палатки с громкой восточной музыкой, самсой да курами гриль. Ничего ты не сделаешь. Сам у бандитов под контролем, – раздражённо думала Диана, возвращаясь с плачущими тётушками из кладбища.
От грустных размышлений её отвлёк Матвеев Виталий Сергеевич, школьный историк и помощник Софьи Игнатьевны в организации музея города. Он долго и нудно выражал соболезнования общему горю. Остановил он свою речь только у ворот дома Дианы. Естественно, тётушки пригласили его в дом, где Нюра с помощниками накрыли большой поминальный стол.
По углам высокими стопками стояли блины, окружённые горшочками с густой домашней сметаной, растопленным топлёным маслом. Посередине стола в ряд стояло несколько глубоких глиняных мисок с кутьёй, из которых выглядывали деревянные ложки. Каждому из присутствующих необходимо было положить в свою тарелку и съесть три ложки кутьи, желая усопшим вечного рая. После съеденной кутьи и блина Нюра каждому сидевшему за столом приносила по тарелке горячего куриного бульона с кусочком курицы. Что для продрогшей Дины стало в самый раз. На столе стояли пироги с различной начинкой, соления. Кисель в кувшинах. От картошки с запечённой рыбой она отказалась, и чтобы поскорее освободить себя от присутствия Виталия, рядом с которым ей было как-то не по себе, она пошла на кухню, помогать женщинам, кормить всё приходивших людей, которые помянув усопшую, уходили, освобождая место для следующих желающих помянуть хорошего, достойного человека.
Когда все разошлись, и на кухне всё встало на свои места, тихо разошлись по своим домам уставшие помощники. Ушли совершенно без сил от настигшего их горя тётушки. Оставшись одна, Дина подошла к окну, где на подоконнике стояло большое кашпо с разросшимся кустом цветущей герани.
– Вот и вы от меня ушли. Скоро Маруся подрастёт, окончит школу. Захочет уехать. Конечно, захочет. Ей необходимо учиться. И останусь я одна. Совсем одна.
Она гладила листочки герани, который от этого поглаживания разносили свой аромат по комнате. И вдруг она вспомнила, как вот так однажды они стояли с Софьей Игнатьевной у окна и любовались соцветиями этого цветка. Дина вдруг вспомнила своих родителей. Свою не сложившуюся жизнь с Геннадием и на её глазах показались слёзы.
– О чём плачешь? – спросила её Софья Игнатьевна.
– Взгрустнулось что-то, – ответила ей Дина, – подумалось, почему в жизни так много плохого?
– Всегда помни, моя девочка, – сказала старая учительница, – думать о плохом легче всего. Но чем больше о нем думаешь, тем больше накликаешь на себя несчастья. А вот думать о хорошем… это требует усилий. Но эти усилия дисциплинируют, тренируют твой мозг задерживаться на приятных событиях. Ты знаешь, что… Когда в следующий раз на тебя найдёт эта предательская грусть о плохом, тяжёлом прошлом, ты представь себе, например, рассвет. Как он спокойно разливает свои краски по небу, избавляясь от тёмного покрывала ночи. Представь прикосновение прохладного шёлка душной ночью. Или посмотри на эти распускающиеся бутончики красоты, которые словно ведут беседу с тобой, посылая свой успокоительный аромат. Не грусти, девочка. Всё у тебя будет хорошо.
Время шло. Дина скрупулёзно записывала в тетрадь свои воспоминания, рассказы о прошлом Софьи Игнатьевны. Воспоминания тётушек, которым на вопрос, зачем она всё записывает, ответила, что хочет написать о ней книгу. Тётушки этому очень обрадовались. От них она узнала, что икону, которая была похищена из дома Софьи Игнатьевны, была подарена ей ими.
– Она стояла ещё в нашем доме, – объясняла ей Люся, – мы так особо не соблюдали никаких постов. Мы пионеры, комсомольцы. Отцы наши на фронте вступили в партию.
– А Софья Игнатьевна она ни кому не говорила, но была верующей. А эта икона, – Глаша показала на старинную икону, но в скромном окладе, которая раньше стояла рядом с похищенной иконой, – из нашего дома. Подарок от моей бабушки.
– Главное, нашу икону похитили. А твоя икона, Глаша, постарше будет, и не позарились.
– Странно. Зачем она им? – спросила Глаша, – что твоя, что моя икона?
Похитителя так и не нашли. А в Катово так и не началось восстановление храма. И дело об убийстве учительницы ушло в архив.
***
Катово. 2006 г.
Годы пролетели со скоростью ракеты, но жаловаться на жизнь Дина считала, грешно. У многих женщин и Перестройки положение было сложное. А девяностые годы со своими страшными причудами вообще усложнили жизнь до абсурда. Новое тысячелетие тоже не принесло облегчение. Две тысячи шестой год ничем не отличался от предыдущих. Не всё хорошо в стране. Тем более в этом маленьком городе.
Людям казалось, что власти забыли, что Россия и состоит из тысяч таких городишек. Из тысяч беспомощных, с детьми на руках женщин, которым и бросить нельзя таких мужей, как был её Геннадий, потому что куда с детьми идти? И жить до невозможности страшно, постыдно, больно. А некоторым и опасно.
Но её с Марусей жизнь текла спокойно и размеренно. С работой, куда помогла устроиться Софья Игнатьевна, Дине повезло. Следуя советам Софьи Игнатьевны, она забыла о муже. Скорее всего, и он из-за дальнего расстояния забыл об их существовании и не собирался наведываться к ним. Дина жила не скучно и счастливо. Ей нравилось возиться в саду и небольшом огороде. Она не могла налюбоваться на дочь, которая забыла, что такое аллергия и выросла здоровой и счастливой.
Фирма, как теперь принято говорить офис строительной компании, в которой работала Дина, находился в сорока минутах ходьбы от её дома. На границе старого города и нового микрорайона. Он, конечно, не новый, его «хрущёвки» заселяли ещё в шестидесятых годах. Тогда и появилось это гордое название, Новый микрорайон. И хотя с тех пор прошло столько лет, что пора бы снести все эти когда-то приносившие людям радость постройки и создать действительно новый микрорайон. Но пока всё остаётся, как было прежде.
Так что пока стоят «хрущёбы» и дряхлеют, компания Дины, как может, латает их старые раны. Дорога к офису лежит через пустырь, отделяющий старый район от нового. Можно пройти по узкой автодороге, пролегающей с одной стороны пустыря, которая отделяет его от когда-то выложенного асфальта бетонными плитами. Но машины в распутицу делают из луж в проваленном асфальте и грязи непроходимое месиво.
