Меняться никогда не поздно

Почти любому самому настоящему одинокому домоседу однажды в жизни в руки попадает собака. Зачастую от знакомых, под предлогом – «так тебе будет веселей». Такая ситуация случилась и со мной...
На сорокашестилетие от младшей сестры Инночки я получил хороший подкол в виде шоколадного щенка лабрадора. Как сейчас помню этот день!
Праздновать я особо не хотел, друзей у меня так и не завелось, как и супруги, а звать коллег не стал. Из родни – Инна всегда в разъездах, матушка умерла пару лет назад, больше никого и нет.
В общем, ощущения праздника не было от слова совсем до слова полностью. Даже не стал покупать никакой торт. Единственным подарком был случайно подвернувшийся именно в этот день матч моей любимой футбольной команды по телевизору.
Вдруг под окнами раздался жутчайший визг тормозов и неутихающий гудок автомобиля. Я сразу подумал о сестре – это был её фирменный стиль вождения.
Потом я вспомнил, что у неё намечалась какая-то очередная сделка, и в моё подмосковное захолустье она ни за что не поедет. Обознался!
Однако через пару минут по квартире разнесся звон домофона.
– Кто?
– Конь в пальто, открывай давай!
Инночка завалилась в квартиру, как всегда, в роскошном пальто, в одной руке торт, в другой большущая коробка с огромным красным бантом.
Мы быстро поздоровались, и я сразу потянулся к коробке, потому что подумал, что она может быть тяжелой. Но Инна элегантно отвела её за ногу, а мне всучила торт и отправила на кухню.
– Можешь не разуваться, проходи!
– Ой, да ладно. Будешь потом ещё по полу ползать, вытирать его, спину прихватит... Старость уже не в радость!
На кухне раздался её звонкий смех, который я не смог не поддержать. Инна аккуратно поставила коробку на стул и начала свою речь:
– Виталя, дорогой мой. Не знаю по какому, но явно не лучшему стечению обстоятельств ты сейчас без спутницы жизни и товарищей, а твоих офисных крыс я друзьями называть не хочу.
Сидишь тут один-одинёшенек, как в темнице, и чахнешь. Воздуха не видишь, только жирком обрастаешь!
Тут я не удержался и перебил её:
– Ты меня с днем рождения поздравляешь или приехала, чтобы указать на все недостатки?
– Цыц! Дай договорить! Так вот... Я считаю, что тебе нужен стимул, чтобы развиваться и двигаться дальше. Сорок шесть – не приговор! А раз тебе не помог и не пришелся по вкусу мой абонемент в фитнес зал, то это чудо тебе точно поможет!
В том году Инна и правда дарила мне какую-то карточку, мол, смогу там и себя в форму привести, и найти кого-нибудь, но я даже ни разу не сходил туда.
– Ты в такой коробке мне решила подарить абонемент в бассейн или гантели?
– Если ты забыл, то я это уже пробовала, так что открывай!
Я с предвкушением подошел к коробке, ведь совсем не знал, что её сумасшедшая головушка могла придумать на этот раз, и откинул крышку.
Из глубины на меня уставилось два черных немного сощурившихся глаза, а маленький розовый рот тут же зевнул и издал какой-то визг.
– Знакомься! Шоколадный лабрадор, мальчик. Уверена, вы подружитесь!
Сказать, что в тот момент я опешил – ничего не сказать. Если честно, я вообще всю жизнь не особо любил собак, да и не умел за кем-либо ухаживать. А тут самый настоящий щенок, которого вдруг непонятно зачем насильно посадили мне на шею!
– А делать-то мне с ним что?
– Как что? Любить, ухаживать, выгуливать. Мне тебе инструкцию к собаке давать? – Инночка засмеялась, хотя мне было не очень-то и до смеха.
Но никаких возражений она слушать не хотела, поэтому, даже не выпив чай, уже через пятнадцать минут также шумно отчалила, оставив лишь визг резины в ушах и коробку со щенком на стуле.
Я полез в интернет...
Через полчаса долгих поисков лучших кличек для собак и прочего, я решил назвать пса в честь бога греческой мифологии Зевса. По моей логике щенок должен был стать сильным и смышлёным. Должен…
Я также прошерстил Интернет в поиске всего, что нужно для малыша, и сразу же отправился в ближайший зоомагазин, с опаской и тревогой оставив щенка в той же коробке, в которой он приехал.
*****
Следующие несколько месяцев я прожил в огромном стрессе...
Зевс оправдал совершенно иную сторону своей клички. Он был настоящим громовержцем, в плане того, что не мог передвигаться по квартире, не топая, как слон, и не задевая неуклюжей тушкой какой-нибудь очередной стул или иной предмет.
Но я искренне надеялся, что это скоро пройдет, и через несколько месяцев, когда он вроде должен быть уже подростком по щенячьим меркам – он станет более статным и аккуратным...
Сколько бы я ни вкладывал в него сил, дрессировке он тоже не особо поддавался. Пес уставал и отвлекался буквально спустя десять минут после начала тренировки.
Привлекали его только следующие вещи: представительницы другого собачьего пола (хотя и женские юбки он тоже иногда не пропускал, видимо ища в объятьях девушек ласку, отдавать которую я не привык), кошки, но их он яростно пытался облизать с ног до головы (спасибо, что не загрызть), и еда...
Хотя, к полноценному корму он был чересчур привередлив. Зевс с удовольствием ел только вкусняшки – определенный вид сушеных косточек с кусочками мяса, всё остальное он игнорировал или пытался зарыть.
