Прости меня, мама, за грубое слово,
За глупость, за дерзость, за хамство прости.
Прости, повторяю я снова и снова,
Прости и грехи все мои отпусти.
Я взрослая стала, я все понимаю,
Я выплакать слезы готова твои.
Глаза снова в небо сейчас поднимаю,
Тебя обнимаю, и ты обними.
Прости меня, мама, за позднюю совесть,
Прости за холодное слово и жест,
За снежные зимы, за длинную повесть,
За ливень не вовремя, и за протест.
Прости, что не смела сказать это раньше,
Прости, что сейчас это все говорю.
Люблю тебя очень, безумно, без фальши.
Твой образ навечно в душе сохраню.
Ты, мама моя, навсегда молодая,
И лучше тебя в мире нет матерей.
Я знаю, простишь нас, детей, ты, ругая,
А мы не закроем открыт
Пассажиры уже начали собирать вещи и упаковывать чемоданы, когда в дверь нашего купе просунулась голова пожилого проводника:
- Граждане, если у кого осталась еда, не выбрасывайте, отдайте мне.
В руках он держал кулёк, свёрнутый из старой газеты. В нём уже что-то лежало.
- Что, поросят выкармливаешь, друг? - громогласно отозвался коренастый, пышущий здоровьем моряк торгового флота, всю дорогу резавшийся в соседнем купе в преферанс. - Хорошее дело! Люблю поросятину, поджаристую, с косточкой...
- Да это не мне, - уклончиво возразил проводник.
Действительно, для чего ему всё это? Сказать честно, я даже подумал нехорошо об этом серьёзном сдержанном человеке, на которого у нас за сутки с лишн