Однажды, когда весенний лёд на пустыре ещё не растаял, но уже был не таким скользким, Дина попыталась через пустырь проскочить на работу.
– Так безопасней, чем идти по дороге и ждать, когда тебя обрызгает грязью очередной грузовик или фура.
Но чтобы дойти до пустыря, ей необходимо пройти по старым улочкам с брусчаткой старинного города. Эту мостовую, покрытую брусчаткой, мостовой можно назвать с большой натяжкой. Её выложили добротными булыжниками ещё в давние времена, скорее всего, до революции. Но это было когда! А теперь когда и кто в этом стародавнем городке будет что-то строить, ремонтировать? Тем более полу-выбитую мостовую, по которой идти всё равно, что с горки спускаться. После ночного морозца мостовая становится опасной для передвижения. Одно неловкое движение и перелом конечности обеспечен и хорошо, если одной.
– Как быстро пролетела жизнь! – Думала Дина, осторожно передвигаясь по скользкой дороге, – хотя я и говорю Марусе, что сорок пять для женщины, это «я вам всем ещё покажу», хотя на самом деле мне до сорока пяти, ещё три года. Но на самом деле показывать ничего и никому не хочется. А уж замуж выходить тем более. Как говорится, были, знаем. Но если по большому счёту, там, где я была, нормальным замужеством назвать нельзя, да и мужа нормального не было. И если честно, хочется, – думала Дина, – хочется, чтобы был. Сейчас, конечно, не так хочется, как в молодости. Но помечтать-то можно? Чтобы рядом с тобой был любящий тебя человек. Защитник. Добытчик. Чтобы, как говорят, и в беде и радости. Но не сложилось и уже, я так думаю, не сложится никогда. Мне ещё посчастливилось, что на моём пути встретилась Софья Игнатьевна. Только выпало мне пожить с ней вместе, в счастье и покое не долгое время.
Иногда к Дине захаживал преподаватель истории Виталий Сергеевич Матвеев, который был её ровесником. Деятельный и слишком болтливый, он помог Софье Игнатьевне в организации музея истории города. Он и раньше захаживал к Софье Игнатьевне домой и записывал её рассказы о событиях, которые происходили во время немецкой оккупации. После этих воспоминаний она долго не могла прийти в себя. Но ей был симпатичен этот мужчина. Ей нравилась его воспитанность. У неё вызывало уважение то, с каким интересом он собирал сведения об Отечественной войне, о горожанах, переживших оккупацию. Но что-то в нём её напрягало. Что она и сама не могла понять. Поэтому, когда он стал подавать Диане различные знаки внимания, она очень настороженно отнеслась к этому.
Дина ничего не хотела менять в своей жизни. А после ухода Софьи Игнатьевны, она ничего не меняла в доме. Всё осталось так, как и было при её жизни. И герань, за которой она ухаживала, всё ещё стоит на подоконнике. Разрослась ещё больше огромным кустом с красивыми ярко розовыми цветами. Иногда Дина разговаривала с цветком, словно перед ней стоял не цветочный горшок, а сама Софья Игнатьевна.
– Как я ей благодарна. Она заменила мне и маму, и бабушку, которой у меня не было. И я рада, что смогла проводить её в последний путь. Мне кажется, она должна была переживать, что перед уходом в тот иной мир рядом с ней не было близких ей по крови людей. Я позвонила Любе, когда её мама только заболела и слегла. Она ответила, что приедет. Но не смогла, потому что в день смерти Софьи Игнатьевны у Оли произошли преждевременные роды, и Люба не смогла оставить дочь. Но рядом с её мамой были мы.
Тётушки: её верные подруги Глафира и Люсьена, я, Маруся, которую она очень полюбила, – думала Дина, вспоминая Софью Игнатьевну. Дина вспомнила фразу, однажды оброненную ею.
– Деточка, всё, что надёжно спрятано до времени, лежит близко для того, чтобы вернуть в родной дом. Помни: никогда не давай своему языку бежать быстрее неуправляемого коня. Больше молчи и вовремя закрывай рот. Тогда тайна откроется, когда наступит для неё время. И ещё. Ты знаешь, что у меня всё и всегда лежит на месте. Только мебель я переставляла время от времени. Но есть одно место, где никогда не было перестановок. Тебе нужно только вспомнить, где это место. Прости, что так путано и загадочно. Но этого требует тайна, которую пока нельзя открыть. Я уверена, у тебя всё получится, – а потом с улыбкой добавила, – тебе уже известно, что у меня всё и всегда лежит на месте. Мне только всегда требуется вспомнить, где это место. Ах, стара я уже стара.
Дина очень переживала о том, что пока не поняла, что за тайну она хранила. И как найти тайник, в котором она спрятана.
***
Наверное, ни одно время года так не радует людей, особенно женщин, как приход весны. Чем это можно объяснить? Появлением долгожданного солнца? Теперь оно не только светит, но и греет, нежно прикасаясь к прохожим тёплыми лучами, заставляя расстегнуть надоевшее зимнее пальто. Или надеждой на то, что весной, с обновлением природы, обновится и твоя жизнь. Расцветут красивыми цветами мечты и подарят свои плоды, как вскоре свои плоды будут дарить фруктовые деревья.
А солнце, пуская стрелы колких лучей, вызволяет весну из крепких объятий зимы, которая от обиды на подругу плачет тающими сосульками, а по ночам в отместку ей строит каверзы, покрывая уже совсем тонким льдом мокрые от тающего снега мостовые. Как хорошо идти по любимому городу. Идти не спеша. Просто идти и смотреть не под ноги и не бежать, вечно куда-то опаздывая, а просто так идти и смотреть по сторонам на дома. Дина всегда выходила за час до начала работы. Сейчас она может себе это позволить. Да особо и не разбежишься, учитывая «тротуары» тропинки, дорожки. Автобус ждать? Это всё равно, что купить лотерейный билет и ждать: выиграет он, не выиграет.
Дине большую часть пути приходится идти по старому городу, она идёт и рассматривает дома. Они такие разные. Старые, старинные. Покрытые не серой плесенью, как сразу может показаться, а сединой времени.
– Мне стыдно признаться, – думала Дина, – в том, что мне нравится идти и бегло смотреть в окна. Не подглядывать, а просто бросать на них свой взгляд. Иногда мне кажется, что окна, это совсем и не окна. Это глаза дома. И они такие разные, как глаза людей. По глазам людей, по взгляду можно определить душу человека. Какая она? И по окну можно определить, какой хозяин живёт там, за стеклом. Вот окно, оно плотно зашторено, чтобы ни один чужой взгляд не проник внутрь помещения, словно говорит прохожим:
– Какое вам дело, как я живу? Проходите мимо!