Но это вовсе не относилось к еде с улицы, которую он даже не пытался сортировать и фильтровать. В нашем, наполненном кошками и едой для них, дворе ему по вкусу было всё!
Устал я от подобного поведения очень быстро, и сколько бы меня не пытались уговорить Инночка и мои знакомые, я решил, что Зевс в свои пять месяцев уже должен становиться мужчиной.
Пора было научиться не только защищать хозяина, не подбирать еду с улицы и не брать её с чужих рук, не тянуть поводок во все стороны во время прогулки, но и перестать делать свои грязные уличные дела дома, как какая-нибудь кошка – прямо в обувь!
Мой день превратился в сплошные тренировки, причем мне больше казалось, что учусь на них я, а не Зевс.
Каждое утро я начинал с того, что вставал в шесть и собирал два контейнера с вкусняшками – один на утреннюю встречу с кинологом, другой на вечернюю, потом спихивал Зевса с дивана (лежанку он совершенно не воспринимал), надевал на него шлейку, строгий ошейник и созванивался с Михаилом – нашим тренером.
Через десять минут мы заходили за кофе, через пятнадцать уже были на площадке. А там… день за днем одно и то же.
Зевс отвлекался на собак, кошек, машины, голубей, песок, луч света и прочую ересь. Команды: сидеть, лежать, рядом, охраняй, место – в руках Михаила он выполнял почти всё беспрекословно, он был послушным и хорошим, но у меня...
Вместо «сидеть» он обязательно заваливался на бок, а на «лежать» начинал громко лаять. Своим местом он считал не рюкзак с игрушками, а калитку на выход с тренировочной площадки, а защищая меня от «нападений» Михала он, наоборот, начинал ему помогать и, видимо играясь, кусал меня за руки.
Мне искренне казалось, что пес просто надо мной издевался! Все коллеги смеялись и говорили, что собака похожа на своего хозяина, а соответственно – они ждали, что я как-нибудь также начну «чудить».
Но я был полностью уверен, что собака похожа на того, кто её выбрал и купил. Потому что Зевс был копией Инночки, когда мы только росли. Такой же несносный, упрямый и полностью неуправляемый.
– Не переживайте, Виталий, справитесь ещё! Чего вы хотите от восьмимесячного пса? Он ещё совсем маленький, играть хочет, – постоянно успокаивал меня Михаил.
– А что мне с ним делать? Ждать ещё год, чтобы перестать убирать всю обувь в шкаф? Или ещё два, чтобы он наконец понял, что если вдруг случится какая-то потасовка, то мне надо помогать, а не добивать меня?
Михаил по-доброму смеялся на мои возмущения и продолжал тренировку.
Я долго пытался разобраться, что же у нас с Зевсом не клеится и почему. Интернет говорил, что псу нужны игрушки, разные развивашки и головоломки. Я покупал их, приносил домой, ставил посередине комнаты и уходил на работу.
Возвращаясь домой, я находил эти игрушки нетронутыми. Зевсу было не интересно...
Интернет говорил, что псу нужно общение с другими собаками и людьми. Со временем он начал кидаться на всех псов, которые пытались к нам подходить, а людей, которые пытались его погладить, он сразу начинал пачкать и слюнявить...
Интернет говорил, что Зевсу нужны полезные прогулки, состоящие на 90% из тренировок. Он их и получал, 10% прогулки отводилось под его дела и дорогу от площадки до дома, остальное время мы занимались...
Инночка говорила, что псу нужна любовь. Но я просто не мог смотреть на него в очередной раз, когда он снова метил туфли, вырывался на прогулке или начинал лаять по команде «лежать».
*****
Спустя год мучений я не выдержал. Я понял, что мы с Зевсом совершенно не сходимся характером и поставил Инночку перед условием, что либо она его забирает, либо я отдаю его в приют – молодому породистому псу быстро найдется хозяин.
Сестра в этот момент снова была заграницей, а ждать ещё несколько месяцев я не мог, поэтому, в день Икс, я просто собрал все вещи Зевса, взял его на поводок и вышел на улицу.
Пес как-то мрачно на меня смотрел, я же старался вообще на него не смотреть. Но мои надежды, что мы преодолеем путь в сорок минут без проблем, не оправдались.
Очередная кошка привлекла внимание Зевса намного лучше, чем мои команды «ко мне», «Зевс, фу» и «Зевс, стоять». Что-то во мне ёкнуло, я психанул и… просто не стал его догонять.
Я развернулся и пошел домой...
Я понял, что всё это время нес пакет с его вещами, только когда оказался в пустой квартире. Такая приятная и долгожданная тишина снова окутала меня своим спокойствием. Мне казалось, что это лучший момент в моей жизни за последний год.
Наконец-то никто ничего не громил, не топал, как слон, и не лаял, чтобы получить вкусняшек. Я по привычке убрал обувь в шкаф и направился к телевизору, в который уставился на пару часов.
В руках, как обычно, была тарелка сушеных колбасок и колец кальмара.
– Зевс, иди колбаску дам!
И только после того, как на мой неосознанный крик не послышался топот бегущего из коридора пса, я вспомнил, что оставил его на улице...
Сразу стало как-то не по себе, ведь через полчаса не нужно было идти на улицу гулять, не нужно было потом спихивать большую мохнатую тушку с кровати, прежде чем лечь спать.
В квартире стало тихо и совершенно… пусто.
