Как в Швейцарии детей из неблагополучных семей отдавали в рабство.
Когда 50 лет спустя он снова оказался перед тем самым крестьянским двором во Фрутингене под Берном, у него случился нервный срыв. Жена предупреждала его: «Подумай как следует». Но ему было необходимо побывать там ещё раз - у того двора, где он годами, тоскуя по дому, голодал, терпел побои и главное — отсутствие человеческого тепла. В 1948 году его в возрасте 8 лет забрали у родителей и отдали на воспитание в чужую фермерскую семью. «Распределили», как говорили тогда...
«Зря я вернулся туда», — сказал Альфред Рютер жене по возвращению домой. Ему даже пришлось обращаться за психиатрической помощью, помогли медикаменты. Альфреду до сих пор крайне тяжело справиться с переживаниями, связанными с тем временем, когда он жил в чужой семье. Даже своей жене он рассказал об этом только через несколько лет после свадьбы. Вот как Рютер вспоминает тот день, Пасху 1948 года: «Меня забрали двое мужчин, отец вручил мне картонную коробку с одеждой. ... Моя мать постоянно болела и часто уезжала на лечение. Отец же пытался вести небольшое хозяйство на крохотном клочке земли и ещё подрабатывал на стройке. Но самостоятельно прокормить нас, детей, он уже не мог. Ещё двое моих братьев были отданы в чужие семьи. Оба потом покончили с собой: Ганс в 22, а Рудольф в 24 года. А меня до сих пор продолжают мучить ночные кошмары...»
Это одна из наиболее печальных страниц в истории Швейцарии. О ней не любят вспоминать. Однако ещё вплоть до середины 1970-х годов в этой стране существовало такое социальное явление как «дети по распределению», Verdingkinder или «контрактные дети» — дети, которые изымались у своих родителей, как считалось, из неблагополучных семей, и отдавались в приёмные семьи фермеров, которым была нужна дешёвая рабочая сила. Как считали власти, смысл этого был в том, чтобы спасти этих детей от дурного влияния и для того, чтобы они «не заразились аморальностью и ленью». Однако спасение это практически вылилось в рабство.
«Труд, только труд является наилучшим лекарством от «наследственной лени» и чем тяжелее он, тем лучше» - примерно так гласил лозунг организаций, занимающихся выявлением и изъятием детей из неблагополучных семей. Таковыми являлись те, где был лишь один родитель (например, мать-одиночка, воспитывающая незаконнорожденного ребёнка), пьющие или ведущие аморальный образ жизни родители или просто те, кто не мог прокормить своих детей. Под благовидным предлогом дети изымались из семей и отправлялись в более благополучные семьи. Но на самом деле всё сводилось к тому, что детей просто использовали как дешёвую и бесправную рабочую силу.
⠀
Исследования историка Марко Льюенбергера выявили, что только к 1930 году насчитывалось около 35 000 детей, оказавшихся в роли батраков или на принудительных работах в производстве. Однако учёный выссказал подозрение, что реальная цифра была вдвое больше: в период с 1920 по 1970 год и позднее около 100 000 детей, как полагают, были помещены в чужие семьи или дома.
⠀
На воскресных ярмарках изъятых детей осматривали, оценивали их физическое состояние и продавали фермерам – в прямом смысле, за деньги. При этом они всё время должны были ходить босяком, чтобы отличаться от обычных детей. Иногда им выдавали обувь, но так как дети быстро росли, ботинки становились малы. Босые ноги стали «чёрной отметиной» контрактных детей.
⠀
Таким детям запрещалось многое, например, сидеть за одним столом с другими членами семьи во время еды. Они должны были есть стоя или в амбаре, вместе со скотом. Кроме того, их подвергали физическому насилию, унижали, не лечили, когда они болели, бывали и случаи сексуального насилия. За их судьбами никто не следил, приёмные семьи никто особо не контролировал.