Оно и правда, почему кому-то должно быть интересно, кто там живёт за плотно зашторенными, не пропускающими солнечный свет окнами? Не должно быть, но интересно. И я смотрю на окна соседнего дома, где кокетливая занавеска чуть прикрывает половину окошка, словно лукаво намекает:
– Что посмотреть хотите? Посмотрите, мне нечего скрывать! У нас каждый день новости! Каждый день что-то случается. Скучать некогда.
А вот и гардина, и шторки, и герань на подоконнике. Постучись тихонько в стеклышко, и оно тебе ответит:
– Что вы хотели узнать? У нас всё по старому, как десять, пятьдесят, сто лет назад. Гардина, шторки, герань на подоконнике.
Мне иногда кажется, что города похожи на людей, которые в них проживают. А может, и я стала похожа на свой город. Уже такая, в возрасте, по Маруськиному определению. И волосы мои когда-то с каштановым оттенком, как-то поблекли. И дом, в котором я теперь живу, совсем стал старым. Или старинным. Ведь его строил ещё муж Софьи Игнатьевны.
Задумавшись о недавних и давних событиях, Диана чуть не упала в лужу, ещё покрытую тонкой коркой льда.
– Хорошо еще, что ногу не свернула. Всё копаюсь, копаюсь в воспоминаниях.
Увлечённая своими размышлениями, Дина резко дёрнула рукой, чтобы из-под рукава ещё зимнего пальто выглянули наручные часы. Узнать, который час, опаздывает она на работу или нет, ей так и не удалось. Наступив в очередную ямку, она со всего маха села в лужу. Сесть-то она села, а вот встать ей никак не удавалось. Её нога попала в предательскую ямку, от давно исчезнувшего булыжника в мостовой, и она упала, сильно подвернув ногу. Ей показалось, что кость хрустнула, и нога сейчас разломается на несколько частей. Она громко заойкала, пытаясь встать, но боль в ноге не давала возможности подняться. Наконец ей надоело сидеть на мокрой дороге. Превозмогая боль, она еле доплелась до пустыря.
– Всё, совсем немного, и я окажусь на работе, – думала Дина, чувствуя, что с её ногой происходит, что не то.
Только она подумала об этом, как опять шлёпнулась в талую воду. По-простому в холодную лужу. Дина, опять борясь с болью в ноге, пыталась встать на свои конечности, но лёд под водой никак не давал ей это сделать. Вся мокрая, она решила подняться в последний раз, а если не получится, сидеть в луже и звать горожан на помощь. Но какие горожане? Упала она на пустыре!
Когда Дина уже была на грани отчаяния, то вдруг почувствовала чьё-то крепкое объятие. Но обнявшему её со спины мужчине поднять и вызволить Диану из ледяного плена не удалось. Его ноги, как и её, так же разъехались в разные стороны. Она упала с той разницей, что теперь не в лужу, а на мужчину, который под тяжестью её тела спиной завалился в ледяную воду.
Она не видела лица мужчины, потому что мокрой спиной лежала на нём, но, догадываясь, что по этому поводу может от него услышать, рассмеялась. Немного посмеявшись, она всё же смогла сползти с него и, продолжая находиться в этом ледяном бескрайном болоте, повернулась к нему лицом. Он тоже тихо смеялся. Но смех у Дины пропал, потому что она увидела перед собой мокрого с головы до ног офицера. И на нём была мокрая и грязная форма. Почему-то он был без шинели.
– Вы, почему без шинели? – спросила она его совершенно серьёзно.
– Потому что она долго сохнет.
– Понятно, а форма на вас высохнет быстро?
– Боюсь, что нет. А вот воспаление лёгких нам с вами светит ярким светом. Давайте выбираться из этого болота.
– Как? Я пыталась разными способами, и мне это не удалось. Вы-то как здесь очутились?
– Видите, на дороге моя машина стоит. Я видел, как вы мучились, решил вас спасти. Так, слушайте мою команду.
Как не послушаться командира, да ещё такого отважного? Только в конце пути, поддерживаемая спасителем, Дина попыталась спрыгнуть на бетонную плиту, да так неловко, что ещё раз подвернула щиколотку.
– Ну вот, придётся лечить вас не только от простуды, – сказал командир, усаживая её в автомобиль.
– Я думала вы спасатель, а вы ещё и лечить умеете?
– Лечить, это моя профессия. Я, как вы могли заметить, подполковник медицинской службы Иннокентий Заваров, – поёжившись от холода, представился он.
– А меня зовут Дина. Диана Константиновна.
Так эта весна открыла новую страничку её жизни.
***
– Что на меня не похоже, но подполковник мне как-то сразу стал симпатичен, – Дина не ожидала, что у неё может появиться такая мысль.
Но боль в ноге взяла вверх над её появившимися симпатиями, и она с ужасом думала, что теперь делать и как ей быть дальше с работой.
Подполковник Иннокентий наделал много шума в «строительной коробочке», сначала тем, что подвёз Дину к конторе на собственном авто. А уж о том, что он, выйдя из автомобиля, открыл дверь и, подав ей руку, помог ей в совершенно мокром пальто выйти из автомобиля, да ещё поддерживая «хромую курицу» под локотки, довёл до дверей кабинета… На женский сплочённый коллектив Дины это произвело фурор.
Под многозначительную ухмылку начальника, Дина попросила у него неделю отпуска за свой счёт.
– Не дам, у тебя теперь есть спасатель личный. На руках будет тебя носить от дома до офиса. Он же настоящий полковник? – издевался он над ней.
– Тогда мне придётся взять больничный, – пригрозила ему Дина.
– Ты вот что. Успокойся, больничный тебе и так светит, так что прыгай дальше, лечись. Отпуск ещё успеешь взять, – уже серьёзно и добродушно ответило её начальство.
Пока она прыгала по коридору на одной ноге, Иннокентий под общий хохот девчонок, которым он рассказывал о её спасении, звонил в свою воинскую часть, которая находится в старом городе, сообщая о своей задержке на службу.
Наконец, приземлившись на стул в своём кабинете, Дина, ойкая от боли, стала давать распоряжения девочкам о порядке работы в её отсутствие. Мокрый подполковник, заметив её страдания, присел и осторожно снял с Дины сапог.
– И что вы сделали, – возмутилась она, – каким образом теперь вы его натяните обратно на ногу?
– Никаким, – невозмутимо ответил он, ощупывая распухшую лодыжку.
– Вы что себе позволяете? – возмутилась Дина.
– Уже позволил выявить у вас перелом в худшем, а трещину в лучшем случае. Вот дела, – задумался он.
– Мамочки, что же мне делать? Это что, надо гипс накладывать?