Я резко осознал, что все хлопоты, которые принес с собой Зевс, только с первого взгляда были невзгодами. Они лишь раскрашивали мою жизнь, потому что без Зевса завтра меня ждал только офис, а дома – трещащий телевизор.
Как я мог оставить его одного на улице?
Так быстро я не одевался никогда. Никогда не спускался с десятого этажа по лестнице быстрее, чем это можно сделать на лифте, и не вспоминал все места, где мы бывали, в надежде, что Зевс окажется там.
Я понял, что мы с ним никогда не гуляли дальше нашего района – что не было даже третью всего городка, а соответственно, неизведанных мест для пса было много. Но сердце звало к нашей площадке...
Я бежал, будто бы опаздывая на последнюю электричку, повторяя лишь одну фразу:
«Хоть бы с ним ничего не случилось!»
Как только на горизонте появилась тренировочная площадка, я сразу начал вглядываться в неё, есть ли там шоколадное пятно, но за деревьями почти ничего не было видно.
Камень упал с души, когда в нашем тренировочном загончике, на месте, где обычно лежит сумка с игрушками, я увидел темный силуэт, дрожащий от страха и уткнувший нос под лапу.
– Зевс! Зевс, ко мне!

Пора прощаться

— Серега, она опять идет! — испуганно сказал Игорь и, затушив сигарету, побежал в магазин. Сергей последовал примеру напарника. «Вот чего ей надо?» — раздраженно думал он, закрывая за собой дверь.
А по заснеженной узкой тропинке со стороны пятиэтажек неспешно шел сгорбленный силуэт.
Через несколько минут в магазин вошла старушка в стареньком пальто и штопаных варежках. А на голове у нее была шапка с бубоном, украшенная снежинками.
— Здравствуйте, ребята.
— Здравствуйте, бабушка, — вытянувшись по стойке смирно, в один голос ответили парни.
Потом Игорек толкнул Серегу в бок локтем, и они одновременно улыбнулись.
Правда, как только она скрылась между рядов, лучезарные улыбки сменили нахмуренные брови.
Эта старушка сразу им не понравилась. Уж больно она подозрительная.
Ходит туда-сюда, смотрит, вынюхивает что-то. Позавчера вообще полчаса простояла в одном ряду.
Если бы Сергей не подошел к ней с дежурной фразой: «Вам подсказать что-то?», то до вечера бы там проторчала.
А всего-то не могла выбрать гвозди…
«Гвозди, блин!». Зачем старушке понадобились гвозди, Сергей не стал уточнять.
За гвоздями старушка пришла в их магазин и на следующий день. И снова она долго не могла выбрать.
«Забыла, что ли, какие гвозди вчера покупала?» — подумал Сергей и поделился своими соображениями с напарником.
«Нет, специально так делает, на стрессоустойчивость проверяет…» — ответил Игорь, старательно протирая пыль на стеллажах.
Он был уверен, что бабулька эта подрабатывает тайным покупателем. Что это хозяин магазина её подослал, чтобы проверить, справляются ли они со своими обязанностями или нет.
— Если мы облажаемся, уволят нас…
Вот они и старались не облажаться.
— Смотри, вон еще пыль на полке лежит. Даже отсюда видно. Иди протри быстро.
Обычно тайные покупатели больше двух дней по одним и тем же «точкам» не ходят.
Но бабуля эта почему-то зачастила.
Вот и сейчас она подошла к прилавку и положила маленький пакетик с гвоздями.
Сергей пересчитал их, потом постучала по клавишам клавиатуры, посмотрел в компьютер и сказал:
— С вас 28 рублей!
Старушка медленно сняла варежку, полезла в карман и достала пригоршню мелочи.
— Возьмите, пожалуйста, сколько надо, — попросила она дрожащим голосом, — не вижу ничего.
Сергей улыбнулся.
«Блин, вот попал…».
В старушечьей ладони не было ни одного большого пятака или желтого червонца.
С третьей попытки у него получилось отсчитать нужную сумму из рублевых монет и он протянул ей пакетик с гвоздями. Бабушка поблагодарила ребят и направилась к выходу.
Когда она ушла, продавцы снова побежали курить, а заодно и обсудить странную старушку.
— Слушай, Серега, ну точно её к нам подослали. Третий день уже ходит.
— Да я уже понял.
— Надоело просто.
— Есть немного…
С минуту они молчали, открывая рот лишь для того, чтобы выпустить табачный дым.
— А с другой стороны, чего мы её боимся? — стал развивать свою мысль Игорь. — Мы же ей не хамим, не обсчитываем её, улыбаемся постоянно, рот уже болит.
Сергей не ответил.
Он смотрел вслед удаляющемуся сгорбленному силуэту и что-то в нем его смущало.
«Ну не похожа она на тайного покупателя. Обычная старушка, которая половину пенсии отдает за квартиру, а на оставшиеся копейки покупает себе дешевую тушенку, ячневую крупу, чай по акции и… гвозди. Блин, зачем ей гвозди?».
Этот вопрос не давал ему покоя на протяжении всего рабочего дня, а потом еще и ночью.
Он представил, как старушка забирается на покосившуюся деревянную табуретку, встает на носочки, чтобы дотянуться до потолка, и прибивает старые отклеившиеся обои к рыхлой штукатурке.
«Блин, а если свалится с этой табуретки?».
Наверное, это было глупо, но в половину первого ночи Сергей поймал себя на мысли, что испытывает к старушки чувства… Исключительно добрые и светлые.