⠀
«Спать мне приходилось на току на старом диване. Света там не было, - вспоминает Альфред Рютер. - Дверь открывалась только снаружи. Это больше походило на тюрьму, чем на детскую. Я укрывался мешками, чтобы хоть как-то согреться. Эти тёмные, полные одиночества ночи до сих пор приводят меня в ужас. Иногда приёмная мать на весь день запирала меня в сарае. Потом в оправдание она говорила, что забыла обо мне или думала, что я сплю. Я и сегодня не могу находиться в запертом помещении. И знаете, до 16 лет я страдал ночным недержанием. Не нужно быть психологом, чтобы догадаться, в чём причина, достаточно просто вспомнить выражение «намочить от страха штаны». Как выяснилось потом, многие «дети с молотка» страдали энурезом...
Кормили меня плохо. Я постоянно хотел есть и иногда ел корм, приготовленный для свиней. Бывало, удавалось украсть из курятника яйцо. Соседи всегда делали вид, что не замечают меня. Вопросов никогда не задавали. Так же как учителя и священник - они все делали вид, что меня нет...»
⠀
Терезию Рор тоже «распределили», когда она училась в первом классе, так как её семья попала в разряд «нуждающихся». Та же судьба постигла и её пятерых сестёр, с которыми её разлучили. Одна из них в 18 лет впервые попыталась покончить с собой. «Её изнасиловал приёмный отец, — рассказывает Терезия. - И два года спустя она утопилась. В возрасте 42 лет покончил жизнь самоубийством и мой брат, и признаюсь, в глубине души я тоже всегда этого хотела». Только потом, благодаря терапии, ей удалось справиться с пережитым в детстве. А сегодня Терезия Рор — соучредительница объединения «”Дети с молотка” в поисках друг друга», членами которого являются свыше 350 бывших «детей по распределению». «Мы хотим помочь ещё живым «детям» и их потомкам научиться помогать себе», - говорит Рор.
⠀
Параллельно с этим развивалась и драма юных матерей-одиночек, у которых отнимали детей. До 1970-х годов в Швейцарии тысячи молодых женщин были заперты в тюрьмах и исправительно-трудовых учреждениях просто потому, что они не соответствовали «нравам своего времени». Им тоже «хотели помочь».
Журналист Доминик Стребель в книге «Взаперти» называет это почти евгеникой – попыткой удалить из общества тех, кого считали «неперспективными» или чьё поведение шло вразрез с принятыми нормами.
В 1940–70 годы в Швейцарии действовали так называемые «законы морали» – набор федеральных и кантональных кодексов, принятых ещё в середине XIX века. По этим законам девушек 14-18 лет могли без суда отправить в психиатрическую больницу или женскую тюрьму, под «административную опеку». Там они находились среди настоящих преступников. Официальные цифры по кантону Берн, например, – это более 10 000 женщин, заключенных в тюрьму без какого-либо суда.
⠀
Урсуле Бионди было 17 лет, когда в 1967 году её поместили в женскую тюрьму на два года на перевоспитание. Её преступление заключалось в том, что она была беременна и не замужем. Родители сами сообщили о ней в органы опеки, уверенные, что помогают дочери.
⠀
В тюрьме Урсула жила бок о бок с убийцами и другими преступниками, которые, в отличие от неё, получали зарплату за свой труд, знали, когда выйдут на свободу, и имели право на апелляцию. Находясь под «административной опекой», беременные девушки работали бесплатно и не представляли, что их ждёт.
⠀
Переломным моментом для Урсулы стало рождение ребёнка. Когда его отнимали, девушка ожесточенно сопротивлялась, а потом просто кричала, несколько раз пытаясь покончить с собой, и чуть не сошла с ума. Через три месяца ей вернули сына и вскоре освободили. Однако другим женщинам повезло меньше. Например, её сокамерница, тоже родившая в тюрьме, долгие годы разыскивала своего ребёнка и так и умерла, ничего о нём не узнав.
⠀
Многие заключённые молодые женщины не только навсегда потеряли своих детей, но и были стерилизованы против воли. Как цинично заявляли представители власти в тот момент – не всех удалось перевоспитать, но по крайней мере удалось исключить опасность создания семьи этими «несчастными».