– Сначала надо сделать снимок, потом гипс в любом случае. Так поехали к нам.
– Куда это к вам?
– В нашу часть. Я там сделаю снимок и наложу на ногу гипсовую повязку.
– Конечно, в вашу часть в таком виде. Вы себя видели? О себе я вообще молчу.
И если перелом, тогда мне придётся брать больничный. Везите меня домой.
– Ко мне? – удивлённо спросил Иннокентий.
Девочки, конечно, захихикали, слушая их диалог, но Дине уже было не до смеха.
– Что себе позволяет этот совсем обычный на вид мужчина с такими красивыми глазами, спрятанными под очками, – подумала она, но вслух сказала, – конечно, надо же ещё с вашей супругой познакомиться.
Улыбка исчезла с лица Иннокентия, он нервно, негромко откашлялся в кулак и уже серьёзно спросил девчонок:
– Ваша городская больница далеко находится? В старом городе её нет, как мне известно.
Действительно, единственная городская больница находилась недалеко от офиса Дины. Поэтому, не забирая её мокрого пальто, которое она сняла сразу по прибытии в кабинет, он подхватил Дину на руки и донёс до своего автомобиля. Здесь надо заметить, что если бы она была в мокром пальто, то этого бы у него не получилось. В больнице подполковник со знанием дела с кем-то переговорил, сам рассмотрел снимок и стал внимательно наблюдать, как Диане наложили гипс на всё-таки давшую трещину в двух местах ногу.
Девочки уже успели доложить по телефону, который находится в доме у тёти Люси, о беде своей начальницы, поэтому у ворот дома Дину и подполковника встретила дружественная парочка тётушек, и начался вселенский переполох.
Иннокентий занёс Дину в дом, но быстро освободиться от плена Люсьены и Глафиры ему не удалось. Узнав от сослуживцев подопечной, что офицер весь вымок, спасая их девочку, они наволокли вещей, оставшихся от мужа Глаши, который умер лет как десять назад. Пока Глаша занималась чисткой, сушкой формы офицера, Люся поила их травяным чаем с мёдом и выуживала личные данные у Иннокентия.
– Странно, что ты дослужился до больших звёзд на погонах, а не женат, – говорила она смущённому подполковнику.
– Что в этом странного, – ответил он ей, почему-то глядя на Диану, – мы давно развелись, у меня вырос прекрасный сын Егор. Он сейчас проходит учёбу в Московском пограничном институте ФСБ.
– Пошёл по папиным стопам? – допытывалась Люся.
– Нет. Я начальник медицинской части.
– А что это у тебя сын, понимаешь, в Москве учится, а ты в нашу глухомань попал.
– Куда послали, служба, – ответил Иннокентий, – да и не такая уж здесь и глухомань. А Москва, что Москва? Если надо, так она всегда рядом.
– Люсьена Николаевна, ну чего вы к человеку пристали с расспросами, – пыталась Дина угомонить любопытство тётушки.
Хорошо, что тут вошла Глаша с наглаженной и почищенной формой и забрала Иннокентия в другую комнату.
– В следующий раз я вам о себе расскажу подробней, – опять глядя на Дину, сказал облачённый в сухую и чистую форму спаситель от луж, – а теперь позвольте мне удалиться. Служба ждёт.
– Слышала, что он сказал? В следующий раз, – как-то довольно объявила Люсьена, когда они с Глашей проводили Иннокентия за ворота Дининого двора.
В ответ она только пожала плечами.
#ИГорбачева_опусыИрассказы
Дина подошла к калитке и сразу почувствовала что-то неладное. Она точно помнила, что, уходя, она её плотно закрыла. В комнате Софьи Игнатьевны был потушен свет. Но Софья Игнатьевна всегда спала ночью при включённом маленьком ночнике. Эта была вторая странность. Дина включила верхний свет и обомлела. Софья Игнатьевна лежала в какой-то странной для неё позе. Её глаза и рот были широко открыты и выражали ужас.
– Софья Игнатьевна! Софья Игнатьевна! – Дина подбежала к кровати.
На полу увидела разбитую настольную лампу, которая всегда стояла на прикроватной тумбочке. Она кинулась к телефону и набрала номер милиции.
– Женщина, успокойтесь. Какое убийство? Женщине почти девяносто. Сердце схватило. Вы сказали, что она приболела. У неё высокое давление? А говорите убийство.
– А лампа, свет, калитка? – здесь был кто-то чужой, – возмущённо доказывала Дина.
– Вот уж эти женщины! Детективы любите? Сериалы смотрите? У вашей бабушки было что искать? Что? Золото, бриллианты? Не надо фантазировать. Успокойтесь. Смерть всегда горе. Смиритесь.
– А вы что, экспертизу делать не будете?
– Все такие умные стали, – усмехнулась приехавшая с группой оперативников женщина криминалист.
– Всё, выйдите из комнаты, не мешайте работать, – строго сказал мужчина в штатском и закрыл за Диной дверь.
Убитая горем Дина села в кресло. И вдруг она заметила, что в углу комнаты на Божнице нет самой большой иконы в красивом киоте. А в горке с посудой один из нижних ящиков был приоткрыт. Она вбежала в комнату Софьи Игнатьевны, в которой ещё находилась следственная бригада.
– Икона пропала! – громко объявила она, – и в ящиках рылись!
– Ничего не трогайте! – так же громко предупредила её криминалист.
– Так, всё-таки, что могли искать у старушки? – не унимался следователь, – похищенная икона была дорогая?
– Я ничего не понимаю в иконах. Но Софья Игнатьевна никогда не говорила, что эта или другая какая икона в доме имеет какую-то ценность. Если бы это было так, она бы обязательно мне сказала об этом. Если бы были в доме ценности, то она закрывала бы дверь в дом на все запоры. Но у нас дверь почти всегда была открыта. К ней часто приходили люди.
– Странно. Бывшая директриса школы и верила в Бога. Коммунистка, наверняка, а иконы в доме, – удивлялся следователь.
– Она родилась до революции. Естественно, была крещённой. А в компартии не состояла. И в сорок третьем фашисты сожгли её двоих детей и близких ей людей. Батюшку нашего храма и его жену, которая спасла её от расстрела, тоже убили. Может, в память о них она и держала эти иконы. Может, и молилась о душах своих детей и друзей. Я, во всяком случае, этого не видела. Софья Игнатьевна ничего и никогда не делала напоказ.
– Извините. Такое пережить трудно. Не переживайте так, – успокаивающе сказала криминалист, сделав свою работу и собирая специальный чемоданчик.