Даже версия Игорька по поводу тайного покупателя показалась ему сейчас несуразной.
Договорившись с самим собой, что завтра обязательно получит ответ на волнующий его вопрос, он уснул.
А утром стоял у дверей магазина, постоянно смотрел на часы и докуривал третью сигарету.
— Может, она больше не придет? — радостно спросил Игорь, вглядываясь в сторону пятиэтажек.
Сергей тоже смотрел в ту сторону, но совсем не разделял радости напарника. «Надо, чтобы пришла».
Выбросив окурок в жестяную баночку из-под кофе, которая находилась прямо под табличкой «Курить запрещено», он открыл дверь, как вдруг услышал недовольное бормотание Игоря:
— Опять идет…
Сергей резко обернулся и, не увидев никого на проторенной к магазину тропинке, удивленно посмотрел на Игоря. «Налево посмотри» — сказал напарник и скрылся за дверью.
Сегодня старушка-покупательница шла к ним не со стороны пятиэтажек, как обычно, а из «Пятерочки», и в руках у нее был большой пакет с продуктами.
Сергей не стал заходить за своей курткой, а прямо в свитере побежал ей навстречу.
— Давайте помогу!
— Ой, спасибо. Думала, что уже не дотащу домой. Мне же пенсию дали сегодня, вот и накупила всего.
— Гвозди будете брать?
— Да, буду. Мне как раз не хватает немного, чтобы завершить начатое.
Когда они вышли из магазина, Сергей взял старушку под руку и повел в сторону пятиэтажек.
На её немой вопрос ответил коротко и ясно:
— Я вас провожу.
Старушка перечить не стала. Наоборот, обрадовалась. А по дороге домой рассказывала:
— Каждый раз беру по чуть-чуть этих гвоздей в надежде, что хватит, а их каждый раз не хватает. А много брать не хочу. Что я потом с ними будут делать?
Они подошли к дому, и в палисаднике, укрытым белоснежным одеялом, Сергей сразу заметил конструкцию, напоминавшую собачью будку. Только вот смотреть на неё без слез на глазах было невозможно. Конструкция эта была собрана из кривых палок, кусков картона и других сомнительного качества стройматериалов, которые были скреплены гвоздями.
Для полного счастья не хватало только нормальной крыши. Видимо, поэтому она и пустовала.
— Так вот для чего вам гвозди были нужны. Вы будку собирали! — догадался Сергей.
— Ну да, гвозди для будки покупала. Не обои же ими прибивать, — по-доброму усмехнулась старушка.
— А для кого она?
— А вон видишь, — показала она рукой в сторону тротуара. — Лежит, бедненький на снегу. Холодно ведь. Решила вот ему домик сделать. Из того, что было.
Сергей посмотрел на дрожащую собаку и сам содрогнулся от холода.

Мы должны его спасти

Дрожащими руками Маша схватила телефон и ещё раз перечитала сообщение от мужа: «Скоро буду дома. Только забегу в магазин».
От магазина до дома пешком минут десять, да и то, если по дороге считать всех ворон на деревьях.
А с того момента, как Петя отправил смс, прошло уже полтора часа.
Она снова набрала его номер и снова кто-то издевательским голосом ответил:
«Абонент не абонент».
— Да что же это такое? — не выдержала Маша и швырнула телефон на кровать.
Правда, тут же взяла его снова. «Вдруг Петька позвонит. А он позвонит! И тогда она ему такое устроит!».
А пока его не было…
…Маша кусала ногти и бесцельно бродила по двухкомнатной квартире, не зная, чем себя занять.
«А если его ограбили? Напали со спины, стукнули кирпичом, вытащили из кармана кошелек, набитый деньгами, и оставили одного лежать на улице? — промелькнула мысль. — И никто ведь к нему не подойдет, не поможет. Подумают, что алкаш».
Маша стала рыться в аптечке в поисках валерьянки.
Когда содержимое коробки перекочевало на стол, она вспомнила, что последние четыре таблетки выпила вчера перед сном. За неделю Маша умудрилась весь «стратегический запас» успокоительного уничтожить.
Что с ней такое происходит, она и сама не понимала. Но нервничала без причины каждый день. Хотя, кажется, догадывалась, почему её распирает изнутри.
В последнее время она стала замечать, что Петя немного охладел к ней. Рано утром уходит, поздно вечером приходит.
После ужина сразу спать. На все её знаки внимания отвечает шаблонно: «Извини, мне завтра на работу!».
Да, он говорил, что у них аврал, но...
А теперь еще и задерживается где-то… «А если он… Нет! Нет! Не думай даже об этом!».
Чтобы не сойти с ума окончательно, Маша позвонила Даше. И снова услышала ненавистный ей голос: «Телефон абонента находится вне зоны действия сети».
Ей хотелось громко кричать и ругаться матом на весь дом. Чтобы все слышали.
Но телефон, будто догадавшись о её намерениях, тихонько пиликнул, а на экране высветилось сообщение от сотового оператора: «Абонент снова в сети».
Маша сначала подумала, что это Петька объявился, но не особо расстроилась, когда увидела номер Даши.
«Хоть до кого-нибудь дозвониться…».
— Алё, Дашка?
— Привет, подруга. Если ты по поводу денег, то пока порадовать нечем, зарплату задерживают. Как дадут — отдам.
— Петя пропал.
— В смысле?
Маша стала рассказывать подруге, как Петя написал ей смс, как уже полтора часа прошло, а его дома нет, как она валерьянку искала и не нашла, потому что…
А потом Маша поделилась еще и своими соображениями по поводу его отсутствия.
