- Хорошо, тогда давай иначе. Как ты выбираешь, когда следует практиковать контролируемую глупость, а когда нет?
- Я практикую её всё время.
Тогда я спросил, значит ли это, что он никогда не действует искренне и что все его поступки лишь актёрская игра.
- Мои поступки всегда искренни, - ответил дон Хуан, - и всё же они не более, чем актёрская игра.
- Но тогда всё, что ты делаешь, должно быть контролируемой глупостью, - изумился я.
- Так и есть, - подтвердил он.
- Но этого не может быть! - возразил я, - не могут все твои поступки быть контролируемой глупостью.
- А почему бы и нет?
- Это означало бы, что в действительности тебе ни до чего и ни до кого нет дела. Вот я, например. Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе безразлично, стану я человеком знания или нет, жив я или умер и что вообще со мной происходит?
- Совершенно верно. Меня это абсолютно не интересует. И ты, и любой другой в моей жизни не более, чем объекты для практики контролируемой глупости.
- Я подозреваю, что мы говорим о разных вещах, - сказал я, - не следовало брать меня в качестве примера. Я хотел сказать, что должно же быть в мире хоть что-то тебе небезразличное, что не было бы объектом для контролируемой глупости. Не представляю, как можно жить, когда ничто не имеет значения.
- Это было бы верно, если бы речь шла о тебе, - сказал он, - происходящее в мире людей имеет значение для тебя. Но ты спрашивал обо мне, о моей контролируемой глупости. Я и ответил, что все мои действия по отношению к самому себе и к остальным людям не более, чем контролируемая глупость, поскольку нет ничего, что имело бы для меня значение.
- Хорошо, но если для тебя больше ничто не имеет значения, то как же ты живёшь, дон Хуан? Ведь это не жизнь.
Он засмеялся и какое-то время молчал.
- Пожалуй, объяснения тут бесполезны. Это невозможно объяснить, - сказал он, - в твоей жизни есть важные вещи, которые имеют для тебя большое значение. Это относится и к большинству твоих действий. У меня всё иначе. Для меня больше нет ничего важного — ни вещей, ни событий, ни людей, ни явлений, ни действий — ничего. Но всё-таки я продолжаю жить, потому что обладаю волей. Эта воля закалена всей моей жизнью и в результате стала целостной и совершённой. И теперь для меня неважно, имеет что-то значение или нет. Глупость моей жизни контролируется волей.
После длительной паузы я сказал, что некоторые поступки наших ближних всё же имеют решающее значение. Например, ядерная война. Трудно представить более яркий пример. Стереть с лица земли жизнь — что может быть страшнее?
- Для тебя это так, потому что ты думаешь, - сверкнув глазами, сказал дон Хуан, - ты думаешь о жизни, но не «видишь».
- А если бы «видел», относился бы иначе? - осведомился я.
- Научившись «видеть», человек обнаруживает, что одинок в мире. Больше нет никого и ничего, кроме той глупости, о которой мы говорим. Твои действия, равно как и действия твоих ближних, имеют значение лишь потому, что ты научился думать, что они важны. Сначала мы учимся обо всём думать, - продолжал он, - а потом приучаем глаза смотреть на то, о чём думаем. Человек смотрит на себя и думает, что он очень важен. И начинает чувствовать себя важным. Но потом, научившись «видеть», он осознаёт, что не может больше думать о том, на что смотрит. А когда он перестаёт думать о том, на что смотрит, всё становится неважным.
- Наша сегодняшняя беседа о контролируемой глупости сбивает меня с толку, - сказал я, - я действительно не могу понять, что ты имеешь в виду.
- И не сможешь, потому что ты пытаешься об этом думать, а мои слова никак не вяжутся с твоими мыслями.
- Я пытаюсь думать, - сказал я, - потому что для меня это единственная возможность понять. И всё-таки, хочешь ли ты сказать, что как только человек начинает «видеть», всё в мире разом теряет ценность?
- Разве я говорил «теряет ценность»? Становится неважным, вот что я говорил. Все вещи и явления в мире равнозначны в том смысле, что они одинаково неважны. Вот, скажем, мои действия. Я не могу утверждать, что они важнее, чем твои. Так же, как ни одна вещь не может быть важнее другой. Все явления, вещи, действия имеют одинаковое значение и поэтому не являются чем-то важным.
Тогда я спросил, не считает ли он, что «видение» лучше, чем простое смотрение на вещи. Он ответил, что глаза человека могут выполнять обе функции и ни одна из них не лучше другой. Приучать же себя только к одному из этих способов восприятия, значит безосновательно ограничивать свои возможности.
- Например, чтобы смеяться, нам нужно смотреть, - сказал он, - всё, что есть в жизни смешного, можно уловить только, когда смотришь. Когда человек «видит», всё настолько равнозначно, что ничего смешного не может быть.
Карлос Кастанеда "Отдельная реальность"
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1