Дина закрыла за всеми дверь на замок, села в кресло, да так в нём и просидела до рассвета. Только утром она позвонила Люсьене и Глаше, которым сообщила печальную весть. Проснувшейся Марусе она сказала, что бабушку увезла скорая в больницу. Она побоялась сразу сказать дочери о смерти любимого человека.
Потом были слёзы подруг, и плачь Маруси, которая всё поняла из разговоров взрослых. Походы на опросы к следователю в Микрорайон, где у неё постоянно выясняли, что убийца мог искать в доме. Конечно, Дина сразу поняла, что искали. Но тайну, доверенную ей, никому не открыла, хотя самой было интересно узнать, что хранится в тайнике. Но искать его она даже не собиралась.
– Значит, кто-то знал, что искал. Значит, кому-то известна тайна, которую столько лет хранила Софья Игнатьевна. Вот только бы знать кому?
Через некоторое время она поняла, что убийцу не нашли и искать не будут.
– Гастролёры, гастролёры, – повторила Дина слова, с которыми её выпроводили из кабинета, – ясно, что зацепок никаких. Но это у вас, дорогие мои сыщики. А я подойду к расследованию с другой стороны. Говорят, что непрофессионалы иногда видят то, что не замечают опытные сыщики.
С этого дня Дина решила расшевелить свою память и записать всё, что говорила ей Софья Игнатьевна.
– Бывает так, что иногда вскользь брошенная фраза натолкнёт на нужную мысль. Так что мысли, Диночка. Начинать надо с того момента, когда тайник попал в руки Софьи Игнатьевны. Нет. Начинать надо с истории города. Если священник спрятал от фашистов то, что находилось в церкви, значит, это была какая-то дорогая вещь не в материальном смысле, а… Возможно, реликвия?
Дина решила расспросить своих Ангелов Хранителей.
– Тётушки должны что-то помнить. Хотя и было им в ту пору мало лет, но иногда детская память хранит такую мелочь, на что взрослый не обратит никакого внимания.
***
На похороны любимой учительницы пришли почти все жители города. Ученик Софьи Игнатьевны, молодой МЭР Катово, посодействовал тому, что старую заслуженную учительницу хоронили за счёт городских средств. Дина не постеснялась спросить его о том, чего так ждала его учительница.
– Софья Игнатьевна сказала, что вы посодействуете с восстановлением нашего храма.
– Да, я сделал всё, что в моих силах. Мне в Московской епархии заверили, что пришлют деятельного священника. Но когда? Это вопрос. Не переживайте, у меня всё под контролем.
– Как вы думаете, найдут убийцу Софьи Игнатьевны? – спросила его Дина.
– Если честно? Вижу, мало заинтересованности. В районе более серьёзных преступлений хватает.
Дина с укором посмотрела на него.
– Я не правильно выразился. Сейчас такое творится…
– Знаете, такое творится уже много лет. А ваша учительница заслуженный человек, хотя бы ради её памяти…
МЭР не стал дослушивать её гневную речь:
– Я вам обещаю, что в любом случае буду держать всё под контролем. Вы же видите, как разросся наш город. Сколько приезжих. И не все могут найти работу. Может это их рук дело. Но что они могли искать и за что убивать? Но поверьте, всё, что в моих силах, всё сделаю, помогу.
– Под контролем сделает он. Рынок только и разросся. Да на каждом углу появились палатки с громкой восточной музыкой, самсой да курами гриль. Ничего ты не сделаешь. Сам у бандитов под контролем, – раздражённо думала Диана, возвращаясь с плачущими тётушками из кладбища.
От грустных размышлений её отвлёк Матвеев Виталий Сергеевич, школьный историк и помощник Софьи Игнатьевны в организации музея города. Он долго и нудно выражал соболезнования общему горю. Остановил он свою речь только у ворот дома Дианы. Естественно, тётушки пригласили его в дом, где Нюра с помощниками накрыли большой поминальный стол.
По углам высокими стопками стояли блины, окружённые горшочками с густой домашней сметаной, растопленным топлёным маслом. Посередине стола в ряд стояло несколько глубоких глиняных мисок с кутьёй, из которых выглядывали деревянные ложки. Каждому из присутствующих необходимо было положить в свою тарелку и съесть три ложки кутьи, желая усопшим вечного рая. После съеденной кутьи и блина Нюра каждому сидевшему за столом приносила по тарелке горячего куриного бульона с кусочком курицы. Что для продрогшей Дины стало в самый раз. На столе стояли пироги с различной начинкой, соления. Кисель в кувшинах. От картошки с запечённой рыбой она отказалась, и чтобы поскорее освободить себя от присутствия Виталия, рядом с которым ей было как-то не по себе, она пошла на кухню, помогать женщинам, кормить всё приходивших людей, которые помянув усопшую, уходили, освобождая место для следующих желающих помянуть хорошего, достойного человека.
Когда все разошлись, и на кухне всё встало на свои места, тихо разошлись по своим домам уставшие помощники. Ушли совершенно без сил от настигшего их горя тётушки. Оставшись одна, Дина подошла к окну, где на подоконнике стояло большое кашпо с разросшимся кустом цветущей герани.
– Вот и вы от меня ушли. Скоро Маруся подрастёт, окончит школу. Захочет уехать. Конечно, захочет. Ей необходимо учиться. И останусь я одна. Совсем одна.
Она гладила листочки герани, который от этого поглаживания разносили свой аромат по комнате. И вдруг она вспомнила, как вот так однажды они стояли с Софьей Игнатьевной у окна и любовались соцветиями этого цветка. Дина вдруг вспомнила своих родителей. Свою не сложившуюся жизнь с Геннадием и на её глазах показались слёзы.
– О чём плачешь? – спросила её Софья Игнатьевна.
– Взгрустнулось что-то, – ответила ей Дина, – подумалось, почему в жизни так много плохого?
– Всегда помни, моя девочка, – сказала старая учительница, – думать о плохом легче всего. Но чем больше о нем думаешь, тем больше накликаешь на себя несчастья. А вот думать о хорошем… это требует усилий. Но эти усилия дисциплинируют, тренируют твой мозг задерживаться на приятных событиях. Ты знаешь, что… Когда в следующий раз на тебя найдёт эта предательская грусть о плохом, тяжёлом прошлом, ты представь себе, например, рассвет. Как он спокойно разливает свои краски по небу, избавляясь от тёмного покрывала ночи. Представь прикосновение прохладного шёлка душной ночью. Или посмотри на эти распускающиеся бутончики красоты, которые словно ведут беседу с тобой, посылая свой успокоительный аромат. Не грусти, девочка. Всё у тебя будет хорошо.