— Слушай, ну почему сразу кирпичом по голове? Может, он приятеля встретил или… приятельницу.
Даша хихикнула.
— Ты извини, кто-то звонит мне по второй линии. Если что, перезвоню, — ответила Маша.
— Хорошо, держи в курсе.
Маша сбросила вызов и со всей силы швырнула телефон на кровать. И снова почти сразу взяла его в руки.
Естественно, никто по второй линии не звонил. Маше просто нужен был повод, чтобы закончить разговор.
«Тоже мне подруга… Это же надо додуматься: приятельницу встретил…
А если действительно встретил?».
Маша неподвижно сидела на кровати в спальне, а её взбудораженное воображение рисовало ужасные картины в духе а-ля Голливуд с Петей в главных ролях: то он под магазином лежит и рядом кирпич, то вместе с приятельницей в гостинице…
Когда щелкнул замок на входной двери, Маша от неожиданности вздрогнула.
Но так и осталась сидеть на кровати. Она еще не до конца понимала, что происходит.
— Заходи, заходи, не бойся. Чувствуй себя, как дома, — услышала она знакомый голос.
Такой знакомый…
«Это же Петька!».
Маша выбежала в коридор и замерла. Сделала два шага назад и прислонилась спиной к стене.
— Петя, кто это?
— Это Граф! — радостно заявил муж и погладил собаку по голове. — Скажи, он классный?
«Да уж, назвать Графом вот это...»
— Зачем ты привел его? Ты в своем уме? Если это шутка, то явно неудачная.
Петя улыбнулся.
— Нет, не шутка.
Он подошел вплотную к Маше и аккуратно обнял за плечи, прижимая к себе.
— Я его возле магазина встретил. Его и троих парней пьяных, которые хотели на нем прокатиться верхом. Нет, ну ты представляешь, до чего додумались?
Маша молчала.
— Пришлось вмешаться. Завязалась драка, телефон мне разбили, один из них кирпичом размахивал. Продавец полицию вызвала… Давай поужинаем и я всё расскажу, а?
— Выгони его!
— Маш, ты чего?
— Выгони немедленно, я сказала! От него воняет помойкой! И вообще, может, он бешеный! А еще блохастый… А может, он смертельно болен, раз так воняет…
— Нет, мы его спасём.
— Спасём? Мы? Его?!
«Господи, за что это мне? — думала Маша, отстраняясь от мужа. — Я чуть инфаркт не получила, а он собаку собрался спасать… А меня кто спасать будет?».
Петя пошел мыть руки.
Маша осталась наедине с Графом. Они смотрели друг на друга и молчали.
Маша боялась сдвинуться с места, представляя, как эта псина набрасывается на неё, а Граф всё так же послушно сидел возле двери, наклонив голову и виляя хвостом.
«Вот так всё и происходит: сначала хвостом виляют, а потом зубами в шею».
— Ну что, вы познакомились уже? — спросил Петя, когда вышел из ванной.
— Нет! Я не хочу, чтобы в нашей квартире находилась собака. Она воняет! Я её боюсь!
— Маш, что за истерики?
Маша убежала в спальню.
— Мы должны спасти его, понимаешь? — спокойно сказал Петя, когда вошел в комнату следом за женой.
— А почему другие не помогут? — всхлипывала она. — Мы одни, что ли, в городе живем?
— Маш, перестань! Пойдем ужинать. Я голодный, как собака. Кстати, Графа тоже надо покормить.
Маша поняла, что криками достучаться до Пети не получится, поэтому пошла на хитрость:
— Ты меня не любишь!
— Чушь собачья! Люблю!
— Если любишь, выгони эту собаку. Иначе… — Маша не придумала еще, что сказать.
— Что?
— Иначе я уйду из дома!
— Глупости не говори. Никто никуда не уйдет. Мы теперь одна семья. И твои мужчины хотят есть!
Петя, как мог, пытался сгладить острые углы.
«Боже, что он несёт? — ужаснулась Маша. — Какие еще ЕЁ мужчины? У неё есть только один мужчина».
Маша снова заплакала.
«А собака… Она ведь даже не человек. Может, Петю всё-таки приложили кирпичом по голове?».
— Маш, ужин разогрей!
Она и не заметила, как он ушел.
Делать нечего: пошла на кухню.
Маша разогрела макароны с котлетами в микроволновке и поставила тарелку на стол.
— И ему тоже! — попросил Петя, показывая на Графа, который сидел рядом с ним.
— Вот сам с ним и делись! — раздраженно сказала Маша и сразу ушла в спальню. «Она два часа стояла возле плиты не для того, чтобы ужин собаке скормить».
Закрыв дверь, она схватила телефон и позвонила Даше. Рассказала ей всё.
— Нет, ну а что тут такого? - отвечала подруга. — Главное же, что живой. А то, что собаку домой привел. Ну блин… Я своего Тобика тоже на улице подобрала и нисколько не жалею.
— Ты меня слышишь или нет? — закричала Маша. — Я не хочу, чтобы в моей квартире жила собака!
— Да нормально всё будет, привыкнешь. А Петька твой вообще молодец — собаку от алкашей спас.
Маша отключилась.
Закурить бы сейчас…»
Она бросила курить три года назад и теперь жалела об этом. «К соседу, что ли сходить за сигаретой?».
Дверь открылась и в комнату вошел Петя. Взгляд его был очень встревоженным.