⠀
Многие сегодня, и прежде всего в самой Швейцарии, задаются вопросом – почему же люди вокруг молчали? Не знали, что происходит? Не хотели знать? «Кто хотел знать – тот знал», считают в Швейцарии. Конечно, люди жаловались, но это было каплей в море. Поднять голос против жестокого обращения с «детьми по контракту» было немыслимо. Тёмная сторона перевоспитания замалчивалась, общество считало его благом.
И потом, если говорить про XIX век, то к детям тогда относились по-другому. Крестьяне и в своём ребёнке видели прежде всего дополнительную трудовую силу, без которой не выжить. Как только ребёнок немного подрастал и набирался сил, он тут же начинал помогать родителям в поле, на ферме или в мастерской.
⠀
Когда в начале XX века фотограф Пауль Шенн и журналист Карл Альберт попытались привлечь внимание общественности к существующей проблеме, никто не захотел их слушать: подобные публикации воспринимались в обществе как голос вопиющего в пустыне. В то время во многих швейцарских деревнях детей бедняков продавали с торгов, и никому в демократической стране не приходило в голову ужаснуться происходящему.
⠀
«Детей чужих, живших в амбарах с животными и почти всегда голодных, воспринимали как норму – их же спасали, они были детьми, «освобождёнными» от своих страшных родителей, совершивших преступления, разведённых или обедневших. Всё, что с ними происходило, было для их же блага. А государство имело свою выгоду – освобождалось от финансового бремени по их содержанию», - так пишет в своей книге «В Хинтервальде» Джоанна Спири, сама пережившая в детстве все ужасы своего «контрактного» положения.
⠀
Историк Марко Лойенбергер, сын бывшего «ребёнка по распределению», посвятил этой теме свою университетскую дипломную работу. Его вывод однозначен: крестьяне считали абсолютно правомерным, что за предоставление жилья, еды и одежды «распределённые» к ним дети должны были платить им своим трудом. Кроме того, приёмные семьи получали на таких детей из коммунальной городской казны доплату за питание, объём которой варьировался в зависимости от возраста ребёнка. «Это сегодня мы обсуждаем на международном уровне права детей, а в XIX и начале ХХ века люди над такими вопросами не задумывались, - говорит Марко Лойенбергер. - Государство при этом, как на федеральном, так и на кантональном уровнях, как будто отказывалось видеть допускаемые при этом злоупотребления: дети бедняков, очутившись в зажиточных семьях, практически низводились до статуса слуг, наёмного скота, их подвергали унижениям и оскорблениям, а зачастую и откровенным телесным надругательствам».
Система «детей по распределению» действовала в Швейцарии вплоть до 1970-х годов - лишь когда пострадавшие женщины и выросшие дети, преодолев стыд, стали публиковать свои истории и требовать отмены закона, правительство начало долгое расследование. Однако не все были готовы говорить во всеуслышание о своём прошлом – большинство выросших детей и их матерей подавляли свои переживания, старались стереть их из памяти. Урсула Бионди нашла в себе смелость публично рассказать о своей истории только в 60 лет. Вместе с другими пострадавшими женщинами она потребовала от властей возмещения морального ущерба.
⠀
В 2011 году женщины, содержавшиеся без суда в тюрьме Хиндельбанк в кантоне Берн, добились официальных извинений от федеральных и кантональных властей. Для них это было главным – официальное признание чудовищного пережитого ими опыта, а так же извинения за то, что они оказались в тюрьме, хотя не совершали никаких правонарушений. Спустя два года, в 2013 году, тему «контрактных детей» окончательно закрыли - тогда правительство Швейцарии принесло официальные извинения пострадавшим и их родным. Всего лишь извинения. Как будто слова могут изменить прошлое тысяч этих людей и излечить их израненные души.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 112
Бедные дети!!!!
По меньше смотрите телевизор, что бы писать о бревне в своем глазу!!!