Время шло. Дина скрупулёзно записывала в тетрадь свои воспоминания, рассказы о прошлом Софьи Игнатьевны. Воспоминания тётушек, которым на вопрос, зачем она всё записывает, ответила, что хочет написать о ней книгу. Тётушки этому очень обрадовались. От них она узнала, что икону, которая была похищена из дома Софьи Игнатьевны, была подарена ей ими.
– Она стояла ещё в нашем доме, – объясняла ей Люся, – мы так особо не соблюдали никаких постов. Мы пионеры, комсомольцы. Отцы наши на фронте вступили в партию.
– А Софья Игнатьевна она ни кому не говорила, но была верующей. А эта икона, – Глаша показала на старинную икону, но в скромном окладе, которая раньше стояла рядом с похищенной иконой, – из нашего дома. Подарок от моей бабушки.
– Главное, нашу икону похитили. А твоя икона, Глаша, постарше будет, и не позарились.
– Странно. Зачем она им? – спросила Глаша, – что твоя, что моя икона?
Похитителя так и не нашли. А в Катово так и не началось восстановление храма. И дело об убийстве учительницы ушло в архив.
***
Катово. 2006 г.
Годы пролетели со скоростью ракеты, но жаловаться на жизнь Дина считала, грешно. У многих женщин и Перестройки положение было сложное. А девяностые годы со своими страшными причудами вообще усложнили жизнь до абсурда. Новое тысячелетие тоже не принесло облегчение. Две тысячи шестой год ничем не отличался от предыдущих. Не всё хорошо в стране. Тем более в этом маленьком городе.
Людям казалось, что власти забыли, что Россия и состоит из тысяч таких городишек. Из тысяч беспомощных, с детьми на руках женщин, которым и бросить нельзя таких мужей, как был её Геннадий, потому что куда с детьми идти? И жить до невозможности страшно, постыдно, больно. А некоторым и опасно.
Но её с Марусей жизнь текла спокойно и размеренно. С работой, куда помогла устроиться Софья Игнатьевна, Дине повезло. Следуя советам Софьи Игнатьевны, она забыла о муже. Скорее всего, и он из-за дальнего расстояния забыл об их существовании и не собирался наведываться к ним. Дина жила не скучно и счастливо. Ей нравилось возиться в саду и небольшом огороде. Она не могла налюбоваться на дочь, которая забыла, что такое аллергия и выросла здоровой и счастливой.
Фирма, как теперь принято говорить офис строительной компании, в которой работала Дина, находился в сорока минутах ходьбы от её дома. На границе старого города и нового микрорайона. Он, конечно, не новый, его «хрущёвки» заселяли ещё в шестидесятых годах. Тогда и появилось это гордое название, Новый микрорайон. И хотя с тех пор прошло столько лет, что пора бы снести все эти когда-то приносившие людям радость постройки и создать действительно новый микрорайон. Но пока всё остаётся, как было прежде.
Так что пока стоят «хрущёбы» и дряхлеют, компания Дины, как может, латает их старые раны. Дорога к офису лежит через пустырь, отделяющий старый район от нового. Можно пройти по узкой автодороге, пролегающей с одной стороны пустыря, которая отделяет его от когда-то выложенного асфальта бетонными плитами. Но машины в распутицу делают из луж в проваленном асфальте и грязи непроходимое месиво.
Однажды, когда весенний лёд на пустыре ещё не растаял, но уже был не таким скользким, Дина попыталась через пустырь проскочить на работу.
– Так безопасней, чем идти по дороге и ждать, когда тебя обрызгает грязью очередной грузовик или фура.
Но чтобы дойти до пустыря, ей необходимо пройти по старым улочкам с брусчаткой старинного города. Эту мостовую, покрытую брусчаткой, мостовой можно назвать с большой натяжкой. Её выложили добротными булыжниками ещё в давние времена, скорее всего, до революции. Но это было когда! А теперь когда и кто в этом стародавнем городке будет что-то строить, ремонтировать? Тем более полу-выбитую мостовую, по которой идти всё равно, что с горки спускаться. После ночного морозца мостовая становится опасной для передвижения. Одно неловкое движение и перелом конечности обеспечен и хорошо, если одной.
– Как быстро пролетела жизнь! – Думала Дина, осторожно передвигаясь по скользкой дороге, – хотя я и говорю Марусе, что сорок пять для женщины, это «я вам всем ещё покажу», хотя на самом деле мне до сорока пяти, ещё три года. Но на самом деле показывать ничего и никому не хочется. А уж замуж выходить тем более. Как говорится, были, знаем. Но если по большому счёту, там, где я была, нормальным замужеством назвать нельзя, да и мужа нормального не было. И если честно, хочется, – думала Дина, – хочется, чтобы был. Сейчас, конечно, не так хочется, как в молодости. Но помечтать-то можно? Чтобы рядом с тобой был любящий тебя человек. Защитник. Добытчик. Чтобы, как говорят, и в беде и радости. Но не сложилось и уже, я так думаю, не сложится никогда. Мне ещё посчастливилось, что на моём пути встретилась Софья Игнатьевна. Только выпало мне пожить с ней вместе, в счастье и покое не долгое время.
Иногда к Дине захаживал преподаватель истории Виталий Сергеевич Матвеев, который был её ровесником. Деятельный и слишком болтливый, он помог Софье Игнатьевне в организации музея истории города. Он и раньше захаживал к Софье Игнатьевне домой и записывал её рассказы о событиях, которые происходили во время немецкой оккупации. После этих воспоминаний она долго не могла прийти в себя. Но ей был симпатичен этот мужчина. Ей нравилась его воспитанность. У неё вызывало уважение то, с каким интересом он собирал сведения об Отечественной войне, о горожанах, переживших оккупацию. Но что-то в нём её напрягало. Что она и сама не могла понять. Поэтому, когда он стал подавать Диане различные знаки внимания, она очень настороженно отнеслась к этому.
Дина ничего не хотела менять в своей жизни. А после ухода Софьи Игнатьевны, она ничего не меняла в доме. Всё осталось так, как и было при её жизни. И герань, за которой она ухаживала, всё ещё стоит на подоконнике. Разрослась ещё больше огромным кустом с красивыми ярко розовыми цветами. Иногда Дина разговаривала с цветком, словно перед ней стоял не цветочный горшок, а сама Софья Игнатьевна.
– Как я ей благодарна. Она заменила мне и маму, и бабушку, которой у меня не было. И я рада, что смогла проводить её в последний путь. Мне кажется, она должна была переживать, что перед уходом в тот иной мир рядом с ней не было близких ей по крови людей. Я позвонила Любе, когда её мама только заболела и слегла. Она ответила, что приедет. Но не смогла, потому что в день смерти Софьи Игнатьевны у Оли произошли преждевременные роды, и Люба не смогла оставить дочь. Но рядом с её мамой были мы.