— Маш, что с тобой происходит? Ты уже целую неделю сама не своя. Может, к психологу записаться?
— Это тебе со своей собакой к психологу надо! Нет, к психиатру! — закричала Маша.
— Разве люди не должны помогать животным? Что плохого в том, что я собаку спас от верной смерти? Теперь у неё будет свой дом, еда… Она не замерзнет на улице.
Маша закрыла уши руками и яростно мотала головой.
Она отказывалась верить, что это всё происходит на самом деле. «Может, это просто кошмарный сон?». Маша ущипнула себя за щеку и вскрикнула от боли.
«Нет, не сон… Жаль».
— Ладно, Маш, утро вечера мудренее. Давай завтра поговорим. Ты пока постели Графу в соседней комнате.
— Что?!
— Ну ему же спать где-то надо.
— Нет!
Маша легла на кровать и спряталась под одеялом, давая понять, что разговор окончен и продолжения не будет.
Петя пожал плечами, открыл дверцу шкафа, достал первое, что попалось ему под руку, и пошел «соображать» постель для Графа.
*****
Маша проснулась от того, что кто-то настойчиво теребил её за плечо. Откинув одеяло, она вскочила, как ужаленная, и испуганными глазами посмотрела на мужа.
— Маш, ты чего? Тебе сон плохой приснился? — улыбнулся Петя. — Я на работу побежал.
— А завтрак?
— Не хочется.
— Петь, а ты чего так рано встал? — удивилась Маша, посмотрев на часы.
Обычно это она просыпалась первой, готовила завтрак и только потом будила мужа. А когда он уходил, укладывалась спать дальше. Ей на работу не надо.
— Ну теперь придется по другому графику жить... Ладно, я побежал. До вечера.
Он поцеловал Машу в лоб и ушел. А она еще несколько минут валялась в постели.
— Чуть не забыл: Графа покорми! — напоследок крикнул Петя из прихожей и хлопнул входной дверью.
«Господи! Так, значит, это был не сон!».
Она на цыпочках вышла из спальни и направилась в ванную. С первого взгляда было понятно, что ночью кто-то принимал душ.
«Ну кто-кто, Петя, конечно».
На стенках душевой кабины остались следы от пены, а в поддоне была шерсть.
«Шерсть?! Он мыл здесь собаку?».
Наведя порядок в ванной и приведя в порядок себя, Маша подошла к комнате «для гостей».
Открыв дверь, она сразу увидела Графа, который лежал на диване, который был застелен её любимым покрывалом!

Хороший вкус

Ещё в приюте я заметила, что люди любят солнечные дни. А как же их не любить?
Солнце становится таким весёлым и как бы хохочущим – прямо как наш ветеринар-толстяк; в такие дни оно греет всех без разбору.
Но если бы вы, дорогие мои, знали, до чего приятно в такие яркие, солнечные дни понежиться в квадратиках света на полу, которые отбрасывает солнце через мытое окно кухни!
Если бы вы знали, до чего вольготно живому существу купаться в жидком, горячем солнечном свете в эти блаженные минуты, вы бы, конечно, никогда бы меня не осудили...
Такое счастливое состояние известно каждой кошке. Между тем, именно Нарцисса осуждала меня сильнее прочих. Она жила в этой квартире, кажется, третий год – по сравнению со мной настоящая старожилка.
Она называла меня чужачкой, найдёнышем. На мои кухонные забавы (а все мы, когда Ольги не было дома, жили на кухне) Нарцисса смотрела высокомерно.
По доброте душевной я не напоминала ей о том, что и она иной раз любила погоняться за пёрышком, вылетевшим из пуфа. Да и как бы я сказала ей это?
У самой, мол, рыльце-то в сметане? Да чтобы так ответить, дорогие мои, у меня никакой смелости не хватит!
Она – из благородных, в ней течёт то ли британская, то ли персидская кровь, а я – как она меня назвала однажды? – вырожденка…
Да! Хрюкнула вот так, махнула своим павлиньим хвостом – и отвернулась к своей бадье. То же мне, барышня какая! Да знала бы она… Не с помойки же меня подобрали!
Но всё-таки под её пристальным взглядом мне становилось не по себе. Не находя в себе духу, чтобы отвечать на её обидные уколки, я каждый раз ждала, когда она отвернётся, чтобы снова упасть голым брюхом на тёплый участок пола, согретый солнцем.
И тогда на меня кричали. Попугай Фаддей с высоты своего положения орал из клетки с таким неистовством, будто его, право слово, резал кто-то:
– Кор-рова! Кор-рова!
Или:
– Р-р-разлеглась! Шур-руй на кухню, жр-рать хочу! Бор-рщ! Жр-рать хочу!
И так далее в том же духе… Только черепаха Анфисочка, которая казалась самой старшей и самой мудрой, молчала...
*****
Кажется, незадолго до того, как меня привезли из приюта в эту квартиру, которая была настолько просторной, что при беге от звука моих когтей летело эхо, – так вот, незадолго до этого знаменательнейшего в моей судьбе события, в жизни Ольги произошли какие-то важные перемены.
Я догадывалась об этом, когда Нарцисса, разговаривая с немногословной Анфисочкой, жаловалась на то, что всё, мол, смешалось в этом доме, и что вообще в Датском королевстве как-то гнило и тухло...
Нарцисса говорила сложно, и, когда она не ругалась, я редко её понимала. Одним словом – ваше благородие.
