Во время съемок фильма Страсти Христовы Джим Кэвизел, играя Иисуса, похудел на 45 фунтов, был ударен молнией, получил настоящие удары кнутом - один рассек ему плечо и оставил шрам в 35 см. Он вывихнул плечо, когда нес крест на Гоолгофу - он не был бутафорским и весил около 70 килограммов. Кэвизел пострадал от пневмонии и переохлаждения. Съемки проходили зимой, и часто актеру становилось так холодно, что он не мог говорить — его замерзшее лицо приходилось отогревать, чтобы он хоть немного мог шевелить губами. Сцена распятия заняла 5 недель из 2-месячного съемочного времени. Чтобы положить на тело Кэвизела кровавый грим, требовалось от 7 до 10 часов. От многослойного грима тело актера пок
Мать звала Лизку «Лизка, дрянь, иди сюда!», отец с пьяных глаз называл «уу, страшилище», бабка отцовская шипела: «женился на чучеле, а она еще эту страшилу родила, тьфу ты… пропасть…». Конечно, думала Лизка, глядя в зеркало: «рыжая, лицо все конопатое, зубы передние выпали. Ууу, страшилище!» - гудела она, показывая сама себе язык. Мать на кухне в баке белье помешивала палкой, отец храпел, а бабка ушла к соседке. Лизка выскочила во двор и огляделась. Убедившись, что ее никто не видит, она скользнула за дом. Там, за высоким деревянным забором был заброшенный яблоневый сад. Отодвинув только ей известную доску, девочка проскользнула в сад. Доска тихо вернулась на свое место, закрыв проход... Ли
Учила бабушка меня:
«Нет, не течёт вода под камень,
А в печке не зажжёшь огня,
Коль не заполнена дровами.
А если сладко хочешь спать,
Не уповай на Божью милость,
Соломку надо подстилать,
Да и следить, чтобы не сбилась.
Не смей - чужого не бери!
Своё – храни. Уж, как сумеешь.
А слёзы вытри, не реви,
От жалости к себе - слабеешь.
У Бога много не проси,
Но верь, что край придет – поможет.
Гнев неразумный погаси,
И на судьбу не злись, негоже.
Не жди, что кто-то принесёт,
Поди, возьми, ведь ноги держат.
А коль беда – то кто спасёт?
Сама хоть что-то сделай прежде.
Пусть боязно, пусть не с руки,
Другие могут - ты пытайся.
Глаза у страха велики -
Но всё получится – старайся.
А за обиды не держись -
«Я всю жизнь не мог решить, что мне дороже – галерея или ты...» Любовь и дело всей жизни Павла Третьякова. Павел Третьяков, создатель знаменитой московской галереи, совсем не заботился о своём здоровье и словно игнорировал болезни. Вплоть до того, что не считал нужным при острейших приступах язвы обращаться к врачу. Когда поздней осенью 1898 года Павел Михайлович слёг в постель, родные лишь однажды услышали от 65-летнего больного скромный и грустный вопрос: «Неужели я умру?» В остальном же — никаких жалоб, ясные мысли и речь, нескончаемые текущие дела, пусть и выполняемые в кровати. Утром 16 декабря к нему, как обычно, явился служитель галереи с докладом. Третьяков молча выслушал его, но в