Тётушки: её верные подруги Глафира и Люсьена, я, Маруся, которую она очень полюбила, – думала Дина, вспоминая Софью Игнатьевну. Дина вспомнила фразу, однажды оброненную ею.
– Деточка, всё, что надёжно спрятано до времени, лежит близко для того, чтобы вернуть в родной дом. Помни: никогда не давай своему языку бежать быстрее неуправляемого коня. Больше молчи и вовремя закрывай рот. Тогда тайна откроется, когда наступит для неё время. И ещё. Ты знаешь, что у меня всё и всегда лежит на месте. Только мебель я переставляла время от времени. Но есть одно место, где никогда не было перестановок. Тебе нужно только вспомнить, где это место. Прости, что так путано и загадочно. Но этого требует тайна, которую пока нельзя открыть. Я уверена, у тебя всё получится, – а потом с улыбкой добавила, – тебе уже известно, что у меня всё и всегда лежит на месте. Мне только всегда требуется вспомнить, где это место. Ах, стара я уже стара.
Дина очень переживала о том, что пока не поняла, что за тайну она хранила. И как найти тайник, в котором она спрятана.
***
Наверное, ни одно время года так не радует людей, особенно женщин, как приход весны. Чем это можно объяснить? Появлением долгожданного солнца? Теперь оно не только светит, но и греет, нежно прикасаясь к прохожим тёплыми лучами, заставляя расстегнуть надоевшее зимнее пальто. Или надеждой на то, что весной, с обновлением природы, обновится и твоя жизнь. Расцветут красивыми цветами мечты и подарят свои плоды, как вскоре свои плоды будут дарить фруктовые деревья.
А солнце, пуская стрелы колких лучей, вызволяет весну из крепких объятий зимы, которая от обиды на подругу плачет тающими сосульками, а по ночам в отместку ей строит каверзы, покрывая уже совсем тонким льдом мокрые от тающего снега мостовые. Как хорошо идти по любимому городу. Идти не спеша. Просто идти и смотреть не под ноги и не бежать, вечно куда-то опаздывая, а просто так идти и смотреть по сторонам на дома. Дина всегда выходила за час до начала работы. Сейчас она может себе это позволить. Да особо и не разбежишься, учитывая «тротуары» тропинки, дорожки. Автобус ждать? Это всё равно, что купить лотерейный билет и ждать: выиграет он, не выиграет.
Дине большую часть пути приходится идти по старому городу, она идёт и рассматривает дома. Они такие разные. Старые, старинные. Покрытые не серой плесенью, как сразу может показаться, а сединой времени.
– Мне стыдно признаться, – думала Дина, – в том, что мне нравится идти и бегло смотреть в окна. Не подглядывать, а просто бросать на них свой взгляд. Иногда мне кажется, что окна, это совсем и не окна. Это глаза дома. И они такие разные, как глаза людей. По глазам людей, по взгляду можно определить душу человека. Какая она? И по окну можно определить, какой хозяин живёт там, за стеклом. Вот окно, оно плотно зашторено, чтобы ни один чужой взгляд не проник внутрь помещения, словно говорит прохожим:
– Какое вам дело, как я живу? Проходите мимо!
Оно и правда, почему кому-то должно быть интересно, кто там живёт за плотно зашторенными, не пропускающими солнечный свет окнами? Не должно быть, но интересно. И я смотрю на окна соседнего дома, где кокетливая занавеска чуть прикрывает половину окошка, словно лукаво намекает:
– Что посмотреть хотите? Посмотрите, мне нечего скрывать! У нас каждый день новости! Каждый день что-то случается. Скучать некогда.
А вот и гардина, и шторки, и герань на подоконнике. Постучись тихонько в стеклышко, и оно тебе ответит:
– Что вы хотели узнать? У нас всё по старому, как десять, пятьдесят, сто лет назад. Гардина, шторки, герань на подоконнике.
Мне иногда кажется, что города похожи на людей, которые в них проживают. А может, и я стала похожа на свой город. Уже такая, в возрасте, по Маруськиному определению. И волосы мои когда-то с каштановым оттенком, как-то поблекли. И дом, в котором я теперь живу, совсем стал старым. Или старинным. Ведь его строил ещё муж Софьи Игнатьевны.
Задумавшись о недавних и давних событиях, Диана чуть не упала в лужу, ещё покрытую тонкой коркой льда.
– Хорошо еще, что ногу не свернула. Всё копаюсь, копаюсь в воспоминаниях.
Увлечённая своими размышлениями, Дина резко дёрнула рукой, чтобы из-под рукава ещё зимнего пальто выглянули наручные часы. Узнать, который час, опаздывает она на работу или нет, ей так и не удалось. Наступив в очередную ямку, она со всего маха села в лужу. Сесть-то она села, а вот встать ей никак не удавалось. Её нога попала в предательскую ямку, от давно исчезнувшего булыжника в мостовой, и она упала, сильно подвернув ногу. Ей показалось, что кость хрустнула, и нога сейчас разломается на несколько частей. Она громко заойкала, пытаясь встать, но боль в ноге не давала возможности подняться. Наконец ей надоело сидеть на мокрой дороге. Превозмогая боль, она еле доплелась до пустыря.
– Всё, совсем немного, и я окажусь на работе, – думала Дина, чувствуя, что с её ногой происходит, что не то.
Только она подумала об этом, как опять шлёпнулась в талую воду. По-простому в холодную лужу. Дина, опять борясь с болью в ноге, пыталась встать на свои конечности, но лёд под водой никак не давал ей это сделать. Вся мокрая, она решила подняться в последний раз, а если не получится, сидеть в луже и звать горожан на помощь. Но какие горожане? Упала она на пустыре!
Когда Дина уже была на грани отчаяния, то вдруг почувствовала чьё-то крепкое объятие. Но обнявшему её со спины мужчине поднять и вызволить Диану из ледяного плена не удалось. Его ноги, как и её, так же разъехались в разные стороны. Она упала с той разницей, что теперь не в лужу, а на мужчину, который под тяжестью её тела спиной завалился в ледяную воду.
Она не видела лица мужчины, потому что мокрой спиной лежала на нём, но, догадываясь, что по этому поводу может от него услышать, рассмеялась. Немного посмеявшись, она всё же смогла сползти с него и, продолжая находиться в этом ледяном бескрайном болоте, повернулась к нему лицом. Он тоже тихо смеялся. Но смех у Дины пропал, потому что она увидела перед собой мокрого с головы до ног офицера. И на нём была мокрая и грязная форма. Почему-то он был без шинели.
– Вы, почему без шинели? – спросила она его совершенно серьёзно.
– Потому что она долго сохнет.