Но многое было, как говорите вы, люди, и дураку понятно. Ольга целыми днями бегала – не как я, по квартире, а из квартиры – куда-то в ледяную и солнечную стынь, – приходила морозная и взмыленная, но неизменно добрая.
Она ласкала меня, и всех нас, только по очереди: умнющая женщина, она быстро поняла, что в живом уголке никто друг с другом не ладит, а точнее – никто не ладит со мной.
Хозяйка видела это и относилась ко мне с какой-то особенной жалостливостью.
Она проводила длинным пальцем по моему носу, гладила мне бока, а по вечерам вообще забирала меня к себе в комнату – святую святых, – и подолгу простаивала перед некой деревянной штукой на трёх ногах, махая в воздухе палочкой, будто колдуя…
Следы её колдовства отражались на большом белом квадрате, крепившемся на трёхногом деревянном козлике. Ольга могла простаивать перед ним часами.
Иногда, отходя от него на пару шагов назад и отирая со лба пот, она наклонялась ко мне и участливо спрашивала:
– Ну как, Клеопатра? Что скажешь? Нравится тебе? Я знаю, уж ты-то меня оценишь… Уж ты-то меня поймёшь… Правда, милютка моя?
Я честно следила за замысловатым процессом от начала и до конца, пока Ольга не ложилась спать, но так и не могла догадаться, что же именно она делала, зачем простаивала перед козликом.
Как бы хотелось спросить у неё! Если бы я умела разговаривать по-человечьи, я бы обязательно спросила, чем она занимается.
И ещё спросила бы, что с ней приключилось, почему она переклеивает обои, ведь никто не драл их, и с кем она ругается по телефону, кто доводит её до того, что она после идёт в ванную и, запираясь в ней, негромко и отрывисто плачет под шум воды…
Ну а я терпеть не могу воду. Ещё с приюта… Это у нас кошачье, скажете вы. Однако! Не в пример другим кошкам я высыхаю быстро. Но и моют меня каждый день – такое себе удовольствие, скажу я вам!
Я никому не жаловалась. Да и как тут было пожаловаться? Нарцисса шикнула бы на меня, что-нибудь в духе:
«Её тут обхаживают, а она ещё и недовольна!»
Что уж говорить про остальных… Анфисочку вообще, кажется, никогда не мыли, если судить по запаху. Какая уж из неё советчица?
*****
Квартира становилась интереснее с каждым днём. Этим стали пользоваться большие люди: они повадились приходить к Ольге...
Они подолгу сидели, разговаривая, когда ругаясь, когда безудержно смеясь. Уходя, они оставляли после себя тяжёлые и сложные запахи.
Самый маленький из больших людей знал, что воды я на дух не переношу, и, пользуясь этим знанием, он гонял меня по всей квартире, поливая водой из противной пшикалки.
Этот маленький человек (Ольга называла его «племяшом») пищал, что бегает за крыской (так он называл меня), и тоже невежливо и некрасиво смеялся, показывая всем свои зубы, многих из которых у него не хватало.
Грузная женщина, самая строгая из больших людей, никак не хотела брать меня на коленки, да я и сама с какого-то момента расхотела: гладила она только длинношёрстую Нарциссу, и гладила с большим удовольствием.
Она первая стала называть меня нехорошими словами на человеческом языке. Иногда, забываясь в хохоте, она-таки хватала меня за мой гладкий живот и разглаживала мои морщины своей мозолистой ладонью, приговаривая при этом:
– Ты не кошка, ты Крыс Крысыч. Инопланетёнок, вот ты кто! Тебе это известно?
И смеялась с ещё большей силой, а вместе с ней и остальные. Не смеялась только Ольга – она неловко улыбалась.
– У тебя, Олька, вкуса никакого нет, – наставительно говорила ей грузная женщина, когда они оставались на кухне одни. – Наворотила из своей жизни чёрт пойми что. Ладно, Дима ушёл, туда ему и дорога…
А ты и рада теперь с ума сходить, да? Ну какой из тебя художник, ты скажи мне? Ты, вон, обои нормально подобрать не можешь, цвета-то какие-то клоунские, взглянуть смешно…
Ещё и кошку такую завела… Это не кошка, а насмешка над кошачьим родом, понимаешь ты или нет?
– Это вы не понимаете, Ирина Владимировна, – отвечала ей Ольга, нисколько, кажется, не обижаясь. – Эта кошка – всем кошкам кошка. Сфинкс называется, благороднейшая порода, между прочим.
Разговор шёл на весёлой ноте, но я чувствовала, что Ольге было очень неудобно, будто вовсе и не она была хозяйкой в собственной квартире, а вот эта женщина, занявшая собой половину стола и дышавшая громко, как слон в телевизоре.
– Что ж в ней благородного, Оля? Какая-то маленькая старуха, ей-богу! Скрюченная, морщинистая… Будто в ванне её держали.
– А она, кстати, любит купаться!
Я знала, что Ольга кривила душой. Она и сама знала, как я относилась к купанию.
– Вот и видно, что она как будто из болота вылезла. Кыштымский карлик, ни дать ни взять. Плохой у тебя вкус, Олька. Одумайся.
– А зачем одумываться? – робко защищалась Ольга. – Не назад же её в приют сдавать, вы что! Я уж привязалась к ней… Я как фотографию её увидела – сразу влюбилась!
– Ну-ну... Ты про Диму-то тоже так говорила в своё время. Или забыла? Одумайся, в общем. Мужья приходят и уходят, а кушать хочется всегда… Займись-ка лучше делом, матушка.