– Понятно, а форма на вас высохнет быстро?
– Боюсь, что нет. А вот воспаление лёгких нам с вами светит ярким светом. Давайте выбираться из этого болота.
– Как? Я пыталась разными способами, и мне это не удалось. Вы-то как здесь очутились?
– Видите, на дороге моя машина стоит. Я видел, как вы мучились, решил вас спасти. Так, слушайте мою команду.
Как не послушаться командира, да ещё такого отважного? Только в конце пути, поддерживаемая спасителем, Дина попыталась спрыгнуть на бетонную плиту, да так неловко, что ещё раз подвернула щиколотку.
– Ну вот, придётся лечить вас не только от простуды, – сказал командир, усаживая её в автомобиль.
– Я думала вы спасатель, а вы ещё и лечить умеете?
– Лечить, это моя профессия. Я, как вы могли заметить, подполковник медицинской службы Иннокентий Заваров, – поёжившись от холода, представился он.
– А меня зовут Дина. Диана Константиновна.
Так эта весна открыла новую страничку её жизни.
***
– Что на меня не похоже, но подполковник мне как-то сразу стал симпатичен, – Дина не ожидала, что у неё может появиться такая мысль.
Но боль в ноге взяла вверх над её появившимися симпатиями, и она с ужасом думала, что теперь делать и как ей быть дальше с работой.
Подполковник Иннокентий наделал много шума в «строительной коробочке», сначала тем, что подвёз Дину к конторе на собственном авто. А уж о том, что он, выйдя из автомобиля, открыл дверь и, подав ей руку, помог ей в совершенно мокром пальто выйти из автомобиля, да ещё поддерживая «хромую курицу» под локотки, довёл до дверей кабинета… На женский сплочённый коллектив Дины это произвело фурор.
Под многозначительную ухмылку начальника, Дина попросила у него неделю отпуска за свой счёт.
– Не дам, у тебя теперь есть спасатель личный. На руках будет тебя носить от дома до офиса. Он же настоящий полковник? – издевался он над ней.
– Тогда мне придётся взять больничный, – пригрозила ему Дина.
– Ты вот что. Успокойся, больничный тебе и так светит, так что прыгай дальше, лечись. Отпуск ещё успеешь взять, – уже серьёзно и добродушно ответило её начальство.
Пока она прыгала по коридору на одной ноге, Иннокентий под общий хохот девчонок, которым он рассказывал о её спасении, звонил в свою воинскую часть, которая находится в старом городе, сообщая о своей задержке на службу.
Наконец, приземлившись на стул в своём кабинете, Дина, ойкая от боли, стала давать распоряжения девочкам о порядке работы в её отсутствие. Мокрый подполковник, заметив её страдания, присел и осторожно снял с Дины сапог.
– И что вы сделали, – возмутилась она, – каким образом теперь вы его натяните обратно на ногу?
– Никаким, – невозмутимо ответил он, ощупывая распухшую лодыжку.
– Вы что себе позволяете? – возмутилась Дина.
– Уже позволил выявить у вас перелом в худшем, а трещину в лучшем случае. Вот дела, – задумался он.
– Мамочки, что же мне делать? Это что, надо гипс накладывать?
– Сначала надо сделать снимок, потом гипс в любом случае. Так поехали к нам.
– Куда это к вам?
– В нашу часть. Я там сделаю снимок и наложу на ногу гипсовую повязку.
– Конечно, в вашу часть в таком виде. Вы себя видели? О себе я вообще молчу.
И если перелом, тогда мне придётся брать больничный. Везите меня домой.
– Ко мне? – удивлённо спросил Иннокентий.
Девочки, конечно, захихикали, слушая их диалог, но Дине уже было не до смеха.
– Что себе позволяет этот совсем обычный на вид мужчина с такими красивыми глазами, спрятанными под очками, – подумала она, но вслух сказала, – конечно, надо же ещё с вашей супругой познакомиться.
Улыбка исчезла с лица Иннокентия, он нервно, негромко откашлялся в кулак и уже серьёзно спросил девчонок:
– Ваша городская больница далеко находится? В старом городе её нет, как мне известно.
Действительно, единственная городская больница находилась недалеко от офиса Дины. Поэтому, не забирая её мокрого пальто, которое она сняла сразу по прибытии в кабинет, он подхватил Дину на руки и донёс до своего автомобиля. Здесь надо заметить, что если бы она была в мокром пальто, то этого бы у него не получилось. В больнице подполковник со знанием дела с кем-то переговорил, сам рассмотрел снимок и стал внимательно наблюдать, как Диане наложили гипс на всё-таки давшую трещину в двух местах ногу.
Девочки уже успели доложить по телефону, который находится в доме у тёти Люси, о беде своей начальницы, поэтому у ворот дома Дину и подполковника встретила дружественная парочка тётушек, и начался вселенский переполох.
Иннокентий занёс Дину в дом, но быстро освободиться от плена Люсьены и Глафиры ему не удалось. Узнав от сослуживцев подопечной, что офицер весь вымок, спасая их девочку, они наволокли вещей, оставшихся от мужа Глаши, который умер лет как десять назад. Пока Глаша занималась чисткой, сушкой формы офицера, Люся поила их травяным чаем с мёдом и выуживала личные данные у Иннокентия.
– Странно, что ты дослужился до больших звёзд на погонах, а не женат, – говорила она смущённому подполковнику.
– Что в этом странного, – ответил он ей, почему-то глядя на Диану, – мы давно развелись, у меня вырос прекрасный сын Егор. Он сейчас проходит учёбу в Московском пограничном институте ФСБ.
– Пошёл по папиным стопам? – допытывалась Люся.
– Нет. Я начальник медицинской части.
– А что это у тебя сын, понимаешь, в Москве учится, а ты в нашу глухомань попал.
– Куда послали, служба, – ответил Иннокентий, – да и не такая уж здесь и глухомань. А Москва, что Москва? Если надо, так она всегда рядом.
– Люсьена Николаевна, ну чего вы к человеку пристали с расспросами, – пыталась Дина угомонить любопытство тётушки.
Хорошо, что тут вошла Глаша с наглаженной и почищенной формой и забрала Иннокентия в другую комнату.
– В следующий раз я вам о себе расскажу подробней, – опять глядя на Дину, сказал облачённый в сухую и чистую форму спаситель от луж, – а теперь позвольте мне удалиться. Служба ждёт.
– Слышала, что он сказал? В следующий раз, – как-то довольно объявила Люсьена, когда они с Глашей проводили Иннокентия за ворота Дининого двора.
В ответ она только пожала плечами.
#ИГорбачева_опусыИрассказы
Следующая публикация
Комментарии 11