И так далее... Эти споры ничем не оканчивались. Да и может ли спор окончиться чем-нибудь? Хорошо ещё, что не подрались.
Но эти никогда не дрались. Правда, пару раз маленький человек потянул меня за хвост, но это ведь другое, это не считается, верно?
Так или иначе, рано или поздно большие люди уходили, и остальной вечер проходил спокойно. На лице Ольги, кажется, не оставалось ни одного напряжённого мускула, ни одного недоверчивого взгляда в мою сторону, и я радовалась, что слова большой женщины не касались Ольгиной души.
Весь оставшийся вечер мы проводили в её комнате перед трёхногим деревянным козликом. Ольга занималась тем, что она называла «рисованием» (наконец-то я узнала это слово!) и ждала от меня, что я буду вглядываться в её разноцветные квадраты ещё внимательнее.
Я вглядывалась – и действительно что-то находила. Вот этот вытянутый овал похож на здоровую вазу с лилиями, которую я однажды чуть не уронила, носясь по кухне; этот овал более скромен, от него пахнет неприятной сыростью, – это, вероятно, Анфисочка, которую выпустили погулять.
А вот это… это же я! Узнаю, узнаю я эти морщины, эти большие, мамины глаза, которые я только что видела в напольном коридорном зеркале, а тут они будто бы светятся…
И длинный хвост… крысиный… Ничего не крысиный! Само изящество, сама красота! Какая же я красивая!
– Какая же ты красивая! – вторила мне Ольга. – Это не моя кисть… это ты такой красоткой уродилась!
Итак, вечера проходили тихо. Ольга стала чаще бывать дома. Она день ото дня становилась радостнее, и квадраты на трёхногом козлике тоже становились цветастее и ярче, как квадратики солнца на полу в хороший день.
Если за окном светит солнце, то для меня день уже хорош, Ольге, похоже, солнце светило теперь каждый день.
Нарцисса заметила, что Ольга меня любит, и стала реже на меня шикать. Она шепнула Анфисочке, что, коль скоро хозяйка мной довольна, то она, Нарцисса, будет «придерживаться нейтралитета» по отношению ко мне.
Что это значило, я так и не поняла. Но жить стало спокойнее. Ольга, раньше стеснявшаяся показывать свои чувства ко мне в присутствии других домочадцев, теперь гладила меня по пузу без оглядки.
Впрочем, свою порцию тепла получали и остальные, даже дурака Фаддея гладили по клювику, а он только знай себе орал:
– Тр-ребую ещё!
Ольга смеялась и говорила мне:
– Посмотри, Клеопатра, на этого чудика!
Но идиллия продолжалась недолго...
*****
Было темно. Сквозь сон я услышала чей-то грубый, животный вопль, до того резкий и болезненный, как укол неумелого ветеринара:
– Дура! Корова! Это вообще моя квартира! Во что ты её превратила, я тебя спрашиваю!? Мою собственность, моё жилище! Или мирись со мной, или убирайся к чёрту на рога!
Ольга кричала в ответ, а я никогда не слышала, как она кричит, и от этого было ещё страшнее:
– Дмитрий, ты пьян! Прекрати вести себя, как дикое животное! Я поэтому от тебя и ушла!
– Не ты ушла, а я ушёл! Из своей квартиры!
– Да у тебя этих квартир – по всему городу от родни осталось, живи где хочешь, рантье доморощенный! Это мне приткнуться некуда!
Я осторожно выбралась из укромной лежанки. Никто в живом уголке не спал, хотя все пытались изобразить глубокий сон.
Анфисочка вжалась в свой панцирь, Фаддей замер в клетке, свесив голову, но изредка моргал одним полузакрытым глазом.
Нарцисса и вовсе лежала в самом далёком и пыльном углу, за холодильником, свернувшись в жалкий клубочек, показывая всем видом, что здесь её нет и беспокоить её не следует. Уши её дёргались: она не спала и ловила каждое слово из коридора.
А там, в коридоре, становилось всё беспокойнее:
– Ну, корова! Чего ж ты рогами упёрлась? Прячешь, что ли, кого? Снюхалась с кем-то? Завела кого-то?
– Может, и завела, но это уже не твоё дело, – отвечала Ольга спокойнее, пробуя, очевидно, разные тактики. – Тебя это беспокоить не должно. Дмитрий, мы уже не муж с женой; всю собственность разделим, если полюбовно не хочешь…
– Да ты меня и не любила никогда, какая тут любовь! Дура!
– …Если полюбовно не хочешь, то дождись суда. Суд решит, что кому достанется.
– Ах ты…!
Зверь в коридоре окончательно взбеленился. Началось шевеление, бессвязное и пугающее бормотание. Послышались стуки и грохот.
– Давай, давай, помаши кулаками… Ты что, сдурел?! Остановись! Хватит!
– Где он, где твой защитник? А? Струсил? Стру-усил! Пускай выбегает! Я и ему по репе надаю!
Я решила, что мой час настал. Или сейчас, или… от Ольги просто-напросто ничего не останется.
Вспышка света. Быстро бьющийся мышонок в груди – то, что люди называют сердцем… Метеором взметнулась я с кухни, прыгнула прямо между Ольгой и зверем, от которого пахло чем-то убийственно неприятным, и, выгнув спину, громко зашипела.
Зверь постоял в нерешительности, буравя меня озадаченным взглядом:
– Это… это и есть твой защитник? – растерялся он.